Чтобы понять яд, которым напоены книг типа «Старца Антония», надо знать необычность устроения православной Церкви. В истории известны два типа организации религиозных общин. Один из них можно назвать харизматическим. Эта модель предполагает, что статус религиозного лидера определяется личными дарованиями человека.

Отзыв о книге «Духовные беседы и наставления старца Антония»

Провокация по имени «Старец Антоний»

Чтобы понять яд, которым напоены книг типа «Старца Антония», надо знать необычность устроения православной Церкви. В истории известны два типа организации религиозных общин.

Один из них можно назать харизматическим. Эта модель предполагает, что статус религиозного лидера определяется личными дарованиями человека, его особыми духовными или магическими способностями (как вариант – в исламе и иудаизме – его личным образовательным цензом). Плюсы такой модели очевидны. Ее недостатком является неустойчивость. Тут и проблема определения доброкачественности духовного опыта лидера, и проблема передачи этого духовного опыта его преемнику.

Вторая модель организации религиозной общины – институциональная. Тут именно место красит человека. Предельно ясно этот принцип выразил Эразм Роттердамский, защищая папский принцип против Лютера: «Бог излил Дух на тех, кому Он даровал должность» . Плюс этой модели также очевиден: устойчивость и стабильность жизни в этой общине. Минус также нетрудно заметить: риск при передаче внешних полномочий потерять искорку духа.

В православии же оба этих принципа совмещаются. Институционально-иерархическое понимание духовенства освобождает прихожанина от необходимости исповедовать и экзаменовать священника, к которому он обратился за совершением таинства или требы. Христианин может не расспрашивать священника о его личной духовной жизни, а просто верить, что он послужит Таинству Литургии независимо от своих личных достоинств или недостатков. Ведь в этом случае священник делится не своим, личным и наработанным, а Божиим.

Но когда речь идет о духовном совете – тут можно искать «харизматика», то есть священника с личным духовным опытом. «Старца». Вот это сочетание священства и монашества, епископата и старчества дает Православию жизненность и устойчивость. И именно на разрыв этого двуединства и направлено острие нынешней «реформации». Главный ее тезис – противопоставление «старчества» епископату (а также приходскому духовенству и богословским школам).

В этой перспективе получившую широкое распространение книжку «Духовные беседы и наставления старца Антония» нельза охарактеризовать иначе как весьма удачный спецпроект по расколу Церкви. Рецепт его прост: конструируется рассказ о некоем благодатном старце. Имя и место его подвига шифруются (мол, не время открывать). Чудеса и подвиги добавляются в необходимом количестве. К ним добавляются нормальные святоотеческие духовные советы. Когда же читатель почувствует родное, святоотеческое в этой книжке и начнет ей доверять, ему будут предложены «новинки». Проверить ничего нельзя: ни издательство, ни автор ни даже год издания не указываются. Остается лишь верить в существование духоносного и образованного старца-исповедника, который учит, что…

Что бензин – это «адское топливо» . Что библиотеки вредны – ибо «каждый человек прочитавший до тебя книжку, оставляет в ней свой отпечаток – либо благодати, либо адского провала» (с. 269). Что «многоэтажки – сатанинское изобретение» (с. 207). Что «создатели электроники бесов сажают туда толпы» (с. 185) (вот, оказывается, что творится на российских оборонных предприятиях!). Что «государство уже является главным врагом спасения» (с. 173) .

«Старец Антоний» представляется как человек с классическим дореволюционным богословским образованием. Он, мол учился в семинарии «за стенами Лавры» еще в царские времена (с. 16). Вот только изготовители этого апокрифа тут промахнулись: семинария в стенах Лавры поселилась лишь в конце 40-х годов ХХ века, до революции в Лавре располагалась только Академия .

В странной семинарии учился «старец». По его словам, «Церковь учит, что антихрист войдет сразу в каждый дом… Сколько споров вызывало утверждение, что антихрист одновременно войдет в каждый дом. И мы в семинарии спорили, еще как спорили! Только с изобретением телевизора все стало понятным» (сс. 62 и 223). И где же это он нашел такое «учение Церкви»? В Писании нет ничего подобного. И у Отцов Церкви такого «пророчества» не было .

И хотя апокриф уверяет, что и с богословским образованием, и с греческим языком у «старца» все было великолепно, тем не менее он демонстрирует абсолютное незнакомство с богословским значением термина «соборный»: «Если бы в отношениях властных начальник-подчиненный было только всевластие одного и глубокое смирение другого, то не было бы необходимости и в Соборности Церкви. Но если бы не Соборность, не осталась бы Церковь и Православной – сколько раз хранителями истины оказывались одиночки, в то время как высшее священноначалие – еретики?!» (с. 83)

С образованием у «старца» плоховато. Оттого и говорит он, что «литвины, чухонцы, поляки – все испытали на себе падение, все прошли страшный путь вероотступничества, но не народ Святой Руси» (с. 257). Да уж вроде страшнее богоборчества и массового отпадения от веры и поругания святынь, чем у нас, ни у кого и не было… Но идеологическая догма тут застилает глаза «старцу». Ну, не любит он, например, городов и фабричный люд («Все это вражеская уловка – собрать людей вместе для совместной работы на заводах, оторвать от Божьего мира. А сами заводы тоже использовать по прямому назначению – уничтожение сотворенного Зиждителем!» – с. 206). Но разве в дофабричную эпоху село было христианским? Большую часть своей истории христианство было религией горожан. И таковой оно снова становится сейчас…

О католичестве у него самые фантастические представления – «Где место человеку, придумавшему, что если папа вынес приговор, не совпадающий с судом Божьим, то последний должен быть изменен в пользу мнения римского епископа. Кажется, так звучит?» (с. 152). Нет, не так. Совсем не так .

Даже об истории ереси жидовствующих у него весьма странное представление: «Все (!) типографии Литвы готовили еретические книги и под видом вещей послов возами завозили в Новгород, Москву» (с. 139). Автор книжки про «старца Антония» поставил восклицательный знак после слова «все». А я бы поставил большой знак вопроса с несколькими восклицательными знаками после слов «типографии Литвы». Дело в том, что в XV веке – веке, когда в Новгороде и появилась ересь жидовствующих (объявилась она в 1471 году), никаких типографий в Литве не было. «В начале 20-х годов XVI века Франциск Скорина приезжает в Вильно и в доме богатого белорусского мещанина Якуба Бабича основывает первую в нашей стране типографию, где издает «Малую подорожную книжицу» и «Апостол»» .

В церковнославянском и греческом языках «старец» силен ровно настолько, чтобы перевернуть смысл богослужебного выражения с ног на голову: «ад всесмехливый начатое дело высмеивания всего Божьего, духовного доведет до конца» (с. 62). Но в аду нет места для смеха. Там место плача. Христианин же может посмеяться над обманувшимся адом. «Ад всесмехливый» значит «ад, достойный всяческого посмеяния». В «Полном церковно-славянском словаре» протоиерея Григория Дьяченко говорится: «Всесмехливый – достойный всякого осмеяния или поругания» . Еще апостол Павел говорил: «Ад, где твое жало. Смерть, где твоя победа». Это некая издевка. Надо заметить, что и в некоторых апокрифах, размышляющих о сошествии Христа во ад звучит эта тема иронической издевки над сатаной.

Познания «старца Антония» в Писании видны из его призыва: «Евангелие следует понимать буквально – сказано бежать в пустыню, вот и беги, не обдумывая святые словеса» (с. 207). Но нет таких слов в Евангелии. «Старец» спутал модную ныне проповедь «Анастасии» и Евангелие . Христос говорит не о бегстве из города в пустыню, а о переходе из одного города в другой город же: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» ().

О пребывании Церкви в пустыне говорит не Евангелие, а Апокалипсис (вот уж книга, при чтении которой буквализм как раз опасен): «И даны были жене два крыла большого орла, чтобы она летела в пустыню в свое место от лица змия и там питалась в продолжение времени, времен и полвремени» ().

В пустыне, в которую «старец Антоний» призывает уходить сейчас (!) он рекомендует взять «буржуйку, лопаты, топоры, одежду, обувь – все, что поможет продержаться три с половиной года. И лекарства и спички и соль» (сс. 217-218). Однако, Апокалипсис и тут говорит нечто иное: «А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней» (). Если понимать это место буквально, к чему и призывает «старец Антоний», то в пустыне надо ждать ангелов с манной небесной, и тогда в «спичках, соли» и тайных огородах не будет нужды.

Вообще эта проповедь бегства на огороды удивляет. Зачем христианину так заботиться о продолжении своей физической жизни на лишние и страшные три с половиной года? Зачем эта забота о лекарствах, если христианин и так уж точно знает, последние дни истории космоса можно будет просто вычеркивать карандашиком из календаря, ведя отсчет от вполне ясной и последней даты (1260 дней со дня коронации антихриста)? Зачем такая забота о максимально удобном и не-мученическом проведении последних дней?

У американского писателя-фантаста Роберта Шекли есть рассказ «Битва» (подозреваю, в оригинале этот рассказ называется «Аrmageddon»). Итак близится день последней битвы, Армагеддона. К главнокомандующему генералу в бункер входит священник и от имени духовенства просит разрешения принять участие в Битве Господней. А вот дальше, пожалуй, стоит привести большую цитату:

«Верховный главнокомандующий Феттерер нервно забарабанил пальцами по бедру. Он предпочел бы остаться в хороших отношениях с этой братией. Что ни говори, а даже ему, верховному главнокомандующему, не повредит, если в нужный момент за него замолвят доброе слово…

— Поймите мое положение, – тоскливо сказал Феттерер. – Я – генерал, мне предстоит руководить битвой…

— Но это же Последняя Битва, – сказал священнослужитель. – В ней подобает участвовать людям.

— Но они в ней и участвуют, – ответил Феттерер. – Через своих представителей, военных.

Священнослужитель поглядел на него с сомнением. Феттерер продолжал: – Вы же не хотите, чтобы эта битва была проиграна, не так ли? Чтобы победил Сатана?

— Разумеется, нет, – пробормотал священник.

— В таком случае мы не имеем права рисковать, – заявил Феттерер. Все правительства согласились с этим, не правда ли? Да, конечно, было бы очень приятно ввести в Армагеддон массированные силы человечества. Весьма символично. Но могли бы мы в этом случае быть уверенными в победе?

Священник попытался что-то возразить, но Феттерер торопливо продолжал: – Нам же неизвестна сила сатанинских полчищ. Мы обязаны бросить в бой все лучшее, что у нас есть. А это означает – автоматические армии, роботы-перехватчики, роботы-танки, водородные бомбы.

Священнослужитель выглядел очень расстроенным. – Но в этом есть что-то недостойное, – сказал он. – Неужели вы не могли бы включить в свои планы людей? – Многие, – сурово произнес священник, – считают, что было ошибкой поручить Последнюю Битву военным. – Извините, – бодро возразил Феттерер, – это пораженческая болтовня. С вашего разрешения…

Он указал на дверь, и священнослужитель печально вышел.

— Ох, уж эти штатские, – вздохнул Феттерер. – Итак, господа, ваши войска готовы?

— Мы готовы сражаться за Него, – пылко произнес генерал Мак-Фи. – Я могу поручиться за каждого автоматического солдата под моим началом. Их металл сверкает, их реле обновлены, аккумуляторы полностью заряжены. Сэр, они буквально рвутся в бой.

— Превосходно, – подвел итог генерал Феттерер. – Остальные приготовления закончены. Телевизионная передача для населения всего земного шара обеспечена. Никто, ни богатый, ни бедный, не будет лишен зрелища Последней Битвы.

— А после битвы… – начал генерал Онгин и умолк, поглядев на Феттерера.

Тот нахмурился. Ему не было известно, что должно произойти после битвы. Этим, по-видимому, займутся религиозные учреждения.

— Вероятно, будет устроен торжественный парад или еще что-нибудь в этом роде, – ответил он неопределенно.

— Вы имеете в виду, что мы будем представлены… Ему? – спросил генерал Делл.

— Точно не знаю, – ответил Феттерер, – но вероятно. Ведь все-таки… Вы понимаете, что я хочу сказать.

— Но как мы должны будем одеться? – растерянно спросил генерал Мак-Фи. – Какая в таких случаях предписана форма одежды?

— Что носят ангелы? – осведомился Феттерер у Онгина.

— Не знаю, – сказал Онгин.

— Белые одеяния? – предположил генерал Делл.

— Нет, – твердо ответил Феттерер. – Наденем парадную форму, но без орденов.

Генералы кивнули. Это отвечало случаю.

И вот пришел срок.

В великолепном боевом облачении силы Ада двигались по пустыне. Верещали адские флейты, ухали пустотелые барабаны, посылая вперед призрачное воинство. Вздымая слепящие клубы песка, танки-автоматы генерала Мак-Фи ринулись на сатанинского врага. И тут же бомбардировщики-автоматы Делла с визгом пронеслись в вышине, обрушивая бомбы на легионы погибших душ. Феттерер мужественно бросал в бой свою механическую кавалерию. В этот хаос двинулась роботопехота Онгина, и металл сделал все, что способен сделать металл.

Орды адских сил врезались в строй, раздирая в клочья танки и роботов. Автоматические механизмы умирали, мужественно защищая клочок песка. Бомбардировщики Делла падали с небес под ударами падших ангелов, которых вел Мархозий, чьи драконьи крылья закручивали воздух в тайфуны.

Потрепанная шеренга роботов выдерживала натиск гигантских злых духов, которые крушили их, поражая ужасом сердца телезрителей во всем мире, не отводивших зачарованного взгляда от экранов. Роботы дрались как мужчины, как герои, пытаясь оттеснить силы зла.

Астарот выкрикнул приказ, и Бегемот тяжело двинулся в атаку. Велиал во главе клина дьяволов обрушился на заколебавшийся левый фланг генерала Феттерера. Металл визжал, электроны выли в агонии, не выдерживая этого натиска.

В тысяче миль позади фронта генерал Феттерер вытер дрожащей рукой вспотевший лоб, но все так же спокойно и хладнокровно отдавал распоряжения, какие кнопки нажать и какие рукоятки повернуть. И великолепные армии не обманули его ожиданий. Смертельно поврежденные роботы поднимались на ноги и продолжали сражаться. Разбитые, сокрушенные, разнесенные в клочья завывающими дьяволами, роботы все-таки удержали свою позицию. Тут в контратаку был брошен Пятый корпус ветеранов, и вражеский фронт был прорван.

В тысяче миль позади линии огня генералы руководили преследованием.

— Битва выиграна, – прошептал верховный главнокомандующий Феттерер, отрываясь от телевизионного экрана. – Поздравляю, господа.

Генералы устало улыбнулись. Они посмотрели друг на друга и испустили радостный вопль. Армагеддон был выигран, и силы Сатаны побеждены.

Но на их телевизионных экранах что-то происходило.

— Как! Это же… это… – начал генерал Мак-Фи и умолк.

Ибо по полю брани между грудами исковерканного, раздробленного металла шествовала Благодать. Генералы молчали. Благодать коснулась изуродованного робота. И роботы зашевелились по всей дымящейся пустыне. Скрученные, обгорелые, оплавленные куски металла обновлялись. И роботы встали на ноги.

— Мак-Фи, – прошептал верховный главнокомандующий Феттерер. – Нажмите на что-нибудь – пусть они, что ли, на колени опустятся.

Генерал нажал, но дистанционное управление не работало.

А роботы уже воспарили к небесам. Их окружали ангелы господни, и роботы-танки, роботопехота, автоматические бомбардировщики возносились все выше и выше.

— Он берет их заживо в рай! – истерически воскликнул Онгин. – Он берет в рай роботов!

— Произошла ошибка, – сказал Феттерер. – Быстрее! Пошлите офицера связи… Нет, мы поедем сами.

Мгновенно был подан самолет, и они понеслись к полю битвы. Но было уже поздно: Армагеддон кончился, роботы исчезли, и Господь со Своим воинством удалился восвояси».

Этот фантастический рассказ – хорошее противоядие против огороднических фантазмов «старца Антония».

Бегство, проповедуемое этим апокрифом, предполагает разлучение не только с городскими квартирами, но и с привычно-каноничным укладом церковной жизни . Это бегство от епископов.

Любимая мысль «старца Антония» состоит в постоянном напоминании о превосходстве «старцев» над предателями-епископами. «Кто обличал впавшее в арианство, монофизитство и прочие ереси священноначалие? Пустынные монахи-отшельники, старцы по нашему. Поэтому все было сделано, чтобы вытравить старчество из церковной жизни» (с. 134). Ну, а главный борец с ересью Ария кто был? Разве не святой епископ Афанасий Великий? А против Нестория кто восстал? Разве не святитель Кирилл Александрийский? А ересь монофизитов (как раз рожденную монахом Евтихием и ревностно поддерживаемую египетским монашеством) разве не обличал св. римский папа Лев Великий?

Как это и характерно для нынешней реформационной литературы, и книжка про «старца Антония» противопоставляет «простого народа» и предаталей-архиереев. «Высшее священноначалие, власть предержащие уже в ересь впали. Но не испорченный народ поддержал праведников» (с. 139). Вообще-то о народном протесте против движения жидовствующих ничего не известно. Протест начался как раз сверху: с новгородского архиепископа Геннадия – второго человека в иерархии тогдашней Русской Церкви.

И вот подобные ядовитые глупости переходят в этой книжке со страницы на страницу. Тут и комсомольские смакования «дорогих машин и неоскудевающих столов высшего духовенства» (с. 274). И разрезы скальпелем в стиле – «Временное правительство приветствовали все, вплоть до высшего архиерейства. Все, кроме старцев, признанных и нет» (с. 141). И личные мемуары, заставляющие вспомнить одного из сыновей Ноя: «Я ему говорю: простите, владыка, а Страшного суда не боитесь? А он мне: то ли будет, толи нет, а пожить и тут хочется!» (с. 100). И указания на сегодняшние реалии: «Проверку силы ада уже провели, присвоив всем номера. С молчаливого согласия, а то и прямого благословения духовенства вся страна превратилась в лагерь… У каждого храма есть настоятель, над настоятелем – архиерей. Кто только за его спиной стоит?» (сс. 132 и 227).

И все это – ради основного тезиса: «служить вне узаконенной государством церкви» можно (с. 197). Если ты считаешь, что тебя отстранили от служения за твою сверхобычную духовность – то имеешь полное право служить без благословения архиерея.

На упоминание о канонах, устанавливающих епископальную структуру церкви, следует ответ: «Единственный и неизменный принцип – соблюдение себя» (с. 289). «Отец Антоний, как соотнести ваше старчество с иерархией и четким порядком в церкви? – А кто благословлял великого Антония? А тысячи подвижников фивейских и нитрийских?.. Почему великий во святых Паисий остался в Валахии, не захотел он этой твоей иерархии?! А почему? Мню, что отнюдь не из-за архиереев, но потому, что Православие – это свобода духа и любое ограничение его уже протестантство» (сс. 286-287). «Ты хотел понять, чем наполнен этот дряхлый сосуд, как он вообще может без благословения правящего существовать, так ведь?.. С чьего благословения служили литургии на телах полуживых мучеников в римских тюрьмах? А причастие пустынников ангелами? Да что там говорить, примеров кажущегося нарушения принятых обычаев в житиях, и в самом Евангелии – множество!» (с. 288 и 190).

И вообще – ныне «окончание времен, вступают в силу другие законы» (с. 270). А то, что Апокалипсис назначен на завтра, для «старца Антония» вне сомнений: «Зачем выплавляется столько стали? Скажи, сколько килограмм железа вы используете у себя дома? Пускай сто килограмм. Умножь на число жителей, добавь нужды армии, общественных дорог. А куда все остальное девается? Идет же оно на подготовку прихода антихриста, вот куда! Значит, не нужно оно все это производство» (с. 257-258).

Правда, и тут есть противоречие внутри самой книжки. С одной стороны, она настаивает, что все самое страшное уже началось и чемоданы надо готовить уже сейчас. С другой, она претендует на предсказательность и обещает, что «Англии не будет, остров уйдет в море, отягощенный океаном грехов… То же ждет и Японию. Китай захлестнет большую часть России. Желтыми будут все земли за горами и после них. Африканцы заполнят наши города и веси» (сс. 170-171). «Скоро греховодники станут потчевать своих гостей блюдами из детских тел, людоедство будет восприниматься вполне нормальным действом, признаком хорошего тона. Ты доживешь» (с. 160). Ну, казалось бы, раз тебе так хорошо известно будущее, то можно установить и последовательность своих действий: вот сначала исчезнут Англия и Япония, потом придут китайцы, потом реклама будет зазывать в дорогие рестораны на дегустацию человечины, ну а потом и явится антихрист. Значит, в промежутке между предпоследним и последним актами и наступает время для бегства (если уж считать его полезным)…

Так проявляется главная линия апокрифа: тайные молитвенные дома и литургии без ведома местного правящего архиерея преподносятся в этой книге как подвиг, а не как нарушение канонических правил (при этом «старец Антоний» лицемерно на каждой странице врет, что он горой стоит за соблюдение этих правил). Впрочем, и правил-то он не знает, а потому и выдумывает, будто «Апостольские правила» запрещают священнику в мирской одежде заходить в алтарь (с. 285). А ведь во времена написания «Апостольских правил» еще не было никакой особой одежды для духовенства, богослужебные же облачения находились в алтаре и чтобы в них облачиться, в алтарь и нужно было сначала зайти в обычной одежде .

Если есть антиминс с мощами – этого достаточно для литургии без благословения правящего епископа (о том, почему именно русские антиминсы позволяют литургисать без архиерея эта книжка рассказывает на с. 191).

Антиминс – «вместо-престолие». Это по сути верительная грамота от епископа, которой он благословляет совершать Литургию в его отсутствие. Поэтому так важна на антиминсе подпись архиерея. А вот вшивание мощей в антиминс как раз необязательно: не мощи святого дают возможность совершения литургию а единство литургисающего священника с Церковью; единство и которое и выражается в его канонической связи с Епископом.

Поэтому и разворачивает священник антиминс на престоле в тот момент ектеньи, когда возносит моление о епископе . При возгласе же в конце ектении о оглашенных – «Да и тии с нами славят…» – священник целует антиминс. Но не то место, где в него вшиты мощи (русская традиция, которой нет у греков), а то место, где стоит подпись епископа. Тем самым священник берет благословение у своего архипастыря на совершение этой литургии в удалении от кафедрального собора.

Но по мнению лиц, стоящих за изданием книги «Старец Антний» подпись архиерея начинает считаться важнее самого архиерея. И в самом деле – в иркутской епархии в 2001 году три священника засобирались в леса – подальше от «печати антихриста», коей они сочли ИНН. Узнав об их призывах, к ним приехал архиепископ Иркутский и Ангарский Вадим, чтобы уговорить беглецов продолжить их обычное пастырское служение. Диссиденты, однако, отказались сослужить со своим епископом и даже не подошли к владыке под благословение. По их мнению, архиерей, принявший налоговый номер, становится безблагодатным вероотступником. И тем не менее, уходя в тайгу, эти священники не забыли взять антиминсы, подписанные архиепископом Вадимом (по милости Божией двое из них уже вразумились и, принеся надлежащее покаяние, вернулись к нормальному церковному служению).

Появление практики раскольничьего обращения со святыми антиминсами, и появление «богословского» оправдания такой практики требует цекрвного обсуждения вопроса об антиминсах. Представляется целесообразным при смене правящего архиерея заменять все антиминсы в епархии – ибо приходские священники составляют собор вокруг своего живого и правящего архиерея, а не вокруг прошлого епископа. Храм, однажды освященный епископом, переосвящать новому архиерею уже не надо. Но зачем, вознося имя одного архиерея, целовать подпись совсем другого?

Святые мощи, вшитые в антиминсы, следует конечно, перелагать в новые антиминсы. Прежние же подлежат хранению в кафедральном соборе, как это и предписывает церковная традиция относительно забрызганных, стершихся или порванных антиминсов.

Возможен и иной вариант: не заменяя сам антиминс, дополнять его подписью нового правящего архиерея. При этом антиминс заново освящать не нужно. Но можно определить, что за дни Цветной Триоди (это время наиболее уместно, потому что Пятидесятница есть день рождения христианской Церкви и есть день сообщения апостолам тех благодатных даров, которые и переданы ими епископам), следующими за назначением нового архиерея, в этой епархии все антиминсы должны быть заменены или дополнены росписью нового правящего архиерея.

… В послании Президента В. В. Путина после захвата школы в Беслане сказано, что против нашей страны ведется необъявленная война. Было бы странно, если бы враги России разрушали ее государственную жизнь, убивали ее детей, но при этом оставили бы в покое духовный стержень русской жизни – Православную Церковь. И в самом деле, мы видим, что последние 10 лет одна за другой следуют попытки внести раскол в жизнь Русской Православной Церкви.

И линию желаемого раскола недруги Церкви и России провели чрез противопоставление епископата и монашества, монашества и духовных школ, монашества и приходского духовенства.

Газеты, анонимные листовки и брошюрки (а порой и не анонимные, а порой и имеющеи ложные благословения и ложные подписи) год за годом твердят одно: иерархия утратила духовность и православность; епископы не то тайные католики, не то масоны-экуменисты; священноначалие, если на него не надавить митингами, не может понять, кто по настоящему свят, равно как и не может увидеть настоящей же духовной опасности (в налоговых номерах или в паспортах).

Тотальное недоверие к епископам, помноженное на слух о наступлении антихристовых времен, дают «богословское» оправдание проповеди решительного самочиния и непослушания, а также практике беззастенчивого попирания церковных канонов. В конце концов в сознании людей, охваченных этой пропагандой, делается допустимым нарушение самого главного, что есть в церковных канонах: церковного единства.

Очень многое сложилось вместе: и массовое полузнайство, и наследие позднесоветского диссидентства, и властолюбие некоторых «православных публицистов», и рассчетливая игра наших недругов. Вместе это поставило нашу церковную жизнь на порог серьезной мутации.

Как ее остановить? – Для начала хотя бы перестать воспевать «простецкую веру».

Протодиакон Андрей Кураев

Десять-пятнадцать лет назад автору этих строк приходилось читать в разных местах лекции об истории старчества, прежде всего об Оптинских старцах. Каждая лекция заканчивалась вопросами: «А есть ли сейчас живые старцы? Где они живут? Как туда добраться и повидать их?» Теперь уже такие вопросы никто не задает, благодаря СМИ имена наших старцев стали известны без преувеличения на весь мир, а в православном быту (если можно так выразиться) разговоры о старцах – самая любимая тема. Рассказывают о том, как ездили к старцу (в первую очередь речь идет, конечно, об отце ), о том, что он им сказал, а чаще всего – что предсказал. Слушая все эти разговоры, невольно задаешься вопросом: так ли уж спасительна эта «страсть по старцам»? Не заменяет ли это настойчивое стремление побыстрее разрешить все проблемы при помощи старца, – внимательного и терпеливого ожидания проявления воли Божией в самих событиях жизни.

Тут вспоминается рассказ прп. . В годы своего послушничества он приступал с заранее подготовленным большим списком вопросов к своему духовному отцу прп. старцу . А тот, не отвечая, на эти вопросы, говорил: «Иди, иди пока». Рассказывая об этом случае послушнику Николаю (будущему прп. старцу Никону), прп. Варсонофий пояснял, что нужно учиться «пожданию», в духовной жизни нельзя торопиться, – и тогда многие сложные вопросы сами разрешатся с течением времени.

Большинство старцев вообще были против страсти к паломничествам, говорили, что волю Божию можно узнать из уст ребенка, если спрашивать с верою; и идти по жизни нужно средним «царским путем»: исповедоваться у своего приходского священника, жить в совете с единомысленными братиями и по уставам Церкви.

Предостерегали людей старцы от лишних вопросов еще и потому, что знали, что человек очень часто неправильно истолковывает слова духовных мужей, а попросту: придумывает то, что ему вовсе и не говорили. Иногда же, получая простые определенные ответы, все равно поступает по-своему. Чаще всего при встрече со старцем действует духовный закон, о котором в одной из бесед с братией своего монастыря сказал старец : «Если человек, который приходит к духовнику, постоянно колеблется, нигде не стоит, то духовник не может найти для него слова, которое бы устранило раз и навсегда какое бы то ни было колебание. Духовник говорит то, что в данный момент может помочь человеку». А ведь мы почти все такие – мы «ни в чем не стоим», все время колеблемся, ветрами своих страстей, настроений, помыслов и представлений. И вот старец нам дает какой-то совет, исходя из нашего сиюминутного состояния, а мы потом начинаем его «тиражировать», предлагать всем и каждому как наилучший рецепт спасения «для всех времен и народов».

Такое положение создается еще от того, что люди не знают в чем исторически состояла суть старческого служения. Издревле это служение было таинством общения духа подвижника и приходящего к нему ученика, – таинством, часто не выражаемом словами. Человек, прибегавший к старцу (в случае монастырских старцев, откуда и пошла вообще практика старческого окормления, – постоянно изо дня в день), открывал ему свои помыслы, просил об уврачевании души. Не практические вопросы решались со старцами (как это в большинстве случаев бывает в наши дни), а вопросы духовные. И исцеление души происходило рядом со старцем постепенно, и не потому, что он произносил постоянно какие-то поучения, а сокровенно молился и передавал силу духовную своему ученику.

В наши дни появилось настоящее духовное искушение (или даже болезнь) – мода на паломничества к старцам. А результат: может быть и неосознанное пленение тщеславием. Болезнь эту прекрасно описал еще в прошлом веке епископ : «Стоит только побывать в каком-либо месте, где процветает старчество, в какой–либо пустыни, у какого-либо подвижника, подобного … стоит только оказаться в кампании подобных странников, как можно уже наслушаться вокруг себя вдоволь разговоров на этот счет… Придем на вокзал и, сидя в ожидании поезда и, следовательно, от нечего делать (как будто у христианина бывает когда «нечего делать»!), услышим, как приехавшая издалека учительница изливает душу какому-то толстому купчику. – Знаете, только я вошла к нему, – я уж вам рассказывала в гостинице о своей скорби и о том, как решила переменить место, – а батюшка прямо мне: «Нет тебе моего благословения, нет благословения…» Но как же, батюшка, говорю я ему, я ведь сон видела и молилась сильно, а он… И далее начинается подробное изложение разговора, к которому и готовиться надо со многими покаянными слезами, постом, страхом Божиим, А здесь первому попавшемуся человеку всю жизнь и искушения свои расскажут; бесовские сны в доказательство «святости» своей молитвы приведут… Но вот в другом углу слышишь: «Я вам, родной мой, это по тайне говорю, вы уж, прошу вас, никому не говорите», – просит мужчина средних лет другого по виду представляющему нечто среднее между «комильфо», «приличным» светским молодым человеком, и новопоступившим, не привыкшим еще ни к скромной одежде, ни к обращению с другими людьми, послушником какого-то строго скита. Очевидно, этот юноша с напускным серьезным видом и напряженными манерами, решил бросить мир и служить Богу. Но страсть тщеславия не дает ему покоя и все время подущает, чтобы он на «пользу» другим рассказал о своем «подвиге» в настоящее – «тяжелое, безверное время» – вслух.- Нет, нет, будьте покойны, – отвечает он своему собеседнику так, что вовсе не надо напрягать слух, чтобы услышать. – Я сам, знаете, так думаю. Я ведь из реального училища, отец у меня неверующий, мать тоже не очень… И вот попал в христианский кружок… познакомился с Евангелием, стал размышлять и решил, что общественная наша жизнь несостоятельна, Даже церковная имеет много худых сторон. Ведь вы представьте себе, у нас, в приходском совете… Ну, я и решил поступать в монастырь, нуждается в служителях, Тем более вот и старец мне сказал… (сели в поезд –Л.И.) И здесь все тоже, одно и то же. Нет священного молчания христианского подвига, нет безмолвия не только души, но и языка. Нет даже желания, чтобы исполнились над человеком слова Самого Бога: «На кого воззрю? Токмо на кроткого и молчаливого и трепещущего словес Моих»(). Но только одно пусто- и празднословие, не укрощаемые и не обуздываемые никаким страхом огня геенского и ответственностью за свои грехи и нечистоту жизни, болтливость, осуждение всех и всего, даже церковных пастырей и порядков, горделивое сознание возможности оказать «Услугу» Церкви и чуть ли не Самому Господу Богу «сделать одолжение»; наконец, легкомысленное отношение к старческим советам и указаниям, проявляющееся хотя бы в том, что о них рассказывают другим (и где же? – в вагоне)».

Так легко реальная духовная польза, полученная при встрече со старцем, теряется, превращается в «слова», «в литературу»… Один батюшка, иеромонах сказал мне, что сталкивался с тем, что «страсть по старцам» рождается из-за дурного недоверия к священству. Это распространено особенно среди начитавшихся духовной литературы молодых людей. Они строят идеальные представления о духовной жизни и хотят чего-то «самого высокого», и приходской священник их перестает удовлетворять. Таких молодых людей и мне приходилось встречать – скитаются они из монастыря в монастырь, ищут чего-то особенного, «переносят на хвосте» слухи и сплетни с разных мест, – сами того не замечая, что духовная жизнь давно уже заменилась чем-то внешним и, честно говоря, пустым. Общаясь с таким человеком, ты уже не видишь, где же он сам, где его собственный, кровью, слезами и потом купленный опыт, – все его разговоры состоят из цитат живых и умерших старцев. Вы скажете: а что же здесь плохого? А то, что все это называется хлестким русским словом «нахватанность», – человек нахватался множества знаний о духовной жизни, но может ли он все это переварить? Может ли все это стать его личным опытом? Или он, как сказано у апостола Павла, так и будет «всю жизнь учиться, ничему не научившись». Так и будет всю жизнь оставаться зубрилкой, не войдя душой и жизнью в суть предмета.

Опять обратимся к беседам отца Софрония. Он призывал своих чад духовных к зрелости, взрослости, ответственности, предостерегал их от того, чтобы постоянно произносить слова типа: «меня так старец благословил». Человек должен уметь сам отвечать за свои слова и поступки. «Когда вы спрашиваете духовника и он говорит вам какое-нибудь слово и вы потом делаете по слову духовника, никогда не говорите, что я сделал так, потому что мне сказал духовник. Духовник для нас как ангел служитель спасения нашего: мы обращаемся к нему, чтобы узнать волю Божию, – и потом несем всю ответственность только мы, а не духовник… Не «меня благословили», а я так делаю, и вся ответственность лежит на мне».

Да в прежние времена именно из старческого окормления родилось духовническое служение, а теперь старцев превратили в оракулов, общественных деятелей. От этого, увы, сейчас и происходит множество недоразумений. Поворот этот произошел в веке Х I Х, когда интеллигенция, вернувшаяся в , нашла оптинских и других старцев и вынесла их имена и поучения «на стогны мира». Вероятно, такова была воля Божия. Но результатом стало изменение представления о старческом служении, которое продолжает и сейчас развиваться в сторону взгляда на старца, как на того, кто может и должен участвовать в жизни государства, решать глобальные мировые проблемы, обращаться с проповедью ко всему народу. И от этого сейчас возникает немало недоразумений. Простые люди недоумевают: а почему у старцев разномыслие, почему, например они не единодушными оказались в отношении к ИНН? Почему по-разному относятся к новому правительству и к разным другим вопросам?

Простите меня, конечно, я не вправе высказываться по такому серьезному вопросу, но думается, нам надо пересмотреть свое отношение к старцам. Ведь мы не знаем примеров из истории Оптиной Пустыни, например, или других монашеских старческих центров, когда старца просили для газеты или для журнала (тогда благо не было теле и аудиотехники) дать интервью, ответить на вопросы «на злобу дня». Старцы, если и говорили о чем-то общезначимом для истории России или даже для человечества в целом, то это было сказано в письмах к конкретным лицам, не предназначенных к тому, чтобы их тотчас же публиковали. Прошло немало времени, письма эти уже после кончины старцев были опубликованы, и теперь они служат нам назиданием. А, если бы их напечатали при жизни старцев, наверняка бы, как это происходит сейчас, они стали бы яблоком раздора между различными силами в обществе.

Если старцы и влияли на ход событий в прежние времена, то это всегда делалось не напрямую, а через духовных чад, – государственных чиновников, писателей, земских деятелей, помещиков. Старцы давали конкретный совет конкретному лицу, а человек в меру способностей выполнял его, и часто деяния, совершенные по совету старца, были причиной серьезных событий. Таким образом старец оставался в тени и его имя не вовлекалось в политические, идеологические и прочие житейские дрязги. И пользы от такого образа действия при влиянии на общественную жизнь было гораздо больше, чем сейчас. А ныне старцев буквально заставляют высказываться публично, надеясь, что их слово успокоит брожение среди православных, но люди, как известно, не успокаиваются, а даже начинают изобретать формулировки типа: «старец такой-то в прелести». Недавняя история с ИНН например, еще раз доказала нам: старческое служение не должно быть публичным. Не надо нашему брату журналисту мучить старцев, не надо заставлять «вещать» и вразумлять народ, как это делали ветхозаветные пророки.

Еще одно болезненное проявление «страсти по старцам» мы наблюдаем в последние месяцы – после блаженной кончины старца Николая Залитского. Его именем пытаются «продвинуть» канонизацию Григория Распутина. И пугают народ: «Если это не произойдет в ближайшие дни – анафема нам всем». Мол, так именно старец и сказал перед смертью. Эти люди опять-таки восстают на традицию – канонизация у нас совершалась всегда как результат глубокого народного почитания и после работы авторитетной церковной комиссии.

Вывод из всего вышеизложенного можно сделать один – «страсть по старцам», как и всякая страсть разрушительна, она ведет к разделениям, расколам, нестроениям. Потому будем любить, почитать старцев, смиряться и благоговеть перед ними, почитать их память, но более всего будем смиряться перед Господом, никем и ничем не будем заслонять Его святого лика. Будем бояться духовных подмен – самого главного искушения нашего времени.

Святой отец, - начал я тихим голосом, - сейчас мной очень сильно овладело одно желание. Верую, что оно от Господа. Хочу очиститься. Вижу, как во мне неистовствуют страсти. Чувствую, что сердце - джунгли, где водятся многие дикие звери, а во главе их - диавол, который делает, что ему хочется. Стремлюсь избавиться от этого ужасного состояния, предать свою душу Богу, чтобы Он просветил ее, чтобы она была Его. Достаточно ее обкрадывал диавол-льстец. Теперь же хочу очиститься, но не знаю как. Услышьте, отче: Хочу очиститься. Укажите мне пути. Готов их принять и слепо следовать всему, что Вы мне скажете.

Я начал тихим голосом, а закончил вопия и плача. Словно гром, прозвучали мои последние слова для пустынника. Столь горячими они были. Он немного помолчал. Взглянул на меня с великой любовью; такую любовь могут проявлять только монахи. Он дал мне понять, что не следует унывать по поводу этой тревоги, поскольку она благословенна.

Когда мы переживаем подобные состоянии, - сказал он, - ясно, что Святой Дух есть и действует в нас. Мы начинаем проходить путь познания Бога. Это первый этап. Если совершенное созерцание Нетварного Света - свет, пленяющий душу, то покаяние и чувство своей греховности - огонь, возжигающий ее. Следовательно, покаяние и желание очистить душу от страстей - время посещения благодати. Только когда она сходит на нас, мы можем видеть свое запустение, печалиться о Боге и стремиться соединиться с Ним. Мы никогда не имели бы таких мыслей и желаний, если бы не благодать Божия.

Мудрый руководитель, опытный духовник, поистине благодатный человек! Сведущий врач, он знает, как смягчить боль, умиротворить, дать лекарство не для упокоения нашего самолюбия, но для возможности оперативного вмешательства и исцеления.

Уяснив это, - продолжал он, - следует указать некоторые пути или, лучше, один, простейший. Не ожидай, что я наложу на тебя тяжкие труды. Лишь молитва Иисусова ("Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя") очищает душу, т.е. непрестанный вопль к Богу, Спасителю нашему. В призывании и единении с Иисусом заключается все наше спасение. Возопиим, чтобы Он пришел и исцелил нас. Являясь больными, будем стенать, и Он, как врач, исполненный любви, поспешит на помощь. Мы, подобно впавшему в руки разбойников, восплачем, и Добрый Самарянин придет, очистит наши раны, приведет в гостиницу, то есть к созерцанию Света, Который зажигает все наше существо. Когда Бог в сердце нашем, тогда побеждается диавол и очищается нечистота, им создаваемая. Следовательно, победа над диаволом является победой Христа через нас. Мы сделаем человеческое (воззовем ко Христу), а Он сделает божественное (победит диавола и очистит нас). Следовательно, не следует стремиться самим делать дело Бога, а Богу оставлять дело человека. Нужно хорошо понять, что от нас зависит человеческое (молитва), а от Бога - божественное (спасение). Все, что совершается в Церкви, есть дело богочеловеческое.

В издательстве нашего монастыря опубликована новая книга — «Житие священномученика Вениамина (Казанского), митрополита Петроградского и Гдовского, и иже с ним пострадавших преподобномученика Сергия (Шеина), мучеников Юрия Новицкого и Иоанна Ковшарова» .

В новой книге известного русского агиографа архимандрита Дамаскина (Орловского) читателю предлагается житие митропо-лита Петроградского Вениамина (Казанского) — одного из первых святителей-священномучеников, не погрешивших своей душой, ни совестью во время начавшихся гонений и отдавших свою жизнь за Христа и Его Церковь.

В сло-вах са-мох-ва-ле-ния и са-мо-оп-рав-да-ния всег-да кро-ет-ся не-по-кор-ность и гор-дость, че-го отв-ра-ща-ет-ся Бог. По сог-ре-ше-нии не-мед-лен-но на-до „бе-жать", ска-жешь: ку-да же? - К ти-хо-му прис-та-ни-щу сер-деч-но-го по-ка-я-ния. Каж-дый ве-чер пе-ред сном выс-ка-жи Бо-гу Серд-це-вед-цу все свои пог-реш-нос-ти, со-де-лан-ные в де-ле, сло-ве, в по-мыс-лах, и верь, что Бог при-ни-ма-ет твое сер-деч-ное по-ка-я-ние. При этом ста-рай-ся сок-ру-шать свое серд-це па-мятью вне-зап-ной смер-ти.

все поучения →

оптинские
книги

Расписание Богослужений

апрель ← →

пн	вт	ср	чт	пт	сб	вс
		1	2	3	4	5
6	7	8	9	10	11	12
13	14	15	16	17	18	19
20	21	22	23	24	25	26
27	28	29	30

Последний фотоальбом

Оптинские праздники 22-24 октября

Видео

Духовные беседы с паломниками

все видеоролики →

Г.П.Черкасова

Государственный исторический музей, Москва

«Беседы» старца Варсонофия Оптинского как источник для изучения его биографии

«Жизнь - это книга. Листы ее - это события нашей жизни…»

Из бесед старца Варсонофия

14 апреля (1 апреля по ст.ст.) 2013 года Православная Церковь отмечает 100-летие праведной кончины одного из своих святых - преподобного Варсонофия Оптинского (в миру Павла Ивановича Плиханкова 1845-1913), канонизированного в 2000 году в Соборе преподобных отцов и старцев, в Оптиной Пустыни просиявших.

Преподобный Варсонофий

Это был один из последних старцев благословенной Оптиной Пустыни - дивный и истинный служитель Христов. Его монашеский путь благословил великий старец Амвросий, а восприемником при постриге в схиму в 1910 году был последний соборно избранный старец Нектарий (Тихонов). Старцу Варсонофию, благодаря непрерывному пребыванию его в Боге и святости жизни, были присущи все дары Духа Святого - благодатная молитва, исцеляющая душевные и телесные недуги, прозорливость, открывающая прошлое и будущее людей, дар чудотворения и пророчества.

Время старческого служения отца Варсонофия - начало 20 века - время для российского общества сложное и трудное. Россия уже стояла на краю пропасти, в которую ввергла ее революция 1917 года. Духовный писатель Сергей Александрович Нилус писал в 1908 году: «В дни разгрома тысячелетнего здания православно-русского духа, в грозные дни, нами переживаемые, дух неверия, вольнодумства, нового язычества, дух антихриста, грядущего в мир, употребляет тысячи всевозможных средств для торжества своей пропаганды: печать во всех ее видах; различные общества и союзы; и, наконец, забастовки всех видов и именований - все это непроницаемой тучей, вырвавшейся из преисподней, охватило самое дыхание русского православного человека, грозя задушить его насмерть» .

В это тревожное время смут и потрясений за разрешением своих сомнений и недоумений под покров оптинской благодати, как всегда, шли православные люди к Отцам и Старцам Оптинским, умевшим эти недоумения разрешить, утешить и укрепить в вере - единственной опоре в грядущих переменах, которые оптинские Отцы чувствовали и предсказывали.

Началом старческого служения преподобного Варсонофия можно считать 1906 год: 9 января он был назначен братским духовником Оптиной Пустыни, а затем, 29 июня 1907 и начальником Иоанно-Предтеченского скита. К этому времени он прошел все ступени духовного становления под руководством старцев Нектария (Тихонова), Анатолия (Зерцалова) и Иосифа (Литовкина). Из блестящего военного, каким был в миру Павел Иванович Плиханков, он превратился в замечательного старца Варсонофия - в «духоносного воина Божьей рати» . Поток богомольцев в годы его старчества был велик; к этому времени уже окончили свой жизненный путь о. протоиерей Иоанн Кронштадтский и старец о. Варнава Гефсиманский , и многие их духовные чада стали обращаться к помощи и духовному руководству оптинского старца Варсонофия. Он, действительно явился, по словам молитвы, «монашества непоколебимым столпом» последних лет «старой», дореволюционной Оптиной Пустыни.

В 2009 году Оптина Пустынь издала книгу «Преподобный Варсонофий Оптинский» , которая представляет собой наиболее полное издание духовного наследия преподобного Варсонофия. В книгу вошли воспоминания о старце современников и духовных чад; сохранившиеся в архиве Оптиной Пустыни документы, письма и автограф старца - дневник «Келейные записки», а также тексты «Бесед» старца Варсонофия с духовными чадами; его духовные стихотворения и сборник материалов о последних днях жизни, кончине и погребении старца Варсонофия - «Венок на могилу Батюшки», изданный в 1913 году к 40-му дню его праведной кончины - и это практически все, что сохранилось после революционного лихолетья.

Замечательное издание 2009 года дает нам возможность представить старца Варсонофия, понять силу его духовного облика и характер пастырского руководства.

К сожалению, дореволюционная Оптина Пустынь не оставила нам жизнеописания старца Варсонофия, не успела…

Но намерение написать его было - в брошюре , выпущенной к 40-му дню кончины старца, в составлении которой принимал участие его ближайший ученик о. Николай (Беляев), будущий преподобноисповедник о. Никон, есть обращение ко всем, знавшим старца, прислать в Оптину Пустынь свои воспоминания о нем. Это была оптинская традиция - обитель начинала собирать материалы о своих старцах и составлять их жизнеописания вскоре после их кончины. Как правило, составителями были ученики старцев; и эта преемственность имела свои плоды - жизнеописания оптинских старцев, составленные в Оптиной, были достоверными, живыми и одухотворенными.

В исследовательской работе В.В. Кашириной «Литературное наследие Оптиной Пустыни» показано, насколько многогранно было это наследие и какие особенности имел жанр житийной литературы, так любимый в обители. Оптинские агиографы , сохраняя каноничность и характерные черты древнерусских житий, прежде всего - подлинность и достоверность повествования, творчески подходили к составлению жизнеописаний. Они подробно перечисляли все источники, важнейшими из которых были воспоминания ближайших учеников и последователей старцев, выписки из Летописи скита Оптиной Пустыни, собственные письма старцев, случаи чудесной помощи и исцелений. Авторские отступления часто вносили в повествование яркие черты, показывая путь подвижника к святости и являя образец для подражания, и в то же время делали чтение интересным. В сохранении благодарной памяти о старцах оптинские агиографы видели свой священный долг.

Жизнеописание старца Варсонофия появилось уже в наши дни, его составил Виктор Афанасьев, в иночестве - монах Лазарь , церковный писатель, в творчестве которого оптинская тема занимает важное место .

Виктор Афанасьев составил жизнеописание преподобного Варсонофия в традициях оптинской агиографии и на той же источниковедческой базе, что представлена в последней книге о старце, изданной Оптиной Пустынью.

Анализируя источники, имеющиеся для работы над жизнеописанием, Виктор Афанасьев отметил недостаточность материала, но, будучи талантливым писателем, он составил замечательное житие преподобного Варсонофия. Раскрывая жизненный путь преподобного, показывая его духовное возрастание на пути к святости, кроме документальных свидетельств и воспоминаний современников, автор вводит в повествование и духовную поэзию старца, и отдельные выдержки из его бесед со своими чадами.

Виктор Афанасьев справедливо назвал составленное им жизнеописание житием: канонизация старца Варсонофия последовала через 5 лет после выхода книги - в 2000 году.

Биография - это описание событий жизни. Жизненный путь монаха делится на два периода - жизнь в миру и жизнь в монашестве.

Старец Варсонофий, в сравнении с другими старцами, имел, пожалуй, перед приходом в Оптину Пустынь самый большой опыт жизни в миру. К 10 февраля 1892 года, когда он был зачислен в скитскую братию и одет в подрясник, ему шел уже 47 год… Впервые полковник Павел Иванович Плиханков с твердым решением оставить мир появился в Оптинском скиту у старца Амвросия в августе 1889 года. Старец Амвросий благословил его намерение, но после этого Павел Иванович еще два года жил в миру. 13 сентября 1891 года он встретился еще раз с отцом Амвросием в Шамордино и получил последнее благословение великого старца. Павел Иванович отправился в Иоанно-Предтеченский скит с отцом Димитрием (Болотовым), молился на всенощной в соборе монастыря, а затем на три месяца покинул Оптину и уехал в Оренбург, чтобы получить благословение на иночество у матери и окончательно расстаться с миром. Вернулся Павел Иванович в Оптину к Рождеству Христову (25 декабря 1891 года), поступил послушником в Иоанно-Предтеченский скит, стал келейником старца Нектария и духовным чадом сначала старца Анатолия, затем старца Иосифа и начал свой многотрудный и такой желаемый для него монашеский путь - путь духовного возрастания от послушника Павла до старца Варсонофия.

События монашеского периода жизни старца Варсонофия хорошо известны из Летописи скита, собственных келейных записок старца и писем , к сожалению, немногих, сохранившихся в архиве монастыря после его закрытия и разорения. Существуют и воспоминания о старце Варсонофии - это живое слово его современников и духовных чад .

Хронология этого периода жизни преподобного Варсонофия Оптинского представлена в Приложении.

Основным же источником сведений о его жизни до поступления в Иоанно-Предтеченский скит (это две трети его жизненного пути) являются беседы, которые старец вел со своими духовными детьми в скиту Оптиной Пустыни, а затем в Старо-Голутвином Богоявленском монастыре близ Коломны, настоятелем которого он был назначен в последний год жизни. Других источников, к сожалению, нет…

До нас дошли 47 бесед, записанных в скиту, и 21 беседа в Старо-Голутвином монастыре. Неизвестно, кем именно они были записаны, и сохранилась ли рукопись. Существование двух разных текстов в беседе от 3 января 1912 года дает возможность предположить, что они могли записываться одновременно разными людьми, а затем сводиться в единый текст.

При сравнении текстов бесед в различных изданиях, например в последнем оптинском издании 2009 года и издания «Даниловского Благовестника» 1993 года, где были опубликованы 18 бесед старца Варсонофия, обнаруживаются незначительные стилистические разночтения.

Беседы старца Варсонофия с его духовными детьми следуют в хронологическом порядке: от беседы в 1907 году до последней беседы, датируемой 22 февраля 1913 года. Старец очень любил эти встречи со своими чадами. Одну из бесед он начал словами:

«Слава Тебе, Господи, что мы опять собрались все вместе. Люблю я эти вечера: на них отдыхаю я душою» .

Иногда в начале беседы звучали слова из стихиры: «Днесь благодать Святаго Духа нас собра».

В одной из бесед после этих слов, приводя слова Спасителя: «Идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту Есмь посреде их. » ,старец сам назвал эти беседы духовными:

«Это слова Спасителя, а они неложны, следовательно, Сам Господь теперь посреди нас» .

Интересно и замечание старца Варсонофия, который за множеством дел скитоначальника не имел времени готовиться к этим беседам:

«Беседы свои я говорю экспромтом, не приготавливаясь, что внушит мне Господь, о том и беседую с вами, как тот нищий, про которого Полонский говорит: И что Господь ему пошлет, Все с благодарностью берет, а после делит пополам с такими ж нищими, как сам» .

Здесь старец, будучи художественно одаренной личностью и духовным поэтом , перефразировал строки стихотворения Якова Полонского «Нищий».

Об основной теме бесед со своими «детками», как старец Варсонофий с любовью называл своих духовных чад, он говорит так:

«Наше бо житие на небесех есть - это всегдашняя тема моих бесед; этою мыслью отрываю я себя и своих слушателей от привязанности к земному, тварному» .

В другой беседе он высказывается еще более определенно:

«О чем же будем беседовать? Главная тема моих бесед всегда одна и та же - как получить спасение. Вот тема старая, но притом вечно новая» .

Уже в Голутвине, будучи настоятелем, в одной из бесед он напомнит своим духовным детям обстановку келлии в скиту, где велись эти беседы:

«Помните, как мы собирались в моей маленькой моленной, которая едва могла всех вместить? Кто располагался на диванчике, кто на стульях, а кто на скамеечке. И беседовали мы иногда часа по два или три при мерцающем свете лампады перед Ликом Спасителя, кротко взиравшего на нас, а с полотна вырисовывалась белоснежная фигура Ангела. Хорошо нам было! Отдыхали и вы, и я душою» .

И еще заметим, что беседы велись в келлии скитоначальника, бывшей в свое время келлией старца Макария (Иванова), одного из основоположников оптинского старчества и почти двадцать лет исполняющего обязанности скитоначальника.

Главное в беседах - духовные темы, потому вектор повествования старца всегда неизменен - это стремление к Богу, руководство пасомых им душ к жизни во Христе, а значит, к их спасению. Речь в келлии шла о вечном: о вере, об исполнении заповедей Христовых, об Иисусовой молитве и молитвенном подвиге, о Кресте и крестном знамении, о Рае и аде, о милости Божией и благодати, о борьбе со страстями и блаженстве - обо всем, что составляет смысл жизни христианина и что волновало его духовных детей.

Много внимания в беседах старец уделяет вопросам современной ему общественной жизни и культуры - живописи, музыке и классической литературе, которую он хорошо знал и любил .

Рассказ же о своей жизни, автобиографические сведения, старец Варсонофий включает в духовную канву бесед по мере необходимости, раскрывая духовный смысл каждого конкретного события. Вспоминаемых старцем событий его собственной жизни в беседах немного, и они часто имеют сокровенный, мистический смысл. Собранные воедино эти немногочисленные сведения дают нам представление о пути духовного возрастания Павла Ивановича Плиханкова.

Например, в первой беседе, где старец рассказывает о себе, о своем происхождении, детстве и юности, он обращает внимание слушающих на то, как Господь неисповедимыми путями вел его к монашеству. Отец Варсонофий вспоминает произошедшую в детстве встречу, во время прогулки с отцом в парке, с загадочным старцем, и созревшее, в свое время, твердое решение не жениться, а в конце беседы дает важный пастырский совет:

«Если посмотреть на жизнь внимательно, то вся она исполнена чудес, только мы часто не замечаем их и равнодушно проходим мимо. Да подаст нам Господь разум внимательно проводить дни своей жизни, «со страхом и трепетом свое спасение содевающе. Аминь.» .

Монашество - это, прежде всего, звание Божие (т.е. призыв Божий). Оптинские старцы часто обращают на это внимание; говорит об этом и старец Варсонофий в одной из бесед:

«Если Господь призывает человека на служение Себе в иноческом чине, то надо все бросить и последовать призыву Божию» .

События своей жизни старец Варсонофий вспоминает в беседах всегда без указания конкретных дат. Только одна дата названа старцем, и вспоминает он о ней дважды, в двух беседах . Это 17 сентября 1883 года, когда Павел Иванович Плиханков, будущий старец Варсонофий, принял решение последовать призыву Божию и оставить мiр:

«<…> я действительно умер в тот день, но умер для мiра…» . В этих двух беседах старец вспоминает сон, приснившийся ему 17 сентября 1883 года. Об этом же сне он рассказывает послушнику Николаю (Беляеву), будущему преподобноисповеднику о. Никону .

О решительности, с которой будущий старец Варсонофий удалился от мiра, свидетельствует и другой источник - воспоминания его духовного сына, о. Василия Шустина, описавшего это событие так:

«И вот заболел батюшка воспалением легких. Доктора определили положение безнадежным. Да и батюшка - а тогда полковник П.И. П. - почувствовал приближение смерти, велел своему денщику читать Евангелие, а сам забылся… И здесь ему было чудесное видение. Он увидел открытыми небеса, и содрогнулся весь, от великого страха и света. Вся жизнь пронеслась мгновенно перед ним. Глубоко был он проникнут сознанием покаянности за всю свою жизнь, и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину Пустынь. Здесь у него открылось духовное зрение. Он уразумел глубину слов Евангелия.<…>Это была тайна батюшки. Говорить о ней стало возможным только после его смерти» .

Сон или видение во время тяжелой болезни? Что же было? Это тайна. Но благодаря рассказу старца Варсонофия об этом событии становятся понятны известные слова старца Нектария: «Из блестящего военного, в одну ночь, по соизволению Божию, он стал великим старцем» .

К этому решению - окончательно оставить мiр - Павел Иванович шел постепенно, но неуклонно. Здесь уместно вспомнить слова великого старца Амвросия, сказанные им на общем благословении в праздник Всех Святых:

«Все они <святые> были, как и мы, грешные люди, но покаялись и, принявшись за дело спасения, не оглядывались назад, как жена Лотова» .

Эти слова в полной мере можно отнести к жизни Павла Ивановича Плиханкова. Вот что говорит старец в одной из бесед:

«Было время, когда я жил, не скажу в отчуждении Бога, но как все живут. Целым рядом совпадений, казавшихся мне тогда простыми случайностями и понятых мною только впоследствии, вел меня Господь к духовному перерождению» .

К 17 сентября 1883 года Павлу Ивановичу исполнилось 38 лет. Он уже в чине полковника, служит в Казани; получив хорошее воспитание и образование, он вращается в свете и знает его; он любитель театра, музыки и знаток литературы. Но главное, что было в этом блестящем военном - это желание спасения души. Старец Варсонофий в одной из бесед так вспоминал эти годы:

«У меня всегда было желание спасения, но окружающие меня люди были равнодушны к вере, опоры найти было не в ком. А между тем мысль говорила мне, что так жить нельзя. Я не знал, на что решиться. <…> Всегда ходил ко всенощной в церковь св. Иоанна Крестителя при монастыре и молился. У обедни часто бывал в Спасо-Преображенском соборе и там у раки святителя Варсонофия молился. <…>Не знал я, что выбрать. Идти в монастырь боялся: там поклоны да посты - редька, квас, а я избалован; затем командовать все станут, а я привык к некоторой власти, не выдержать мне. Но Господь все устроил…» .

Здесь он говорит о старинном Ивановском монастыре во имя Иоанна Предтечи, основанном еще Иоанном Грозным, настоятелем которого в упоминаемый период был игумен Варсонофий. Павел Иванович впервые посетил этот монастырь на Страстной неделе Великим постом, и впоследствии будет в нем «частенько бывать <…> к великому смущению своих сослуживцев» .

Молился Павел Иванович и в Спасо-Преображенском соборе в Казани у раки Святителя Варсонофия. В одной из бесед старец объясняет своим чадам это водительство Божие, которое он всегда чувствовал, но с определенного момента своей жизни особенно:

«Смотрит Господь на сердце человека, и если видит сильное желание исполнять Его святую волю, то помогает ему имиже Сам весть судьбами» .

А что же мiр? Старец так говорит своим чадам: «И с этого времени мiр восстал на меня. Начались бесчисленные толки о моем странном образе жизни.<…>все успокоились на одном выводе: сердечно его жаль, а умный был человек. Эти и подобные толки еще более способствовали отдалению моему от мiра» .

Удаление от соблазнов мiра старец вспоминает во многих беседах без указания дат, и поэтому трудно восстановить хронологическую последовательность этих событий. Очевидно одно - путь духовного возрастания был долгим: «…целых десять лет прошло среди искушений и исканий прежде, чем я нашел истинный путь» .

В разных беседах, рассказывая о поиске своего истинного пути, т.е. пути монашеского, старец Варсонофий говорит: «Да, тяжело спасаться в мiру, но все-таки возможно. Есть разные пути ко спасению» . В нескольких беседах старец вспоминает матушку Евфросинию, подвижницу благочестия, с которой он встречался в Казани , и дает духовный совет: «Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову, и Он не оставит вас» .

С определенного времени Павел Иванович перестает посещать большие, шумные собрания и театр. Однажды во время представления «Гугенотов» ему вдруг пришла мысль: «А что если я сейчас умру, куда пойдет душа моя?» - и он уезжает, и больше никогда не посещает театр. К рассказу об этом старец добавляет:

«Очень мне захотелось узнать через несколько лет, кто помог мне уйти от «Гугенотов». Оказалось, что в первый раз «Гугеноты» шли 4-го октября - память святителя Варсонофия. Понял я тогда, что этот святой и убедил тогда меня уйти из театра.

Много лет прошло после того. Я был уже в монастыре, готовился к постригу. Вдруг я опасно заболел. Все отчаялись в моем выздоровлении, решили скорее совершить пострижение. Помню, наклонившись надо мною, спрашивают: «Какое хочешь получить имя?» Я с трудом едва мог ответить: «Все равно». Слышу, при пострижении именуют меня Варсонофием.

Следовательно, и здесь Святитель не оставил меня, но пожелал быть моим покровителем. Аминь» .

Есть в беседах старца и интересное замечание о музыке:

«Когда я был в мiру, то любил оперу. Хорошая серьезная музыка доставляла мне удовольствие, и я имел всегда абонемент - кресло в партере. Впоследствии, когда я узнал другие, духовные утешения, опера перестала меня интересовать. Когда в сердце закроется клапан для восприятия мiрских наслаждений, тогда открывается иной клапан, для восприятия духовных» .

В течение шести лет Павел Иванович искал монастырь, но «ни одного не нашел по духу» . Совершенно успокоился он, когда последовал совету одного доброго человека: «Положитесь во всем на волю Божию, не предпринимайте сами ничего». Старец в одной из бесед так вспоминает этот период своей жизни:

«По силе своей молился, прочитывая утренние и вечерние молитвы, иногда прибавлял канончик. Много молиться мне было некогда по обязанностям службы» .

Однажды обязанности службы привели Павла Ивановича в штаб с докладом к начальнику. В ожидании приема он заметил на столе книжку в коричневой обложке.

«Взял, посмотрел, как называется - «Вера и разум» (журнал, издававшийся в Харькове архиепископом Амвросием), стал перелистывать: <…> Читаю: «В Калужской губернии, недалеко от города Козельска, находится Оптина Пустынь, и в ней есть великий старец о.Амвросий, к которому ежедневно со всех концов России притекают тысячи богомольцев за разрешением своих недоумений». «Так вот кто укажет мне, в какой монастырь поступить» - подумал я и решил взять отпуск» .

Дальнейшие события известны - в августе 1889 года Павел Иванович впервые в скиту встретился со старцем Амвросием, получил благословение и на два года возвратился в Казань. В одной из бесед старец Варсонофий так рассказывает об этих событиях:

«Боже, как восстал на меня враг в эти два года! <…> Через два года снова отправился я к батюшке Амвросию, который в это время находился в Шамордине. Встретив меня, Батюшка сказал: «Теперь подавай в отставку и к празднику Рождества Христова приезжай к нам, я скажу тебе, что делать» .

Перед поступлением в монастырь Павел Иванович поехал помолиться к преп. Сергию, которого считал своим Небесным покровителем; побывал он и у известного о. Варнавы. Об этом старец также вспоминает в беседе:

«В это время в Черниговском скиту подвизался о. Варнава. Пошел я к нему на благословение. Благословил он меня да и говорит: «Простудился, жениться надо». Эти слова привели меня в страшное смущение. <…> Когда я, уже бывши иноком, рассказал об этом батюшке о. Анатолию, то он мне так растолковал эти слова: каждая душа христианская есть невеста Христова, следовательно, «надо жениться», то есть соединиться со Христом, слово же «простудился» означает духовную болезнь, от которой страдает человек, пока не вообразится в нем Христос» .

По пути из Казани в Оптину Павел Иванович остановился в Москве и был на всенощной в храме Христа Спасителя. В одной из бесед старец вспомнил эту службу - первая половина ее показалась ему тогда томительна из-за отсутствия регента; вторая, когда пришел регент, торжественна и радостна. Рассказывая об этом, старец соотнес это обстоятельство с этапами своей жизни:

«Уже впоследствии я понял значение того, что раньше казалось мне простой случайностью: всенощная в Москве была изображением моей жизни, сначала печальной и тяжелой, затем радостной о Христе. Такова и наша жизнь. Сначала необходимо понести досаду креста, а после уже испытать славу креста…» .

В Калуге Павел Иванович по совету духовных людей посетил блаженную Аннушку и юродивого Иоанна. Сокровенный смысл их поведения и слов уже в скиту объяснил послушнику Павлу старец Анатолий. Вспомнив в одной из бесед эти посещения, старец Варсонофий напомнил своих духовным детям о внимательном отношении к жизни:

«Истинно, нет ни одного даже случая ничтожного, который не имел бы значения, только часто мы этого не понимаем. Да поможет нам всем Господь внимательно проводить дни своей жизни, чтобы по смерти войти в Царство незаходимого света. Аминь» .

В беседах нашли также отражение два события, произошедшие в монашеский период жизни старца. Первое из них - пребывание в Маньчжурии во время русско-японской кампании; второе - перевод старца Варсонофия из скита Оптиной Пустыни в Богоявленский Старо-Голутвин монастырь близ Коломны. Эти два события, казалось бы, такие разные, были объединены для старца Варсонофия духовным смыслом: оба они соотносились со скорбным несением Креста Христова.

О пребывании в Маньчжурии старец Варсонофий упоминает несколько раз. В одной из бесед в связи с этим событием он использует интересное и неожиданное образное сравнение:

«Не так давно по неисповедимым путям Божиим я попал в Маньчжурию в качестве духовника при Тамбовском отряде Красного Креста. Ежедневно привозили множество раненых, и я, как Господь помогал, утешал, а умирающих соединял со Христом Причащением Святых Таин» .

Однажды был привезен в госпиталь умирающий, без сознания, больной инфекционной японской чумой, и батюшке не разрешили к нему подойти.

«Действительно, доктор был прав: исповедовать и причащать человека, находящегося без сознания, невозможно. К утру больной умер, хоронили его с большими предосторожностями. Этот случай сходен с тем, что происходит в духовной жизни. Еретики - это тяжко больные, вступать с ними в беседу могут только люди, облеченные «во вся оружия», например пастыри Церкви; благодать, почивающая на них, спасет их от заразы, но опасно подходить к ним обыкновенным людям - они легко заразятся и могут погибнуть навеки» .

Так в духовную канву беседы включено событие жизни старца и одновременно использовано сравнение, точное и выразительное.

Второе событие - перевод старца Варсонофия из родной обители в Старо-Голутвин монастырь, в котором старец, уже в сане архимандрита, пробыл настоятелем лишь год. Подняв обитель из запустения, старец Варсонофий здесь же 1(14) апреля 1913 года отошел ко Господу. Перевод старца явился следствием так называемой «оптинской смуты». Причины и исторические предпосылки этого события раскрыты в статье оптинского насельника иеромонаха Симеона (Кулагина), размещенной на официальном сайте Оптиной Пустыни.

Старец Варсонофий обращается к этому событию в беседах несколько раз и, конечно, осмысливает его с духовной точки зрения. Невозможно не почувствовать, как велика была скорбь старца. Впервые касаясь этой темы, он еще надеялся, что решение о переводе не окончательное, и успокаивал своих духовных чад:

«Успокойтесь, не скорбите. Правда, мне предложили место архимандрита, и с моей стороны было бы дерзостью сказать: «Не хочу, не пойду», - я всегда подчинялся воле Божией и Св. Синоду; но я, как милости, прошу оставить меня здесь. Куда я в 70 лет буду разъезжать по чужим монастырям? Есть много людей, гораздо более достойных, чем я, чтобы занять это место. Что я, старая развалина!» .

В следующей же беседе, когда решение о переводе уже было принято и старцу разрешено лишь встретить Пасху в родной обители, отец Варсонофий раскрыл истинные причины перевода и сравнил его с Маньчжурским назначением . Вывод же из создавшейся ситуации старец сделал такой: «Верно, так угодно Господу, и я спокоен.<…> но да будет воля Божия» . Уже в Голутвине в одной из бесед он скажет:

«Да, не думал я попасть сюда! Рассчитывал два-три года погостить еще в Оптиной с детками, а потом уйти в безмолвную келлию, не других грехи рассматривать, а оплакивать свои собственные, чтобы приготовиться к переходу в вечность» .

О скорби и внутренней борьбе старца Варсонофия, связанной с необходимостью покинуть духовную родину, говорят слова, сказанные им в одной из последних бесед в скиту. Удивительно образно представляет старец слушателям свое положение в этой ситуации:

«Мое теперешнее положение напоминает следующее: шел я по прямой дороге, и казалось мне, что так и дойду до цели; вдруг на пути бревно - сворачивай, говорят. Но я не хочу сворачивать, мне идти хорошо, я привык идти этою дорогой, хотя и уклоняюсь по временам то направо, то налево, но все-таки иду; нет, говорят, сворачивай. Господи Боже мой, но вовсе не хочется; и вдруг я слышу иной голос, говорящий мне: «Сворачивай», - это голос Божий. Да будет воля Божия» .

В другой беседе уже в Голутвине его собеседники слышат такие слова:

« <…> ничего не совершается без воли Божией. Игумен здешнего монастыря - преподобный Сергий, его и посох находится в храме. Мне часто указывают, что день моего рождения 5-го июля - как раз память преподобного Сергия. Может быть, он и позвал меня сюда» .

Как волю Божию, как Крест принял старец свое последнее послушание. И в одной из последних бесед он даст своим чадам важный духовный совет:

«Нужно идти на Фавор! Но помнить надо, что путь на Фавор один: через Голгофу, - другой дороги нет. Устремляясь к жизни с Богом, надо приготовиться ко многим скорбям» .

О воле Божией, о внимательном отношении к жизни, к каждому событию в ней старец Варсонофий часто говорил своим духовным детям:

«Вся жизнь наша есть великая тайна Божия. Все обстоятельства жизни, как бы ни казались они малы и ничтожны, имеют громадное значение. Смысл настоящей жизни мы поймем вполне лишь в будущем веке. Как осмотрительно надо относиться к ней! А мы перелистываем нашу жизнь, как книгу - лист за листом, не отдавая себе отчета в том, что там написано. Ничего нет случайного в жизни, все творится по воле Создателя» .

Это напоминание духоносного старца Варсонофия о жизни, как о великой тайне Божией, как о блаженстве, именно так он называет жизнь в одной из бесед , так важно и через столетие, в наше время …

Рассматривая события жизни старца Варсонофия и изучая тексты его бесед как биографический источник, нетрудно заметить, что каждое событие не имеет одновременно трех категорий, его характеризующих - что, где, когда. Всегда это, за редким исключением, - «что происходит». Описываемое событие всегда в его рассказах сопряжено с мудрым духовным советом или предостережением. Опытно пройдя путь познания воли Божией, старец стремился передать свое знание слушателям.

Жизненный путь старца как в мiру, так и в монашестве отчетливо представляется благодаря художественной одаренности рассказчика. Неожиданные образы и сравнения делают его описание событий живым и интересным. Эта особенность бесед старца Варсонофия еще более усиливает их значение и помогает понять, насколько этот источник духовной мудрости глубок и светел. В беседах звучит живой голос старца Варсонофия, донося до нас «глаголы» жизни вечной и обозначая путь души к спасению. А это и есть основное назначение духовной литературы. «Беседы преподобного Варсонофия Оптинского» можно считать замечательным памятником духовной литературы начала XX столетия.

Библиография:

1. Памяти Оптинского старца схи-архимандрита Варсонофия. Венок на могилу батюшки от его духовных чад и почитателей к 40-му дню его блаженной кончины 1апр.1913 г. М.: Козел. Введен. Оптина пустынь. 1913.

2. В.П. Быков. Тихие приюты для страдающей души. Лекции-беседы. М: Е.И. Быковой. 1913.

3. Духовные стихотворения Оптинского старца схи-архимандрита Варсонофия. Изд.типографии Шамординской обители. 1914 и 1915.

4. Сергей Нилус. На берегу Божьей реки. Издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.1992. Репринт с издания 1916 года Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.

5. О.Василий Шустин. Запись об О.Иоанне Кронштадтском и об Оптинских старцах. Из личных воспоминаний. Совместное издание редакции «Скит» и Ставропольского краевого Общества Красного Креста.1991. Печатается с издания Православно-Миссионерского Книгоиздательства г.Белая Церковь, Королевства С.Х.С. 1929.

6. И.М. Концевич. Оптина Пустынь и ее время. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. Издательский отдел Владимирской епархии. 1995. Репринтное издание 1970 года.

Предлагаем вашему вниманию духовную беседу со старцем Дионисием (Игнатом). Старец Дионисий был одним из самых почитаемых афонских духовников, одним из последних столпов «старой школы» исихазма. Его называли «патриархом Афона» и приезжали к нему со всего мира люди самых разных национальностей. Отец Дионисий отошел в вечность 11 мая 2004 года в возрасте 95 лет, из которых 81 год он провел в монастыре, в том числе 78 лет - на Святой горе Афон, из них 67 лет - в келье св. Георгия «Колчу», и 57 лет окормлял многочисленных духовных чад со всех уголков мира.

– Отец Дионисий, расскажите нам о посте. Сегодня христиане уже не так соблюдают посты, как это было раньше. Каждый постится, как ему хочется…

– Да, каждый постится, как ему хочется. Но не все бывает так, как хотелось бы.

Посты установлены были святыми отцами на семи Вселенских Соборах, и, если мы их соблюдаем, нам подается великая Божественная благодать. Если же ты их не соблюдаешь, то тут начинается: «А, Петров пост! Да он не так уж и важен. Успенский пост! Да Богородица ведь знает, что мы не можем поститься. Великий пост! О-о-о, ну это уже слишком: целых семь недель». И так ты выдумываешь всяческие оправдания для себя и совершенно отходишь от постов. Но если нет поста, нет ничего! Ведь пост – это Божественная благодать.

И посмотри, ведь пост выхолостили уже давно. Еще в те времена, когда я был маленьким, в школе, Великим постом постились только на первой седмице да на Страстной, а в промежутке между ними разрешалось есть все. Но это далеко от истины, а если ты отошел от истины, значит, мы уже начали хромать. Прихрамываешь сначала на одну ногу, затем на обе ноги, пока не скажешь вовсе: «Да ну его, Бог его знает! Буду жить как все».

Видишь? Нужно иметь чуточку внимания. Чуточку внимания – и Бог поможет нам.

– Да, что же это за христианин, если не почитает пост? Тогда все равно, какой ты веры. Ты говоришь, что ты христианин, но если не постишься, то чем же ты отличаешься от язычника?

– Видишь, как прогрессирует зло? Католики не постились, и приводят себе в оправдание доказательства из Писания, каким они его понимают, будто бы пост не нужен вообще. И хоть на семи святых Вселенских Соборах и были католики – ведь тогда между нами не было разделений, – но мало-помалу они дошли до того, что у них уже не стало поста.

В Румынии в 1939 году я беседовал с одной католической монахиней, и она мне сказала: «Если я могу, то не ем мяса в Великую пятницу. Если могу; а если нет – тогда ем».

В Великую пятницу, когда Спаситель был вознесен на Крест, у католиков говорят, будто бы ничего плохого в том, что ты поешь мяса! Они тоже были ортодоксальными христианами, как и мы, а посмотри, что вышло?

Итак, я сказал вам это для примера. Ведь посмотри, когда человек начинает спускаться с горы, он чуть ли не бежит, ибо, когда идешь вниз, труднее остановиться. Доходит до того, что человек говорит: «А зачем мне поститься? В Писании же написано: что выходит из человека, то и оскверняет его, а что входит в человека, это его не оскверняет»

Да, это так – да не так. Все посты установлены святыми отцами, чтобы, постясь, ты умалял страсти. Пост ты соблюдаешь, почитая страсти Спасителя: «Я пощусь, потому что Спаситель страдал за меня» и так далее. Ну а в том состоянии, в котором человечество находится теперь, чего еще ждать?

– Говорят так: сейчас нельзя поститься потому, что если ты будешь поститься и не поешь мяса, то не сможешь работать в поле.

– Видишь, люди так считают, но это заблуждение. Это обман вражий, потому что естество человека сейчас полно страстей. А страсти, если они поселятся в уме, сердце и мыслях человека, становятся второй натурой. Если же они стали второй натурой, то человек начинает говорить: «Если я не поем мяса, то умру. Все, это конец». И с такими мыслями он действительно умрет!

Но это неправда. Это страсть, навязанная искусителем, который заведует складом всех зол и подбрасывает семя злых дел нам в душу и сердце. И если естество наше склоняется к одному из тех зол, которые он нам подбрасывает, то он впредь будет этим (злом) нам «помогать». Хочешь выпить водки – этим он тебе «помогает»! Хочешь поесть побольше отменных яств – этим он тебе тоже «помогает», пока не поселится в душе человека зло. Хочешь говорить ложь – он «помогает» тебе и этим, пока не приживется страсть, пока она не проклюнется, а если она проклюнется, тогда она уже пускает корень в душе и сердце человека. А если она пустила корень, то этот корень уже становится второй натурой, и ты уже убежден, что если не съешь или не выпьешь того, чего тебе хочется, то ты умрешь. Но это неправда! Это действие искусителя.

То есть ту страсть, которая закрепилась в сердце человека, пустила корни, ее уже труднее искоренить. Поэтому святые отцы учат, что всякий злой помысл, который есть в душе и сердце нашем, он очевиден, и мы должны быть уверены, что он от искусителя, и поспешить к духовнику и сказать ему: «Вот что говорит мне ум, батюшка. Вот, ум мой склоняется к тому-то и тому-то», – чтобы духовник дал тебе наставление, как его просветит благодать Святого Духа.

И этим ты посрамляешь врага, потому что если ты не идешь исповедаться, то страсти, занесенные им в твою душу и сердце, разрушат тебя. А когда никак не можешь найти священника, то исповедуйтесь друг другу, как говорят святые апостолы, чтобы хотя бы так получить помощь и исцелиться, ибо по-другому ты не можешь исцелиться

– Есть ли шанс на спасение у тех монахов, которые едят мясо?

– Посмотрите: святые отцы изначально решили, чтобы монастыри строились вдали от людей, то есть в пустыне, чтобы монах, совершающий покаяние, мог сохранить свои пять чувств чистыми, близкими к Богу.

Монах ушел из мира, чтобы быть ближе к Богу, потому что человек, живя в миру, соскальзывает в злобу мира.

Святые отцы решили, что монахи не должны есть мяса, потому что оно разжигает страсти более всякой другой пищи. Монах, если он ест вдоволь, пьет вдоволь и спит вдоволь (особенно важен сон), тогда горе ему – он уже не может быть чистым. Тебя будут бороть страсти, плотские страсти, которые являются колоссальными страстями; поэтому святые отцы поставили предел, чтобы ты хранил себя: не ешь пищи, которая разжигает плотские страсти.

Еще тебе нужно, как монаху, не спать вдоволь, ибо тебе, как монаху, не нужно спать по восемь часов. Нужно подвизаться, ведь для того и существует монашеская жизнь, чтобы ты подвизался. Ведь посмотри, как пишут святые отцы: даже если пища у тебя смиренная, как положено монаху, но если ты спишь вдоволь, страсти снова будут бороть тебя со страшной силой.

Поэтому бодрствуйте и молитесь, чтобы войти в Царство Божие, то есть не спи столько, сколько хочет того тело, но будем смирять его молитвой и постом, чтобы не разжигались в нас страсти.

– А что делать, если в монастыре едят мясо? Оказывать послушание настоятелю или уйти в другое место, где его не едят?

– Искушения вражии не оставят тебя в покое, куда бы ты ни пошел. Если ты уходишь из монастыря, потому что там едят мясо, и идешь в другой, то враг уже приготовил тебе там другие искушения. Но поскольку ты не можешь исправить положение дел, то оказывай послушание, а со временем, может, руководители решат, чтобы здесь больше не ели мяса, ведь, слава Господу, монахам в монастыре есть что поесть кроме мяса. Если же они не могут отказаться от мяса, то ешь так, чтобы только тебя видели, что ты ешь, но не так, чтобы наесться.

Мясо – не нечистая пища, это пища, данная Богом, но святые отцы решили, чтобы в монашестве не ели мяса ни под каким предлогом, чтобы тебе легче было бороться с плотскими страстями. Потому и установили наказание для тех, кто ест мясо.

Но поскольку люди изменились и в некоторых монастырях случаются волнения, если монахи не поедят мяса, то ты лучше оказывай послушание, садись за стол и ешь, если это монастырь общежительный. Но ешь так, чтобы только другие видели, что ты ешь, а сам поступай, как советуют и врачи, – вставай из-за стола с некоторым желанием поесть еще.

Перевела с румынского