Церковь без икон. Свечи в храме

31.01.2018
Николай Каверин

В последнее время модернизм стал проникать не только в сферу богословия и литургики, но и в область церковной архитектуры и внутрихрамового убранства. В стольном граде России стали возводить храмы в византийском стиле, чуждые московской архитектурной традиции, с низкими, а нередко и просто отсутствующими иконостасами.

Так, например, 21 января 2018 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил чин великого освящения храма иконы Божией Матери «Воспитание» в Некрасовке г. Москвы (Влахернское благочиние Юго-Восточного викариатства) и возглавил Божественную литургию в новоосвященном храме.

Как видим, это вообще храм без иконостаса. Согласно традиции справа от Царских врат полагается размещать икону Господа нашего Иисуса Христа (или Святой Троицы, если храм посвящен Ей). Вместо этого мы видим справа и слева от «царских врат» иконы Благовещения (Богородицы и архангела Гавриила), которые по канонам полагается размещать на царских вратах. А вместо таковых в этом новосооруженном храме - черная металлическая решетка, которую трудно назвать «царскими вратами».

А 6 марта 2015 года патриарх Московский и всея Руси Кирилл освятил храм Александра Невского при МГИМО (настоятель - прот. Игорь Фомин). Внутреннее убранство храма выглядит нетрадиционно: очень низкий иконостас, высотой менее 1 м. Да само слово «иконостас» к этой перегородке неприменимо: на ней нет икон! Как говорят сами неообновленцы, все это делается в миссионерских и учебно-просветительских целях.

Не понятно правда, а что это даст для цели миссионерства? То, что люди смогут подсматривать, что делается в алтаре? Не вытворяют ли там священнослужители чего-то неподобающего во время совершения литургии?

Очевидно, что служение с открытым алтарем не даст никакого миссионерского эффекта. Большинство мирян и так уверены, что священник чем-то занят у Престола. Неужели для того, чтобы узнать, чем именно священник там занят, надо просто упразднить иконостас, как это практиковали обновленцы в 1920-х гг., и как, по-видимому, пытается возродить практику обновленцев нынешнее церковное священноначалие?

С точки зрения обновленцев, в том числе и современных, традиционный высокий иконостас не нужен, ибо он недемократично отделяет одно священство, которое у престола в алтаре, от другого «священства», которое не у престола. Везде должно сохраняться равноправие, с которым наличие в Церкви иерархии, иконостаса, «секретных» молитв и прочего - несовместимо и недопустимо, ибо недемократично !

Помимо канонических соображений, в этом характерном для многих обновленцев стремлении служить с низким иконостасом или же с открытыми царскими вратами содержится духовная болезнь. Они явно не понимают значение иконостаса, и потому искажают в своей литургической практике его значение как духовно-материальной границы между пространством алтаря (местом особого Божественного присутствия) и храма (местом собрания народа Божьего). Фактически обновленцы (как старые, так и современные), упраздняя иконостас и царские врата, оказываются, в известном смысле, практикующими иконоборцами.

Если же ради туманных «миссионерских целей» изменять всё, для того чтобы всё было видно и понятно, то нужно служить, как католики мессу - без иконостаса и лицом к народу (так, кстати, в 20-х гг. ХХ века служил обновленческий епископ Антонин Грановский в Заиконоспасском монастыре). Но тогда мы лишимся того великого богословского и символического смысла всех литургических действий, который вложен в наше богослужение.

Если религиозное сознание православных верующих привыкло окружать особым благоговением то место, где совершается величайшее из таинств - святая Евхаристия, то реформаторы-обновленцы 1920-х гг. требовали открыть алтарь и даже перенести престол из алтаря на середину храма, чтобы действия священника были видны молящимся. Именно так и совершал богослужения, в частности, епископ Антонин (Грановский) в Заиконоспасском монастыре, выдвинув престол из алтаря на солею. На «соборе» Союза «Церковное возрождение» Антонин говорил:

«Народ также требует, чтобы он мог созерцать, видеть то, что делает священник в алтаре во время богослужения. Народу хочется не только слышать голос, но и видеть действия священника. Союз “Церковное возрождение” дает ему требуемое» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М., 1925, с. 25).

Антонин говорил по поводу высказывания Патриарха Тихона:

«Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников. Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

Другая обновленческая организация «Свободно-трудовая церковь» - СТЦ, основанная в 1922 г. и ставившая задачу революционного преобразования внутренней и внешней сторон церковной жизни при том, что «Церковь должна принять великий смысл мировой революции, имеющей целью... создание единого бесклассового общества, что отвечает евангельскому идеалу» («Известия ВЦИК». 2.12.1922), требовала упрощения системы богослужения, ликвидации дорогого церковного убранства, а также уничтожения в храмах иконостасов.

Неообновленцы конца 1990-х гг. разделяли мнение своих духовных предшественников начала ХХ века.

Священник А.Борисов:

«Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что... миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом... Очевидно настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (Побелевшие нивы, с. 175-176).

Священник Г.Кочетков:

«...Я решил для себя принципиальный вопрос - как служить. Я решил: надо служить по совести. Надо мной нет никого (!), я свободен... Все, что я делал, воспринималось как само собой разумеющееся: и русский язык, и отсутствие иконостаса...» («Новая Европа». 1992, № 1, с. 79). «Клир не должен быть отделен от остального народа Божьего, как и алтарь от остальной церкви. Вероятно этому будет способствовать установление в новых храмах низких иконостасов и служение при отверстых царских вратах... Неуместны в этом контексте и “тайные” от народа Божьего молитвы... Их надо читать вслух» («Православная община». 1995, № 28, с. 46). «Когда алтарь оказался в храме отдельным помещением, когда высокий иконостас совершенно закрыл его, там стали твориться вещи, подчас непотребные» («Православная община». 1995, № 30, с. 73).

Архимандрит Зинон (Теодор) в альманахе «Хрiстiанос» (1996, V, с.146) заявлял:

«Может быть, это странно будет услышать из уст иконописца, но я бы иконостас и вовсе упразднил» (видимо без него проще служить латинские мессы с католиками, как это практиковалось в монастыре известного иконописца).

Можно услышать возражение: «ну ведь в древности не было иконостасов, а если были - то только низкие, и это не считалось обновленчеством!» Во-первых, в традиции Русской Церкви иконостасы были всегда. А во-вторых, такой лукавый прием имеет целью добиться желаемых церковных реформ, хитро осуществляемых под благовидным предлогом возвращения к древней традиции . В основу реформы полагается древняя, уже отжившая, форма или традиция церковной жизни. Этот приём носит наименование «модернизм через традицию» . Ну, например, давайте снесем Московский Кремль в его нынешнем виде ради благого дела сохранения исторического облика центра Москвы: ведь при Иване Калите Кремль выглядел совсем иначе, чем сегодня. Вот и давайте восстановим его в первозданном виде! Итак, под лозунгом «возвращения к практике Древней Церкви» обновленцами проводятся все богослужебные реформы.

Из пророческого видения святого праведного о.Иоанна Кронштадтского о судьбах России и мира: "Идем дальше - заходим в большой храм. Я хотел перекреститься, но старец мне сказал: "Здесь мерзость и запустение". Вот вижу очень мрачный и темный храм, мрачный и темный престол. Посреди церкви иконостаса нет. Вместо икон какие-то странные портреты со звериными лицами и острыми колпаками, а на престоле не крест, а большая звезда и Евангелие со звездой, и свечи горят смоляные, - трещат, как дрова, и чаша стоит, а из чаши сильное зловоние идет, и оттуда всякие гады, жабы, скорпионы, пауки ползают, страшно смотреть на все это. Просфоры тоже со звездою; перед престолом стоит священник в ярко красной ризе и по ризе ползают зеленые жабы и пауки; лицо у него страшное и черное, как уголь, глаза красные, а изо рта дым идет и пальцы черные, как будто в золе"...
6 марта п.Кирилл освятил храм св. Александра Невского при МГИМО (настоятель – прот. Игорь Фомин). Внутреннее убранство храма выглядит нелепо - по типу еретиков-латинян: очень низкий иконостас, высотой менее 1 м. Да само слово «иконостас» к этой перегородке неприменимо: на ней нет икон! Как говорят сами неообновленцы, все это делается в миссионерских и учебно-просветительских целях.

Не понятно правда, что это даст для цели миссионерства? То, что люди смогут подсматривать, что делается в алтаре? Не вытворяют ли там священнослужители чего-то неподобающего во время совершения литургии?

Очевидно, что служение с открытым алтарем не даст никакого миссионерского эффекта. Большинство мирян и так уверены, что священник чем-то занят у Престола. Неужели для того, чтобы узнать, чем именно священник там занят, надо просто упразднить иконостас, как это практиковали обновленцы в 1920-х гг., и как, по-видимому, пытается возродить практику обновленцев нынешнее церковное священноначалие ?

С точки зрения обновленцев, в том числе и современных, традиционный высокий иконостас не нужен, ибо он недемократично отделяет одно священство, которое у престола в алтаре, от другого «священства», которое не у престола. Везде должно сохраняться равноправие, с которым наличие в Церкви иерархии, иконостаса, «секретных» молитв и прочего – несовместимо и недопустимо, ибо недемократично!

Если же ради туманных «миссионерских целей» изменять всё, для того чтобы всё было видно и понятно, то нужно служить, как католики мессу – без иконостаса и лицом к народу (так, кстати, в 20-х гг. ХХ века служил обновленческий епископ Антонин Грановский в Заиконоспасском монастыре). Но тогда мы лишимся того великого богословского и символического смысла всех литургических действий, который вложен в наше богослужение.

Если религиозное сознание православных верующих привыкло окружать особым благоговением то место, где совершается величайшее из таинств – святая Евхаристия, то реформаторы-обновленцы 1920-х гг. требовали открыть алтарь и даже перенести престол из алтаря на середину храма, чтобы действия священника были видны молящимся. Именно так и совершал богослужения, в частности, епископ Антонин (Грановский) в Заиконоспасском монастыре, выдвинув престол из алтаря на солею.

На «соборе» Союза «Церковное возрождение» Антонин говорил:
«Народ также требует, чтобы он мог созерцать, видеть то, что делает священник в алтаре во время богослужения. Народу хочется не только слышать голос, но и видеть действия священника. Союз "Церковное возрождение” дает ему требуемое» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М., 1925, с. 25).

Антонин (Грановский) рассказывал, как он предлагал в 1924 году верующим похлопотать у власти открытие одного храма, но с условием: принять русский язык и открыть алтарь. Верующие обратились за советом к Патриарху Тихону. Святейший Тихон ответил: пусть лучше церковь провалится, а на этих условиях не берите.

Антонин говорил по поводу высказывания Патриарха Тихона:
«Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников . Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились» .

Другая обновленческая организация «Свободно-трудовая церковь» – СТЦ, основанная в 1922 г. и ставившая задачу революционного преобразования внутренней и внешней сторон церковной жизни при том, что «Церковь должна принять великий смысл мировой революции, имеющей целью… создание единого бесклассового общества, что отвечает евангельскому идеалу» («Известия ВЦИК». 2.12.1922), требовала упрощения системы богослужения, ликвидации дорогого церковного убранства, а также уничтожения в храмах иконостасов.

Неообновленцы конца 1990-х гг. разделяли мнение своих духовных предшественников начала ХХ века.

Священник А. Борисов:
«Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешки церковных снобов . Но может быть, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что… миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом… Очевидно настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (Побелевшие нивы, с. 175–176).

Священник Г. Кочетков:
«…Я решил для себя принципиальный вопрос – как служить. Я решил: надо служить по совести. Надо мной нет никого (!), я свободен… Все, что я делал, воспринималось как само собой разумеющееся: и русский язык, и отсутствие иконостаса…» («Новая Европа». 1992, № 1, с. 79). «Клир не должен быть отделен от остального народа Божьего, как и алтарь от остальной церкви. Вероятно этому будет способствовать установление в новых храмах низких иконостасов и служение при отверстых царских вратах… Неуместны в этом контексте и "тайные” от народа Божьего молитвы… Их надо читать вслух» («Православная община». 1995, № 28, с. 46). «Когда алтарь оказался в храме отдельным помещением, когда высокий иконостас совершенно закрыл его, там стали твориться вещи, подчас непотребные» («Православная община». 1995, № 30, с. 73).

Архимандрит Зинон (Теодор) в альманахе «Хрiстiанос» (1996, V, с.146) заявлял:
«Может быть, это странно будет услышать из уст иконописца, но я бы иконостас и вовсе упразднил» (видимо без него проще служить латинские мессы с католиками, как это практиковалось в монастыре этого известного иконописца).

Церковь призывает каждого верующего, взирая на традиционный иконостас, созерцать всё домостроительство нашего спасения, начиная от времен пророческих и вплоть до раскрытия новозаветных истин после воплощения Господа нашего Иисуса Христа, и тем самым возвышать наш ум и сердце от земного к небесному. Слежение же за спиной священнослужителя и за его перемещениями в алтаре не способно оторвать ум и сердце от земных реалий к восприятию небесных откровений; и сама молитва из области внутреннего сосредоточения переходит в область обычного наблюдения, т. е. как таковая упраздняется . То же самое происходит при взирании на модернистский «иконостас» без икон.

Чтобы не потакать распространению порочной обновленческой литургической практике под видом «миссионерства», православные верующие должны благоразумно ВОЗДЕРЖИВАТЬСЯ ОТ ПОСЕЩЕНИЯ ТАКИХ ХРАМОВ. в т.ч. с низкими иконостасами, по сути своей иконоборческих (церковь св. Александра Невского при МГИМО, церковь в честь Феодоровской иконы (Феодоровский собор) в Санкт-Петербурге и др.).

В Москве вновь появился храм без иконостаса

6 марта патриарх Московский и всея Руси Кирилл освятил храм св. Александра Невского при МГИМО (настоятель – прот. Игорь Фомин). Внутреннее убранство храма выглядит нетрадиционно: очень низкий иконостас, высотой менее 1 м. Да само слово «иконостас» к этой перегородке неприменимо: на ней нет икон! Как говорят сами неообновленцы, все это делается в миссионерских и учебно-просветительских целях.

Храм св. Александра Невского при МГИМО.

Нижний храм Феодоровского собора.
Нижний храм Феодоровского собора. Концерт перед Престолом

Очевидно, что служение с открытым алтарем не даст никакого миссионерского эффекта. Большинство мирян и так уверены, что священник чем-то занят у Престола. Неужели для того, чтобы узнать, чем именно священник там занят, надо просто упразднить иконостас, как это практиковали в 1920-х гг., и как, по-видимому, пытается возродить практику обновленцев нынешнее церковное священноначалие?

Если же ради туманных «миссионерских целей» изменять всё, для того чтобы всё было видно и понятно, то нужно служить, как католики мессу – без иконостаса и лицом к народу (так, кстати, в 20-х гг. ХХ века служил обновленческий епископ в Заиконоспасском монастыре). Но тогда мы лишимся того великого богословского и символического смысла всех литургических действий, который вложен в наше богослужение.

Если религиозное сознание православных верующих привыкло окружать особым благоговением то место, где совершается величайшее из таинств – святая Евхаристия, то реформаторы-обновленцы 1920-х гг. требовали открыть алтарь и даже перенести престол из алтаря на середину храма, чтобы действия священника были видны молящимся. Именно так и совершал богослужения, в частности, епископ в Заиконоспасском монастыре, выдвинув престол из алтаря на солею.

На «соборе» Союза «Церковное возрождение» Антонин говорил:

Народ также требует, чтобы он мог созерцать, видеть то, что делает священник в алтаре во время богослужения. Народу хочется не только слышать голос, но и видеть действия священника. Союз “Церковное возрождение” дает ему требуемое (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М., 1925, с. 25).

Антонин говорил по поводу высказывания Патриарха Тихона:

Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников. Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились.

Неообновленцы конца 1990-х гг. разделяли мнение своих духовных предшественников начала ХХ века.

Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что… миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом… Очевидно настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии (Побелевшие нивы, с. 175–176).

«…Я решил для себя принципиальный вопрос – как служить. Я решил: надо служить по совести. Надо мной нет никого (!), я свободен… Все, что я делал, воспринималось как само собой разумеющееся: и русский язык, и отсутствие иконостаса…» («Новая Европа». 1992, № 1, с. 79). «Клир не должен быть отделен от остального народа Божьего, как и алтарь от остальной церкви. Вероятно этому будет способствовать установление в новых храмах низких иконостасов и служение при отверстых царских вратах… Неуместны в этом контексте и “тайные” от народа Божьего молитвы… Их надо читать вслух» («Православная община». 1995, № 28, с. 46). «Когда алтарь оказался в храме отдельным помещением, когда высокий иконостас совершенно закрыл его, там стали твориться вещи, подчас непотребные» («Православная община». 1995, № 30, с. 73).

С первых шагов в православном храме человек оказывается перед иконостасом. В буквальном смысле.

Диакон Павел Сержантов

Это может быть старинное пятирядное великолепное сооружение. Лики нижнего ряда находятся чуть поверх наших голов. Верхний ряд располагается так высоко, что на него и смотреть-то трудно – взгляд должен направляться почти вертикально вверх.

Но в большинстве случаев храмы имеют более скромные иконостасы. Мы видим часто только три ряда икон, сравнительно небольших, новонаписанных.

За любым иконостасом, большим и малым, скрывается святая святых – православный алтарь.

Иконостас зримо отделяет алтарь от остальной части храма. Кто-то сетует: «Из-за иконостаса плохо видно и слышно, что делается в алтаре. Заметим, священнодействия алтаря особо значимы для всех. Так, может, без иконостаса будет лучше? Люди смогут плотнее участвовать в службе».

Отделяет, но не ущемляет в правах

Особенно дорогие наши женщины чувствуют это: по храму ходить можно, а за иконостас, в алтарь, – ступить нельзя. Отделенное сакральное пространство.

Впрочем, не только женщины чувствуют, мужчины тоже. В алтарь, как мы понимаем, вхожи лишь христиане, которых благословили на это. В алтаре молятся священнослужители и те, кто им помогает прямо во время службы, – в основном их называют алтарниками.

Отсюда намечается идея, что молящиеся в храме люди делятся на два класса по принципу доступа в алтарь. Идея, правда, не вполне согласуется с церковной практикой. К примеру, лично мне доводилось читать и видеть воочию, как в храме некоторые священнослужители остаются на службе вне алтаря, от начала службы и до конца. Причины разные.

Общительные русские паломники рассказывают, что в греческих монастырях случалось наблюдать: духовенства на службу пришло много, но лишь один батюшка служит с диаконом в алтаре, другие священники тихо стоят вне алтаря; выносят чашу, они причащаются, всё это не перед престолом, а перед иконостасом.

Да мне тоже не раз доводилось проводить отпуск далеко от родных мест, в другой епархии и стоять облаченным в рясу за службой среди прихожан, где-нибудь в середине храма. И не чувствовать себя «угодившим в низший класс», временно «пораженным в правах». Мы причащаемся от одной Чаши, составляем все вместе народ Божий. Каждый из нас находится на своем месте, но ведь перед Единым Богом все мы стоим.

Еще мне известны случаи, когда священник не заходит в алтарь без нужды, хотя он и «имеет право» быть в алтаре. Такое правило себе взял, для души полезное. Можно сказать, учиться благоговению – никогда не лишне.

У великого православного догматиста протоиерея Георгия Флоровского отец служил священником. Когда сын был маленький, лет семи, ему, конечно же, хотелось вместе с отцом быть в алтаре. Однако отец мальчику по-доброму, но твердо сказал: «Тебе еще рано. Сначала научись молиться…» Перед тем как зайти в алтарь, хорошо бы подготовиться к столь значительному событию. Об этом разговор особый, а мы пока вернемся к нашему вопросу про иконостас.

Разделяет и соединяет

Историки связывают появление иконостаса с тем, что христианство поздней античности всё больше распространяется и получает статус государственной религии Римской империи. Богослужения совершаются не только по домам и в катакомбах, но и в базиликах. Службы вбирают в себя элементы древнеримских обычаев. Так сонм молящихся в базилике от епископа и священников с какого-то момента отделяет преграда, как принято, сакральное должно отделяться от профанного, люди, облеченные высоким полномочиями занимают особое место.

Здесь принципиально спорить не приходится, нужно, впрочем, сделать оговорку. Иконостас больше, чем просто преграда , которая призвана отделять. В иконостасе обязательно есть иконы, и они не только украшают иконостас. Иконы изображают святых и обращены ликами в храм, они являют нам лики святости. Святые на иконостасе явлены, соприсутствуют всем, кто не в алтаре (и тем, кто в алтаре – тоже).

Зайдем в храм и посмотрим на иконостас. Сам Спаситель, Его Пречистая Матерь, Предтеча, апостолы и пророки, ангелы, святители и преподобные. Все лики святых Божиих сияют людям, которые подошли к алтарю, но не ступили внутрь.

Иконостас не представляет собой глухую стену, отгораживающую небо от земли. Икона в иконостасе – это «окно», сквозь которое льется на землю небесный свет. Иконостас соединяет небо с землей, соединяет святое святых с общим для всех храмовым святилищем.

Когда не всё наглядно

В наши дни циркулирует множество мифов. Один из них – миф о том, что абсолютная просматриваемость ситуации, полная наглядность – самое лучшее, что можно пожелать.

Просматривая интернет-новости, я прихожу к выводу, что информация из разных стран и континентов умещает огромный мир у меня на ладошке, делает нашу планету целиком просматриваемой. И торопливые потоки новостей отчаянно пытаются меня в этом убедить.

Порой я невольно поддаюсь этому новостному внушению. Порой остро сознаю его несостоятельность. Для того, чтобы мир стал для меня по настоящему просматриваемым – мне нужно быть вездесущим. Но ведь только Бог вездесущ. Один Он всё видит и знает. Мы, люди, не вездесущи. Наш замечательный интернет никогда не станет вездесущим и всеведущим в строгом смысле слова. И окружающий мир мы видим и знаем лишь отчасти.

Даже себя мы видим и знаем отчасти. Тогда почему же некоторые люди так грустят, печалятся, что православный храм они видят отчасти, что в алтарь им не удается попасть? Как будто всё остальное в жизни у них присутствует не «отчасти», а «целиком», во всей полноте.

…И с наглядностью в нашей жизни происходит что-то похожее. Помню, как в одной богословской книге западно-христианского второстепенного автора божественная тайна Троицы была представлена столь «наглядно»… что это вышла уже профанация богословия, недопустимое упрощение мысли о Боге. Автор зашел слишком далеко в погоне за наглядностью. Неприятно было читать. Б-р-р-р!..

Единственная альтернатива, которую предлагают ревнители наглядности, – это интрига. Фаза наглядности просто чередуется с фазой заинтригованности. Интрига со всех сторон прослоена наглядностью, подчинена ей. Интрига всегда временна, всегда служит режиссерским приемом, чтобы привлечь внимание почтеннейшей публики. К богослужебной жизни всё это отношения не имеет.

Думаю, лучше уж пусть что-то по-настоящему великое окажется недосказанным, не объясненным «на пальцах». Пусть не всё будет выставлено напоказ.

За иконостасом живет великая тайна. Не «секрет», а именно тайна. Когда она сокрыта, и я к ней не могу приблизиться вплотную по своему желанию, тогда я ее лучше, острее чувствую. А без чувства превышающей наши возможности тайны нам, людям верующим, людям думающим, – нельзя. Иконостас соединяет всех в храме людей с таинственным пространством, где сугубо присутствует Сам Бог.

Бог есть Тайна, Он открывается в Своей сокрытости.

6 марта патриарх Московский и всея Руси Кирилл освятил храм Александра Невского при МГИМО (настоятель - прот. Игорь Фомин). Внутреннее убранство храма выглядит нетрадиционно: очень низкий иконостас, высотой менее 1 м. Да само слово «иконостас» к этой перегородке неприменимо: на ней нет икон! Как говорят сами неообновленцы, все это делается в миссионерских и учебно-просветительских целях.

Непонятно, правда, а что это даст для цели миссионерства? То, что люди смогут подсматривать, что делается в алтаре? Не вытворяют ли там священнослужители чего-то неподобающего во время совершения литургии?

Очевидно, что служение с открытым алтарем не даст никакого миссионерского эффекта. Большинство мирян и так уверены, что священник чем-то занят у Престола. Неужели для того, чтобы узнать, чем именно священник там занят, надо просто упразднить иконостас, как это практиковали обновленцы в 1920-х гг., и как, по-видимому, пытается возродить практику обновленцев нынешнее церковное священноначалие?

«Народ также требует, чтобы он мог созерцать, видеть то, что делает священник в алтаре во время богослужения. Народу хочется не только слышать голос, но и видеть действия священника. Союз “Церковное возрождение” дает ему требуемое» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М., 1925, с. 25).

Антонин говорил по поводу высказывания Патриарха Тихона:

«Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников. Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

Неообновленцы конца 1990-х гг. разделяли мнение своих духовных предшественников начала ХХ века.

Священник А.Борисов:

«Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что... миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом... Очевидно настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (Побелевшие нивы, с. 175-176).

Священник Г.Кочетков:

«...Я решил для себя принципиальный вопрос - как служить. Я решил: надо служить по совести. Надо мной нет никого (!), я свободен... Все, что я делал, воспринималось как само собой разумеющееся: и русский язык, и отсутствие иконостаса...» («Новая Европа». 1992, № 1, с. 79). «Клир не должен быть отделен от остального народа Божьего, как и алтарь от остальной церкви. Вероятно этому будет способствовать установление в новых храмах низких иконостасов и служение при отверстых царских вратах... Неуместны в этом контексте и “тайные” от народа Божьего молитвы... Их надо читать вслух» («Православная община». 1995, № 28, с. 46). «Когда алтарь оказался в храме отдельным помещением, когда высокий иконостас совершенно закрыл его, там стали твориться вещи, подчас непотребные» («Православная община». 1995, № 30, с. 73).

Архимандрит Зинон (Теодор) в альманахе «Хрiстiанос» (1996, V, с.146) заявлял:

«Может быть, это странно будет услышать из уст иконописца, но я бы иконостас и вовсе упразднил» (видимо без него проще служить латинские мессы с католиками, как это практиковалось в монастыре известного иконописца).

Чтобы не потакать распространению порочной обновленческой литургической практике под видом «миссионерства», можно порекомендовать православным верующим воздерживаться от посещения храмов с низкими иконостасами, по сути своей иконоборческих (церковь св. Александра Невского при МГИМО, церковь в честь Феодоровской иконы (Феодоровский собор) в Санкт-Петербурге и др.).

Алтарь в Феодоровском соборе.

Алтарь в нижнем храме Феодоровского собора.