Мать провисела на виселице три дня. Черные длинные волосы развевались на ветру

Когда говорят об истории Минского гетто, воспоминают, что оно было одним из крупнейших в Европе, и называют цифру в 100 тысяч. Столько евреев, принято считать, прошло через Минское гетто за время его существования с июля 1941-го по 21 октября 1943 года. Подавляющее большинство было убито.

21 октября 1943 начался последний погром. В течение трех дней нацисты убили почти всех оставшихся узников. Спаслись единицы.

Красивая круглая цифра и эффектное "одно из крупнейших" не могут в полной мере передать ту трагедию, которая разворачивалась на минских улицах в течение нескольких лет.

Одна могила

У Майи Крапиной в гетто погибли 52 родственника - сестры, братья, бабушки, дедушки, тети, их дети. Сама она уцелела, хотя в голоде, холоде и страхе провела за колючей проволокой Минского гетто около двух лет.

Когда началась война, ей было 6 лет. Она помнит, как пряталась от облав и погромов в так называемых "малинах", специально оборудованных на территории гетто схронах. Помнит, как после убийства гауляйтера Вильгельма Кубэ на Юбилейной площади стояли виселицы, и на одной из них была ее мама.

Где могила мамы, она не знает. Равно как не знает, где лежит большинство ее родных, погибших в гетто.

"У меня есть только одна могила. Это могила маленькой сестрички, которой было 9 месяцев. Мы прятались в "малине", и, когда фашисты пришли в дом, она заплакала. Кто-то положил ей что-то в рот, мама прижала ее сильно к груди. А когда мы вышли из "малины", сестричка была мертва… И это единственная могила на еврейском кладбище, которая у меня есть. Даже когда снесли кладбище, и этой могилы не стало, я помню это место", - рассказывала бывшая узница Минского гетто в интервью Sputnik.

От последнего октябрьского погрома они убежали. Ее брат, который поддерживал связь с партизанами, вывел сестру и еще несколько десятков детей из гетто, из города. И привел в Поречье, затерявшуюся среди болот деревню в 100 км от Минска.

Белорусские крестьяне разобрали еврейских детей по домам, и до прихода советской армии кормили и, рискуя жизнью, прятали. Со своей Настей, Анастасией Хурс, Крапина потом дружила всю жизнь. И до сих пор очень переживает, что .

Душегубки

В то время, когда несколько десятков еврейских детей бежали к Поречью, с территории гетто в душегубках и просто грузовиках вывозили их родных и соседей.

"Мы ходили по гетто, собирали всех подряд евреев - женщин с детьми, стариков, молодых мужчин - и конвоировали их к воротам, и с применением силы грузили их в машины с цельнометаллическим кузовом ", - вспоминал на допросе боец одной из рот 13-го Белорусского полицейского батальона СД Жодейко.

Машины с цельнометаллическим кузовом - это душегубки. Часть жертв заставляли залазить в них, часть - в обычные грузовики. Из гетто к расстрельному месту "Благовщина" в Тростенце машины обычно уходили парами. Не случайно - нацисты максимально "оптимизировали" процесс уничтожения узников Минского гетто.

"Прибывших с нами на автомашине лиц еврейской национальности мы заставили слезть с машины, а затем разгружать трупы людей из "душегубки", которую мы загрузили в гетто. Трупы сбрасывали прямо в траншею. После того, как "душегубки" были разгружены, находящиеся с нами немцы приказали этим лицам раздеться догола, что они и сделали. Затем приказали построиться в шеренгу лицом к траншее", - вспоминал еще один из участников зачистки гетто в октябре 1943-го.

История Минского гетто тесно связана с историей лагеря смерти Тростенец. Сюда убивать массово везли евреев из Западной Европы. Но до того, как была обустроена инфраструктура лагеря и налажен процесс массовых убийств, евреев из Западной Европы селили в Минском гетто.

Внушительная часть жертв Тростенца - это .

И если о западных евреях достаточно много известно - сколько их было, имена, то о местных - практически ничего.

Белые пятна

Мы очень мало знаем имен тех, кто был в Минском гетто, говорит референт Исторической мастерской имени Леонида Левина Александр Долговский.

Есть круглая цифра, и нет точных данных. Нет имен и информации о конкретных судьбах и семьях.

"Не сохранился архив СД. Нацисты хотели скрыть следы преступления. В итоге мы должны смотреть в семьях, где у кого исчезли люди. Есть списки жителей довоенного Минска с еврейскими фамилиями. И на их основе с какой-то долей вероятности можно что-то реконструировать, но это лишь небольшие кусочки мозаики", - объясняет Долговский.

В Исторической мастерской пока смогли восстановить свыше 100 биографических портретов минских евреев. Из десятков тысяч. Восстанавливать судьбы и возвращать имена - это, по мнению Долговского, сейчас одна из главных задач для историков.

Причем это важно не только для тех, кто погиб, - чтобы о них помнили, но и для тех, кто живет, растет и учиться, убежден историк. Что значит круглая цифра, пусть и большая, для современного школьника. И что может значить история трагедии точно такого же мальчишки из 40-х прошлого века, голодного, холодного, которого везут в неизвестность…

"Мы не можем объяснить современной молодежи на цифрах так, чтобы их это тронуло. Это можно сделать через личные истории - через историю какой-нибудь семьи, которую убили по расовым признакам, или судьбу студента, который был в Красной Армии и просто умер в лагере", - говорит Долговский.

Он настаивает, что история Минского гетто должна быть более обстоятельно представлена в школьных программах. В конце концов, здесь гибли сограждане и соседи. Знание об этой трагедии могло бы основательно дополнить драматическую историю Беларуси в войну.

"Если обозначить пики убийств в Беларуси, то 41-й год - это абсолютное большинство убитых военнопленных от холода и голода в лагерях, 42-й - это пик убийства евреев (и минских, и белорусских). Везде уничтожаются еврейские общины. Кроме того, нацисты привозят к нам западных евреев на уничтожение. И мы также можем о них помнить. И 43-й год - это пик сожженных деревень, когда белорусы преследовались, уничтожались в рамках карательных операций. Скажите, о ком мы должны лучше помнить? Мы должны обо всех помнить, потому что они все части большой ужасной трагедии", - настаивает историк.

Сразу несколько музеев готовят тематические выставки. В частности, в историческом музее откроется выставка "По ту сторону жизни: немецкая оккупация в графике Меера Аксельрода". Его работы знаменитых серий "Немецкая оккупация" и "Гетто" никогда ранее не экспонировались в Минске.

1 июля 1941 года оккупационная власть наложила на евреев, проживающих в Минске, контрибуцию, заставив их сдать определенное количество денег и драгоценностей. Уже 20 июля было опубликовано распоряжение о создании гетто в Минске. На перемещение евреев по плану отводилось только пять дней, однако в итоге это удалось осуществить к августу 1941 года. Осенью количество узников гетто составляло 100 тысяч человек.

"С 1 августа 1941 года перешли в район Юбилейной площади, где организовали гетто. Скоро мы поняли, для чего. К одежде приказали прикрепить желтые латы, а немного позднее добавили лоскуток с номером дома, в котором жили. Немцы ненавидели евреев, но делали это, как хорошо продуманную работу. Свои погромы они проводили так, чтобы нельзя было предугадать ход событий", - цитирует рассказ Раисы Гитлиной Леонид Смиловицкий в книге "Катастрофа евреев в Белоруссии".

Предупреждение при входе в фашистский лагерь смерти "Малый Тростенец"

Немцы устраивали погромы и ночью, и днем. Сначала было убито нетрудоспособное население, затем убивали без разбора. Весной 1942 года многих детей в гетто умерщвляли в душегубках, их хватали на улицах и запихивали в автомобили. Наиболее массовые убийства приходятся на ноябрь 1941 года (убиты около 33 тысячи человек), март 1942 года (около 8 тысяч человек), июль (около 25 тысяч человек).

"Четвертый погром произошел 28 июля 1942 года. Утром колонны вывели по разнарядке. После этого в гетто вошли части СС, и началось уничтожение. Евреев задержали на рабочих местах (на) 4 суток, когда вернулись в гетто, застали жуткую картину: взорванные полы домов, разбитые окна, высаженные двери, перевернутая мебель и везде кровь, запекшаяся на стенах и земле", - рассказала Гитлина.

После первых погромов часть территорий освободили для "зондергетто", в которое свозились евреи из Европы. Общение с другими узниками гетто приезжим было запрещено.

"В контексте происходящих событий как в Германии, так и Европе, немецкий исследователь Моника Кингреен обозначила схему депортации из Германии. Ей указано, что только за 11 месяцев 1941-1942 гг. из более чем 250 населенных пунктов было депортировано больше 15 500 евреев. Смогли выжить около 500 человек. Таким образом, можно утверждать, что Минск становится в данный период главным местом уничтожения", - пишет белорусский историк Кузьма Козак.

Сопротивление в гетто

С первых дней формирования гетто была организована подпольная группа, которая занималась саботажем, распространяла подпольную печать, устраивала диверсионные акты. Подполье организовывало вывод евреев из гетто в леса и передачу партизанским отрядам.

Известен также случай, когда немецкий капитан Вилли Шульц помог евреям. Он был влюблен в еврейку Ильзе Штейн, 30 марта 1943 года он вместе с возлюбленной и еще 24 узниками выехал за территорию гетто на грузовике.

Естественно, партизанам, подпольным группам старались активно препятствовать. В частности, немецкие служащие с помощью формирований, созданных на территории Прибалтики, смогли раскрыть сеть Минского антифашистского подполья.

Полицейские формирования из Прибалтики начали прибывать в 1941 году. Первым прибыл второй литовский охранный батальон под командованием майора Антанаса Импулявичюса. В обязанности батальона входили охрана, караульная служба и карательные акции против партизан и еврейского населения.

Уничтожение гетто

"Брат выводил людей из гетто к партизанам. Однажды ушел, оставив меня на соседку и пообещав, что вернется и выведет ее вместе со мной. Дора, так звали соседку, в один из дней пошла на работу и не вернулась. Я осталась одна голодная. Лежала и думала, что умираю. Но потом вернулся брат, его поместили в инфекционную больницу. Меня немного подкормили. Как сейчас помню, 21 октября вышла из дома и увидела большое количество немцев, душегубок около центральных ворот. Мы сразу догадались, что это погром. Я подбежала к больнице и стала звать брата через окно. Он спустился со второго этажа больницы по водосточной трубе. Мы знали, что все "малины" уже переполнены, и решили бежать через еврейское кладбище. Там никого не было. Перелезли под проволокой, сорвали желтые латы и увидели, что за нами бегут человек 15 детей", - вспоминала спасшаяся узница гетто Майя.

21 июня 1943 года нацисты приняли решение о зачистке гетто. День последнего разгрома - 23 октября 1943 года. За весь период погибли около 80 тысяч человек. Выжить удалось примерно 2-3% узников.

За два года и три месяца в облавах, погромах и налетах, в муках от голода и болезней здесь погибло как минимум 97 тысяч евреев. «Комсомолка» вспоминает страшные события с историком, старшим преподавателем кафедры философии и политологии Белгосмедуниверситета Сергеем Тукало

Еврейские гетто по сути - лагеря смерти. Они стали частью нацистской политики геноцида, направленного на уничтожение людей по расовым, национальным и религиозным мотивам, ведь третий рейх осудил всех без исключения евреев Европы и СССР на уничтожение, - говорит Сергей Николаевич. - Белорусские земли в годы Великой Отечественной войны стали своеобразным «научным центром» нацистов, где отрабатывали методы быстрой ликвидации большого числа негодных, согласно фашистской идеологии, в расовом отношении людей.

Минское гетто было одним из крупнейших не только в Беларуси , но и на всей оккупированной фашистами территории СССР. Создали его уже 19 июля 1941-го - не прошло и месяца со дня вторжения фашистов в столицу БССР . Для гетто выделили отдельный район – порядка 40 улиц и переулков на юго-западе Минска . Теперь это центр: Немига, Раковская , Коллекторная, Сухая, Юбилейная площадь...

В 2-3-КВАРТИРНОМ ДОМЕ В ГЕТТО ЖИЛО ПО СТО ЧЕЛОЕК

За лето 41-го евреев согнали туда со всего города, разрешив взять с собой имущество и предложив работать в созданных немцами трудовых колоннах. Работа была очень тяжелой: перевозка песка и глины, копание земли без лопат, разборка разрушенных зданий, чистка туалетов.

Нередко евреи выполняли ненужный труд – скажем, вырывали ямы и засыпали их снова, - приводит факты историк. - Работающим раз в день выдавали 200 г хлеба и мутную водичку - суп. На фабрике «Октябрь» причиталась кружка горячего питья - фашисты называли его кофе. Работавшие на предприятиях оккупантов могли рассчитывать на отбросы немецких кухонь – и тогда в гетто готовили оладьи и запеканки из добытых там картофельных очистков.

Попасть в гетто через два входа на улицах Островского и Опанского могли узники-рабочие, немецкие военные и сотрудники оккупационной городской управы. Попытка выйти для евреев без направления к месту работы грозила расстрелом. А по нарушителям, перелазящим через ограду, стреляли без раздумий. Кстати, жителей гетто было просто узнать среди горожан – их обязали носить на одежде полукруглые желтые латки (работавшие носили еще и красные, а иждивенцы – зеленые).

Переселением евреев в гетто, обеспечением их работой, продуктами и другими товарами занимался еврейский комитет – юденрат. Его работники поясняли позицию немцев по еврейскому вопросу, а еще выплачивали наложенные оккупантами контрибуции. Так, в 30 тысяч червонцев они оценили компенсацию затрат на переселение. Кроме того, отдельно конфисковывали одежду, свечи, мыло, тарелки, мясорубки, тазы.

Постепенно фашисты все туже зажимали петлю вокруг гетто. По приказу гауляйтера Кубе евреи не могли пользоваться электроэнергией и радиоточками. А комиссар Минска Кайзер с 17 октября 1941-го запретил еврейским детям – они составляли четверть населения гетто - посещать школы. Узникам гетто отказали в соцстраховании по болезни. На территории не было магазинов, бани, а воду для питья брали из уличных водозаборных колонок и колодцев.

В гетто была дикая скученность: в одноэтажном 2-3-квартирном доме жило до сотни человек, а в небольшом 2-этажном – по 200 – 300, - говорит Сергей Тукало. - Голода и антисанитарии в такой ситуации не избежать: были вспышки фурункулеза, цинги, сыпного и брюшного тифа – последний лютовал с 1942-го. Немцы панически боялись эпидемий, которые могли перекинуться на остальную часть города, поэтому медики гетто специально занижали статистику по инфекциям - они опасались, что реальная картина приведет к массовому уничтожению узников…

Родители пытались любыми способами тайно вывести из гетто своих детей – тут помогали и жители белорусской части города (более 790 белорусов признаны праведниками народов мира за спасение евреев – в том числе узников Минского гетто. – Ред.). Но мало кто из узников знал, что с появлением гетто в Минске начала работать комиссия при детских учреждениях, которая определяла национальность по внешним признакам. Потому дети-евреи часто снова оказывались среди узников…

Уже в 1941-м зародилось подполье Минского гетто во главе с Гиршем Смоляром из 22 ячеек – десяток. Они действовали в гетто и вне его – там, где работали еврейские трудовые колонны. Каждая группировка имела задачу: 16-я десятка держала связь с районом вне гетто, 22-я – устанавливала связь с партизанами. Выводили узников в отряды проверенными маршрутами 13-я и 14-я десятки.

С подпольщиками Минского гетто и его беглыми узниками связано 10 соединений. Скажем, был отряд, где состояло более 600 евреев из гетто. А узники с улицы Широкой создали свой отряд в тогдашней Барановичской области. Бежавший из гетто подрывник Лейзер Лосик пустил под откос 17 эшелонов, - приводит факты Сергей Тукало. – Но геттовские подпольщики и прямо в Минске проводили диверсии на предприятиях – например, на фабрике «Октябрь» портили ткань и кожу, а на спиртзаводе единственный работавший там еврей отравил транспорт водки для немцев.

Были и те, кто собирал теплую одежду, медикаменты, продукты, даже оружие с боеприпасами - и отправлял все это партизанам.

До лета 1943-го Роза Липская держала в гетто конспиративные квартиры, добывала медикаменты через врачей местного госпиталя, которые специально завышали в них потребность. Что-то выкупалось в аптеках вне гетто, что-то крали у немцев, а на улице Обувной даже создали тайную аптеку.

Поддерживал подпольщиков гетто и юденрат. Его второй глава Моше Иоффе (бывший директор радиозавода в Вильнюсе ) не выдал гестапо геттовского подпольщика Гирша Смоляра – он сделал фальшивый пропуск на его имя, а потом вымазал бумагу кровью одной из жертв погрома 31 марта 1942 года. Показав этот документ фашистам, он убедил их, что Смоляр убит, чем спас ему жизнь.

ВО ВРЕМЯ ПОГРОМА ФАШИСТЫ ЗАМОРОЗИЛИ МЛАДЕНЦЕВ В ГЕТОВСКОМ ДЕТДОМЕ

Группа Розы Липской продержалась едва ли не дольше всех подпольщиков – ячейки распадались, когда их члены становились жертвами актов нацистского террора.

Уже в августе 1941-го нацисты вплотную занялись еврейским вопросом, - восстанавливает хронологию событий Сергей Тукало. - Комендант гетто Ридер с помощниками Готтенбахом и Бенецке издевались над узниками, травили их собаками, кололи штыками и кинжалами. Причем Готтенбах под музыку провозглашал тосты за уничтожение евреев и лично расстреливал заключенных.

Почти каждую неделю в гетто были облавы. Первая прошла 7 августа 1941-го - немцы убили разом 800 мужчин. К каждой акции выкапывали рвы, куда загоняли узников - там их хладнокровно убивали. Порой людей хватали на улицах и вывозили в неизвестном направлении. Часто в гетто случалось по несколько ночных разбойных налетов на квартиры, где жителей убивали семьями.

Судя по архивам, именно во время погромов немцы проявляли нечеловеческую безжалостность и садизм. Родители пытались забирать детей с собой на работу или прятать в квартирах за пределами гетто, но чаще всего малыши были обречены. Известны случаи, когда нацисты отбирали у женщин грудничков и малолетних детей, хватали их за ножки и на глазах матерей били головой о камень, бросая тела в яму, - говорит историк.

Во время неожиданного погрома 23 апреля 1942-го нацисты окружили дома по Обувной, Сухой , Шорной и Коллекторной, а затем с 17 до 23 часов уничтожили там около 500 евреев. Несколько сотен человек заживо сожгли во время погрома двух густонаселенных четырехэтажек на улице Завальной в мае того же года.

А раньше, 2-3 марта 1942-го (дни еврейского праздника Пурим) выжили только люди, ушедшие на работу, – остальных жителей гетто ликвидировали дома и на улицах. Трупы почти 5 тысяч убитых в эти дни сбрасывали в карьер на окраине гетто – теперь на этом месте мемориал «Яма», посвященный жертвам Холокоста. Среди жертв той ночи - около 300 детей из еврейского детдома, которым было от 2 месяцев до 13 лет. Тогда стоял холодный день, и фашисты просто открыли окна в комнате, где детки спали в кроватях, чтобы малыши замерзли…

Во время этого погрома нацисты решили скрыть следы преступлений против евреев. Трупы отвезли к карьеру, а там у тел убитых и замученных до смерти людей расставили участников еврейской полиции. Им выдали винтовки, все это снял немецкий оператор. Получалось, будто массовое уничтожение евреев в Минске - дело рук самих же евреев.

В погроме 28-31 июля 1942 года в гетто уничтожили госпиталь, дом инвалидов, еще один детский дом. Точного числа жертв не знают по сей день – называются цифры от 18 до 30 тысяч человек.

Тогда немцы стали использовать душегубки для быстрого массового уничтожения евреев. Обычно людей выгоняли из квартир к большим крытым темно-зеленым машинам без окон, а затем буквально забрасывали их вовнутрь. В душегубку поступали отработанные выхлопные газы , которые смертельно действовали за 2-3 минуты.

Всплески невероятной жестокости у немцев объяснялись тем, что кроме так называемого большого гетто в Минске существовали еще два внутренних зондергетто для евреев, депортированных с Запада, – из Германии , Австрии , Чехословакии , Польши , Франции , Нидерландов и Венгрии . По нацистскому плану с 1 ноября 1941 года по 4 декабря 1942-го только в Ригу и Минск депортировали примерно 50 тысяч евреев. И когда требовалось место для размещения новой партии евреев с Запада, в минском гетто начинались погромы, налеты и облавы. Точную цифру депортированных в Минское гетто евреев сегодня назвать сложно – минимально говорят о 24 тысячах человек только из Германии, Австрии, Чехословакии.

Ликвидировать Минское гетто начали по приказу рейхсфюррера СС Гиммлера в июне 1943 года. Сначала планомерно уничтожали трудовые колонны с работавшими там узниками, потом фашисты выкосили зондергетто в сентябре 1943-го.

за три дня, 21-23 октября 1943-го, окончательно уничтожили и большое Минское гетто, которое унесло 97 тысяч жизней.

КСТАТИ

Беглецы из гетто выжили до освобождения Минска

С октября 1943-го существовало так называемое малое гетто в районе нынешнего ЦУМа. 17 узников во время уничтожения большого гетто сбежали в подземелье по Коллекторной улице. А оттуда был прорыт ход на еврейское кладбище. В его склепах выжившие и прятались до освобождения Минска в июле 1944-го.

ПАМЯТЬ

Сегодня в столице есть памятные места, посвященные трагедии Минского гетто. Это мемориал «Яма» на улице Мельникайте со скульптурной композицией «Последний путь», уходящей с вершины в глубину карьера. На улице Сухой размещен мемориал «Разбитый очаг» - искривленные под ударом стол и стул. У Кальварийского кладбища тоже есть монумент жертвам гетто – тела, зажатые двумя огромными камнями. На улице Сухой, где находится могила узников гетто и зондергетто, стоят две стеллы и памятный камень о евреях, депортированных из Дюссельдорфа . На одном из домов по улице Романовская Слобода – памятная доска бременским евреям.

В Минске до войны жило более 70 000 евреев. Решение о создании гетто было принято 19 июля 1941 года - через три недели после захвата Минска вермахтом. В этот день в Минске состоялось совещание командующего тылом группы армий "Центр" генерала Шенкендорфа и высшего начальника СС и полиции генерального округа "Белоруссия" бригаденфюрера СС Ценнера, на котором рассматривались вопросы взаимодействия и уничтожения евреев. Именно 19 июля 1941 года комендант полевой полиции Минска подписал распоряжение полевой комендатуры о создании гетто, которое было обнародовано на следующий день - 20 июля 1941 года. Оно располагалось к северо-западу от центра города, его размеры определялись из расчёта 1,4 квадратных метра жилой площади на человека; в гетто не было электричества, не работал водопровод.

Колонна узников минского гетто на улице. 1941 год

Вот выдержка из приказа оккупационных властей:

1. Начиная с даты издания этого приказа, в городе Минске будет выделена особая часть города исключительно для проживания евреев.

2. Все еврейское население города Минска обязано после оглашения этого приказа на протяжении 5 дней перебраться в еврейский район. Если кто-то из евреев после окончания этого срока буден найден не в еврейском районе, он будет арестован и строго наказан. Нееврейское население, которое живет в границах еврейского жилого района, должно безотлагательно покинуть еврейский район.

4. Еврейский район ограничивается следующими улицами: Колхозный переулок с прилегающей Колхозной улицей, далее через реку вдоль Немигской улицы, исключая православную церковь, вдоль по Республиканской ул., Шорной ул., Коллекторной ул., Мебельному пер., Перекопской ул., Нижней ул., включая Еврейское кладбище, по Обувной ул., Второму Опанскому пер., Заславской ул. и по Колхозному пер.

7. Евреям разрешено входить и выходить из еврейского района только по двум улицам: Опанского и Островского. Перелазить через стену запрещается. Немецкой охране и охране службы порядка приказано стрелять в нарушителей.

карта гетто

Всем жителям, не евреям, проживающим в районе, предназначенном для гетто, предоставлялось жилье за территорией гетто. А на их место заселяли евреев. Причем евреям приходилось продавать большую часть своей мебели и вещей, так как в тесном еврейском гетто было очень мало места.

С самых первых дней в гетто сложилась тяжелая ситуация с жильем, царила неимоверная скученность и антисанитария. Бывало, что в одной комнате проживали по нескольку семей. На одного жителя приходилось по 1,2-1,5 кв. метра, не считая детей.

Каждый еврей должен был носить на своей одежде нашивку желтого цвета. Как правило, это были просто куски желтой материи, чаще всего неровно вырезанные кружки. В Минске немцы не требовали, чтобы «желтые звезды» были действительно заездами. Как правило, вопрос отличительного знака для евреев был прерогативой местного начальства и на различных частях оккупационной территории решался по-своему. В Западной Европе это были действительно нашивки в форме шестиконечной звезды желтого цвета. Иногда, например, в Амстердаме, с надписью " Jude " по центру, иногда лишь с буквой " J ". В Центральной Европе - Венгрии, Югославии, - такие же звезды. Но уже без надписи. А в Восточной Европе - каждый местный комендант изгалялся по своему. В Варшавском гетто вообще не было нашивок. Евреи обязывались носить белые нарукавные повязки с синей шестиконечной звездой. В Лодзинском - необходимы были две нашивки - на груди и на спине. В Минском гетто узники обязаны были носить «латы» и на груди и на спине.

В начале осени 1941 года в Минском гетто находилось приблизительно 75 000-80 000 евреев, из них 55 000 из Минска, остальные - беженцы или евреи, переселенные из прилегающих к Минску городов и деревень. Гетто было окружено колючей проволокой; в ограждении имелось двое ворот, их охраняла белорусская и еврейская полиция. Минские евреи трудились на многочисленных предприятиях города; продовольствие выдавалось только рабочим и на рабочем месте, причем охранники следили, чтобы рабочие съедали его сами, а не уносили в гетто.

Чтобы поесть, выжить люди продавали свои вещи. Так как денег не было, основной "валютой" в торговле между гетто и "той стороной" служил отрез - своеобразный обменный купон, в первичном своем назначении - материал на мужской костюм или женское платье. Отрезы имелись у многих из жителей гетто, так как в советских условиях их собирание было, пожалуй, самым надежным вкладыванием и сохранением своих сбережений. В гетто отрезы сразу же обрели большой спрос, который не уменьшался до последних дней его существования.

Минское гетто не стали окружать каменной стеной, как было приказано полевым комендантом. В планы немцев совсем не входило обнесение стеной надежно организованное гетто, которое бы существовало долгое время. Власти посчитали достаточным огородить гетто колючей проволокой. Главные ворота, размещенные в конце Шорной улицы, охраняли немцы из ШуПо (Schutz Polizei) и милиционеры еврейской Ordnungsdienst. Со временем сделали еще несколько выходов специально для рабочих колонн, где в качестве охраны дежурила преимущественно еврейская служба охраны порядка. Именно эти, позже оборудованные выходы стали играть главную роль в жизни и сопротивлении минских евреев. Вокруг гетто вскоре обосновались айнзацкоманды (einsatzkommandos), готовые в любой момент хватать евреев, как это делалось в Киеве.

Расстрелы евреев начались вскоре после создания гетто. 7 и 20 ноября 1941 года нацисты убили около 20 000 человек, чтобы освободить место для евреев, депортируемых из Германии. 2 марта 1942 года было расстреляно еще 5 000 узников, среди них - много детей. 28-31 июля состоялась самая большая расстрельная акция в истории Минского гетто - было убито 30 000 человек. Массовые расстрелы продолжались вплоть до ликвидации гетто. Последние 2 000 узников были уничтожены в октябре 1943 года.

В Минском гетто существовала организация сопротивления, которая поставила перед собой задачу спасти как можно больше евреев, выводя их из гетто в леса и в районы, контролируемые партизанами. По разным оценкам, из Минского гетто бежало от 6 000 до 10 000 человек; около 5 000 из них выжило.

Рассказ написан в форме, где события прошлого 1941–1944, подчас перекликаются с событиями начала 70-х. Это реальная и правдивая история двух семей, Каноник и Гоберман, из которых 32 человека погибли в Минском гетто.
Как не странно, но прошлое связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекающих одно из другого.
Рассказ написан к 70-ти летию уничтожения Минского гетто.

28-го июня 1941-го года немцы, не встречая особого сопротивления, свободно вошли в Минск. Семья моего отца, Давида Каноника, до войны проживала в районе Червенского тракта, по улице Крупской, это был большой район частных домов за вокзалом. Жили все вместе, в своём доме: дедушка Ефим (Хаим) Яковлевич Каноник 1903 года рождения, бабушка Лиза Давидовна Каноник (девичья фамилия Гоберман) 1906 года, старшая сестра отца Люба 1926 года, мой отец Давид 1929 года и бабушка Гита, мать деда Ефима. Также в этом доме жила бабушка Эстер, родная сестра бабушки Гиты. Двое младших детей, сестра отца Рита 31-го года рождения, и брат Марат 38-го года умерли перед войной от дизентерии.

Несколько дней они не могли принять решение, уходить на восток или оставаться в Минске, и вышли из города только 26 июня. Многие семьи, которые ушли из Минска 23-24 июня, успели уйти далеко и перейти по мосту через реку Березина. Но семья отца прошла только 40 километров, когда прямо на колонну беженцев был сброшен немецкий десант, в форме красноармейцев.
Диверсанты сказали беженцам, чтобы все возвращались по своим домам, что впереди на реке Березина всё равно уже нет моста, и нет возможности переправиться на противоположный берег. Мост действительно взорвали, 25 июня советские воинские части при отступлении, чтобы задержать немцев на реке Березина. Поэтому многие, в том числе и евреи, повернули обратно в Минск.

Это было настоящее предательство по отношению к населению города. Ещё 24 июня, все руководящие,партийно-хозяйственные и советские государственные органы Республики и города, спешно и тайно сбежали из Минска в Могилё, и не сообщив населению, что нужно спешно уходить.
Это и стало причиной гибели сотен тысяч людей, и в первую очередь полное уничтожение еврейского населения Минска и окрестностей, оказавшегося в Минском гетто.

А почти через месяц, в середине июля, по всему городу был развешен приказ военного коменданта. Всем евреям было приказано оставить свои дома и с 20 июля переселиться жить в район гетто.
Мой отец и его семья попали туда и больше двух лет были узниками Минского гетто, с 20 июля 1941-го года и до начала сентября 1943-го. Когда отцу удалось сбежать в партизанский отряд, в гетто оставались последние 3000 евреев. Это было за полтора месяца до последней акции, уничтожения гетто. В двадцатых числах октября 1943-го, Минское гетто, самое большое из двух сот еврейских гетто на территории Белоруссии, перестало существовать.
В Минске, по данным архивов и музеев Германии, погибло около 150 тысяч евреев, из них более 40 тысяч евреи Германии, Австрии и Чехии. Это было "Sonderghetto", специальное гетто внутри большого гетто.
Единственное место, где отмечено, что через Минское гетто прошло 150 тысяч евреев, это Берлинский музей Холокоста.
Даже в Википедии, не правильные данные.
Из 250-ти тысячного довоенного населения Минска, более 100 тысяч составляли евреи.

Мемориал в сквере на улице Сухая, на месте старого еврейского кладбища, на территории бывшего гетто, посвящён евреям Европы.
Ровно два года и три месяца просуществовало Минское гетто. На протяжении всего этого времени, всех умерших и убитых в небольших погромах, которые проходили почти постоянно, хоронили в общих могилах-рвах, на территории этого кладбища. Кладбище существовало с середины 19-го века, там хоронили евреев и после войны, до начала 50-х годов. В начале 70-х кладбище закрыли, а в 1990 году сравняли с землёй.
Отец рассказывал, как после войны мостили булыжником улицу Коллекторную, (бывшую "Еврейскую" улицу), на участке между улицей Немига, (которая во время войны, называлась "Хаимштрассе") и вверх до улицы Сухая, и как прямо по могилам проложили дорогу.
Но в 2008 году, при создании этого мемориала на месте бывшего кладбища, также не указали общее количество евреев Европы погибших в Минском гетто.

Конвой, который вышел из Берлина 14 ноября 1941 года был третьим конвоем европейских евреев в Минское гетто. Но первым, по данным немецких архивов, был конвой-эшелон, который 10 ноября 1941 года вышел из Дюссельдорфа. Вторым был конвой из Франкфурта на Майне, который вышел 11 ноября 1941 года.
И сегодня, прогуливаясь по старой части Дюссельдорфа, прямо у домов, где жили евреи, можно увидеть медные квадратные таблички. Которые, как и в Берлине вмурованы в тротуар, с фамилиями бывших жильцов, депортированных в Минское гетто. Позже зимой 1941-1942гг. было ещё много эшелонов из Гамбурга, Берлина, Бремена, Кёльна, Бонна, Дюссельдорфа, Франкфурта на Майне, Вены, все в Минское гетто.

Эти данные из Берлинских музеев и архивов Германии. А то, что касается статистики с немцами лучше не спорить. Это в советские времена, ровно на половину приуменьшали количество евреев погибших в Минском гетто. Например, на территории мемориального комплекса "Хатынь", созданного в 1969-м году, была мемориальная доска-ниша, в длинной стене,(думаю, она и сейчас на том же месте), где перечислены несколько улиц входивших в район Минского гетто, и написано, что там погибло 75 тысяч мирных советских граждан.

Холокост евреев на территориях бывшего Советского Союза оставался тайной на протяжении многих десятилетий после окончания войны. По идеологическим и политическим причинам советский режим не признавал уникальности и масштабности уничтожения евреев нацистами. Только после распада Советского Союза документация и увековечение памяти жертв Холокоста стали возможны.

Отец рассказывал, что в начале, в гетто, они жили по улице Островского, недалеко от въездных ворот со стороны улицы Немига. И как почти ежедневно в гетто заезжали три огромные машины – душегубки, и останавливались возле скверика по улице Островского. Следовала облава, евреев, тех кто не уехал на работы или не смог спрятаться в заранее приготовленных "малинах". Так называли тайники под полом дома, между полом и землёй, или потайная маленькая комната, которая получалась после того, как делали дополнитедьную большую стену. Всех кто попадался, полицаи ловили и загоняли в душегубки. Машины отвозили евреев в Малый Тростянец и там сжигали.
Первым комендантом в Минском гетто был майор Рихтер, он часто любил обходить гетто в сопровождении полицаев и с плёткой в руке. И не дай бог, было не снять при встрече с ним головной убор, или попасться ему на глаза с плохо пришитой латой. Это были круглые жёлтые нашивки на одежде, спереди и сзади, которые должны были носить даже дети с 12 лет. Позже под жёлтыми нашивками, заставляли нашивать и маленькие белые, но только на груди. На этих маленьких нашивках, были написаны фамилии и номера соответствующие номеру дома в гетто, так как все дома были пронумерованы. Это было, что-то вроде прописки.

Во время очередного, самого большого, четвёртого погрома, в котором погибло около 30-ти тысяч евреев, который продолжался ровно три дня, с 28 по 31 июля 1942-го года, погибла старшая сестра отца Люба. Полицаи, как обычно, ходили по улицам гетто и раздавали информационные листы. Люба сказала матери, что выйдет на улицу и возьмёт листовку. Мать её отговаривала, но Люба вышла и больше её никто не видел...
Оказалось, что так полицаи выманивали людей из домов и укрытий, где ещё оставалась возможность спрятаться и хрупкая надежда на то, что не найдут.

Также во время этого погрома, погибла и бабушка Эстер, родная сестра бабушки Гиты. Когда все кто был в доме, успели спрятаться в малине, она закрыла лаз, сверху постелила коврик и села в спальне на кровать. Вошедшим немцам и полицаям она сказала на идиш, что ничего не видит, слепая. Тогда один немец взял её под руку и медленно повёл на улицу, в сторону машины душегубки. И Эстер ушла, уводя опасность от своих родных...

28 июля, в первый день этого большого погрома, отец вместе с дедом Ефимом, в составе рабочей команды, успели рано утром выйти из гетто на работу, на мясокомбинат. По дороге на работу, группу евреев постоянно сопровождали насколько полицаев. Они встретили большую колонну украинских полицаев, которая прошла в сторону гетто. Вскоре после этого послышались выстрелы со стороны гетто.

С 10 июля 1941-го года в Минске постоянно находились несколько рот 1-го украинского батальона полиции.

В конце рабочего дня, всем евреям объявили, что они не возвращаются в гетто, а остаются на ночь на работе. Точно так они провели и две последующие ночи. Погром в гетто закончился ровно в три часа дня, 31 июля. Когда отец с дедом вечером вернулись в гетто, то поняли, что в живых осталась только одна мать Лиза, сестры и двух бабушек уже не было. Это был четвёртый большой, запланированный немцами погром-акция.

Официально известно, что в Малом Тростянце немцы уничтожили 206.500 человек, больше половины из них это узники Минского гетто. Известно также, что эта цифра сильно занижена.

Выдающийся немецкий учёный-историк, Ганс-Гейнрих Вильхельм, в своей книге "Оперативная группа "А" полиции безопасности и СД 1941-1942", документально подтверждает и достоверно утверждает, что в 1942 году, в окрестностях Минска наблюдалось 1000 еврейских транспортов (железнодорожных вагонов). Этот немецкий историк утверждает, что количество иностранных евреев, депортированных в район Минска в 1942 году, колеблется в среднем по самым скромным подсчётам 75 тысяч человек. Большая часть этих европейских евреев, минуя Минское гетто, отправлялась прямо в лагерь уничтожения Малый Тростянец.

Но ещё раньше, был третий большой погром. На территории гетто был большой песчаный карьер. И именно там, после войны, в 1947-м году, на средства собранные уцелевшими евреями, был поставлен первый на территории всего Советского Союза памятник жертвам Холокоста. Надпись на нём была сделана на идиш. Но в 1947-м году, по известным причинам не могли написать на памятнике, что эти 5000 евреев, жертвы именно третьего погрома, устроенного на еврейский праздник Пурим, 2 марта 1942-го года. Погром начался расстрелом 200 детей детского дома, вместе с воспитателями и медработниками. Детский дом находился по улице Ратомская,(позже Мельникайте), рядом с карьером.
При расстреле детей присутствовал гауляйтер Белоруссии Вильгельм Кубе, который бросал детям конфеты. После расстрела 5000 евреев, немцы в течение нескольких дней не давали засыпать карьер. Отец рассказывал, что после растрела выпал снег и расстрелянные евреи пролежали несколько дней припорошенные снегом.

К сожалению, и в 2000-м году при создании на этом месте Мемориала "Яма", также забыли, или не хотели указать общее количество евреев погибших в Минском гетто.

Было ещё одно место массовых расстрелов евреев из гетто. Там в основном расстреляли жертв первых двух больших погромов. Первый большой погром, приуроченный к празднику, и в связи с нехваткой места для расселения европейских евреев, прошёл 7 ноября 1941-го года. Немцы "любили и старались" организовывать большие погромы к советским или еврейским праздникам. Они заставили евреев построиться в колонны и пройти по центральной, Юбилейной площади гетто, как на демонстрации. Эти колонны сразу после "парада" погнали в Тучинку. Так погибли первые 12 тысяч евреев.
И второй большой погром, в связи с срочной подготовкой места для расселения европейских евреев,("sonderghetto"), который был 20 ноября 1941 года, в котором погибло ещё 20 тысяч Минских евреев.
Всё это происходило в деревне Тучинка, в глиняных карьерах на территории трёх старых кирпичных заводов. Там на окраине Минска, за время существования гетто, было расстреляно более 30 тысяч евреев.
К большому сожалению, в послевоенные годы, это место предано забвению. Возможно, одна из причин, что до войны рядом с Тучинкой размещалась 6-я колония НКВД. То есть там наследили и немцы и чекисты.
Сегодня это территория между улицей Харьковская, в сторону Кальварийского кладбища. Современный Тучинский сквер немного захватывает эту территорию.

У всех уцелевших узников гетто, на протяжении 25 лет после войны, был своеобразный психологический синдром. Они обходили стороной улицы, где находилось гетто. Никому об этом не рассказывали, и старались не трогать темму гетто.
Конечно способствовала этому послевоенная политика государства. Гонения на евреев в конце 40-х годов. Убийство Михоэлса в Минске, в январе 1948-го. По Минску ходили слухи, что гибель Михоэлса, это официально организованное убийство.
Расстрел еврейской культуры, 12 августа 1952 года в подвалах Лубянки были расстреляны 13 членов ЕАК, "Еврейского Антифашисткого Комитета".
Компания борьбы с космополитизмом, которая приобрела антисемитские формы. Дело врачей в начале 1953-го. И государственный антисемитизм, который усилился в конце 60-х и в 70-е годы.

Как же удалось Минским евреям увековечить память соплеменников в годы, когда о Катастрофе никто не хотел слышать?

Первый организованный выход евреев на Яму, был в День Победы 1969-го года. Собралось человек пятьдесят, в основном евреи которые жили близко от Ямы и их родственники. Наши родственники, родной брат отца Эдик Гоберман, 1945 года рождения, жил со своей семьёй в Заславском переулке.

Не многие Минчане знают, что две первые клумбы с двух сторон от памятника, сделали евреи, которые жили рядом с Ямой. Но перед круглыми клумбами, были сделаны две большие клумбы в виде маген давида, это было в первых числах мая месяца 1969-го года. Эти клумбы не простояли даже сутки, там даже цветы не успели посадить. Осталось загадкой как об этом узнало КГБ, но вечером того же дня, приехали четверо в серых костюмах и сразу пошли в дом к организатору этих субботников в Яме.
Во дворе, куда вошли чекисты, стояли несколько десятков лопат и грабель. КГБешники сказали, что знают о том, что в Яме проводятся работы по расчистке территории. И тут же прозвучало в приказном тоне: "Чтобы этих ваших клумб до утра не было!"
Пришлось ночью переделывать шестиконечные клумбы в круглые. А когда 9-го мая 1969-го года, состоялся первый выход евреев на Яму, все увидели две круглые клумбы с цветами.

Несколько слов об организаторе этих субботников. Это был один из первых минских сионистов-подпольщиков, все его называли Фельдман, возможно, это и не было его фамилией. По рассказам бывших соседей, он был для КГБ как кость в горле, и в конце 1972-го его отвезли в Москву и посадили на самолёт, улетавший в Вену, откуда он якобы улетел в Израиль. Вначале 90-х, почти через 20 лет, бывшие соседи искали его в Израиле, но найти не смогли...

Еврейская интеллигенция боялась в День Победы приходить к Яме. Я сам много раз видел, как еврейские интеллигенты, шли от Юбилейной площади вниз по улице Ратомская (позже Мельникайте), мимо базара, всё время, осматриваясь по сторонам. Ходили слухи,что переодетые КГБешники фотографируют людей. Но с каждым годом приходило к Яме все больше евреев.

В конце 1972-го года городские власти начали вынашивать проект как засыпать Яму и демонтировать памятник. Все уже понимали, что это место становится знаковым и антисоветским. В свою очередь евреи начали собирать подписи с петицией в горисполком, не трогать памятник, кто-то предложил написать такую же петицию на английском языке. Так появились две параллельные тетради.
Я видел их у нас дома на Грушевке, когда отец ходил, собирал подписи у евреев, многие боялись подписывать, он их уговаривал.

В конце лета 1973-го, КГБ узнал об этой петиции. Скорее всего потому, что отец и еще один бывший узник гетто, записались на прием к председателю горисполкома, ведь они сказали там по какому вопросу и оставили все свои данные. С этого момента началась слежка за отцом. В середине сентября, должен был состояться прием в горисполкоме. Хорошо, что отец передал обе тетрадки знакомым евреям, для собирания подписей.

В один из дней в начале сентября, вернувшись с работы, я узнал, что у нас дома был обыск, сразу стало понятно, что искали. В тот день КГБешники приехали к отцу на работу, забрали его и повезли домой. Он по специальности был токарь 6-го разряда, работал тогда на автобазе, в партии никогда не состоял. Что они могли ему сделать, проверили даже его шкафчик на работе. Все конечно подумали, что ищут какой-то самиздат.

Приближался назначенный день 15-го сентября, когда нужно было идти в горисполком. Предусмотрительный отец, попросил совершенно постороннюю, знакомую рускую женщину, пронести тетрадку в здание горисполкома. Она сказала на входе, что идёт устраиваться на работу, и её пропустили. А отец пошёл без ничего, только с паспортом. К сожалению, не пришёл второй его коллега, они вместе записывались на приём. Его приняли два заместителя, они все уже знали, о чём он будет говорить, в углу кабинета сидел ещё один человек в сером костюме, но он не представился.
Беседа была больше часа, отец передал им тетрадь с петицией и полную подписей минчан, в основном узников гетто и их родственников. Он рассказал им, как был в гетто, с его первого дня, 20 июля 1941-го и до начала сентября 1943-го, когда ему удалось сбежать в партизаны. И о том, что почти вся большая семья погибла, включая всех родственников это 32 человека. В конце беседы они спросили, почему люди не хотят, чтобы на этом месте создали красивый парк и засыпали Яму.
Отец понял, что всё, что он рассказывал им не интересно. Тогда он рассердился и перед тем как уходить сказал, что если будут ломать этот памятник, то чтобы его убили прямо там. И что пройдёт много лет, не будет ни их, ни этих кабинетов, а памятник так и будет стоять в Яме...

На следующий день директор автобазы сказал отцу, чтобы он работал спокойно, вопрос о его увольнении даже не стоит.

Но стоял другой вопрос, как передать вторую тетрадь, с петицией на английском языке. Чтобы она, хотя бы, дошла до американского корреспондента в Москве. Все понимали, что нужна международная огласка, и только она может остановить это безумие.

Еврейское самосознание в СССР начало подниматься после победоносной Шестидневной войны в Израиле,(с 5 по 10 июня 1967-го года). В которой Израиль сражался с коалицией арабских стран (Египет, Сирия, Ирак и Иордания). Эйфория после этой войны долго не проходила.
После самолётного дела, попытки угона самолёта из Ленинграда,15 июня 1970-го года и арест одиннадцати человек, почти все были евреями.
После убийства одиннадцати Израильских спортсменов на олимпиаде в Мюнхене, в сентябре 1972-го года. И после операции Моссада,(операция возмездия), по личному приказу премьер министра Израиля Голды Меир, по поимке и ликвидации всех террористов причастных к убийству спортсменов.

Становилось понятно, что нужна международная огласка. Но всё разрешилось просто. В первых числах октября 1973-го года, из Минска должны были уехать последние несколько семей, у которых уже были оформлены все документы. Они ехали в Москву, и там, в посольстве Нидерландов, должны были получить оставшиеся документы и билеты на поезд до Вены.
10 июня 1967-го года, СССР разорвало дипломатические отношения с Израилем. После победы Израиля в Шестидневной войне, Израильское посольство закрылось, и интересы Израиля представлял только консул, который принимал в посольстве Нидерландов.

Задумка была в том, чтобы уговорить одну из семей, взять тетрадь в Москву и передать консулу. Так всё и получилось. После того, как эта семья уехала из Москвы, московские друзья позвонили их родственникам в Минск и сообщили, что проводили их на вокзале и что всё они передали как и было запланировано.

Буквально в эти же дни, в субботу 6 октября 1973-го года, в два часа дня, в канун еврейского праздника Йом Кипур, армии Египта и Сирии напали на позиции израильских войск, по всей линии прекращения огня предыдущей Шестидневной войны 1967-го года. Так началась четвёртая арабо израильская война - Война Судного Дня.

Интересно было наблюдать такую картину, как в Минском ГУМе, в отделе радиотоваров, на улице Ленина, стояла длинная очередь из одних евреев. Все хотели купить радиоприемник "Океан" Минского радиозавода. Конечно для того, чтобы слушать "вражеские голоса" и знать всю правду о войне в Израиле.
Евреи были уже наученные тем, какой блеф писали все советские газеты во время предыдущей Шестидневной войны. Видимо все советские средства массовой информации тогда находились в параллельной реальности.
Поэтому доверять советским газетам никто не собирался.

Как сейчас помню, это было вечером 24 октября, все евреи слушали "вражеские голоса", такие как "немецкая волна", "радио свобода" или "голос америки". Это был последний день войны Судного Дня в Израиле. Тогда "вражеские голоса" говорили только об этом, а также читали главы из "Архипелага ГУЛАГ", Солженицына.
И вдруг, в середине новостей говорят, что Белорусские власти хотят снести памятник евреям, погибшим в Минском гетто. Первый памятник еврейским жертвам фашизма, на территории всего Советского Союза, поставленный уцелевшими евреями в 1947-м году. Говорили об этом несколько дней подряд, также писали в газетах в Израиле и в Западной Германии.
Это была настоящая большая Победа.

Сейчас можно только представить, на каких повышенных тонах, разговаривал Пётр Миронович Машеров с тогдашним председателем горисполкома Ковалёвым Михаилом Васильевичем. А обида была большая, как получилось, что в разгар ярого государственного антисемитизма, который генерировался государством, простые Минские евреи смогли обставить все Белорусские власти.
Как известно, 1973-й год, это был расцвет эпохи застоя в СССР.

Ещё немного об отце, что было дальше. Вскоре он перешёл работать на завод медицинских препаратов, долго работал там. Потом начал работать на радиозаводе. Это был филиал радиозавода по производству деревянных футляров для телевизоров и радиоприёмников, который раньше взорвался. Взрыв произошёл из-за самовозгорания пыли, во время второй смены, 10 марта 1972 года, в новом, только три месяца проработавшем цехе.
При пятнадцати градусах мороза, пожарные заливали всё водой, по официальным данным погибло 106 человек.
Отец работал там до выхода на пенсию в 1989 году.

Жили папа Каноник Давид Ефимович и мама Каноник (Майзельс) Майя Израилевна в том же доме, на Грушевке, без удобств. Хотя тогда же, в декабре 1973-го года, через три месяца после того скандального посещения горисполкома, отца вызвали в тот же горисполком. Это уже была жилищная комиссия. Они сказали, что знают, что он узник Минского гетто, и предложили новую трёхкомнатную квартиру. Но отец отказался, сказав, что ему ничего от них не нужно. Следует отметить, что отец никогда ни у кого не просил об улучшении жилищных условий, это была их инициатива.

В середине 80-х работая на радиозаводе, отец разговорился с председателем заводского общества ветеранов войны. Отец сказал, что был в партизанах, но председатель общества усмехнулся и ответил, что евреи были в гетто. Тогда отец сказал, что больше двух лет был в Минском гетто, и убежал в партизаны. Но на вопрос, где же твои документы участника войны и партизана Белоруссии отцу нечего было ответить. Пришлось искать свидетелей, бывших партизан, и ехать в Оршу к командиру партизанского отряда. Но командир его не вспомнил, он уже был в преклонном возрасте, но попросил отца рассказать всё что он помнит из жизни отряда. Тогда отец начал рассказывать, чем он занимался, охранял госпиталь на болотном острове, а его мать Елизавета Давидовна Каноник (Гоберман) была поварихой, и работала в госпитале. Тогда командир вспомнил. Он направил отца в республиканский парт архив, именно там были все архивы партизанских отрядов. И только после этого, отец получил выписку из дневника партизанского отряда, в котором дотошный писарь всё записывал. В справке было ясно написано, что 5-го сентября 1943-го года Каноник Давид Ефимович зачислен в партизанский отряд имени Кирова, бригады имени Кирова, Минской области, а в графе, откуда прибыл написано Минское гетто.

…Первый раз, в начале августа 1943-го, отец с матерью сбежали вместе с работ по торфоразработкам, по могилёвскому шоссе, куда их ежедневно возили из гетто. Охрана была слабая, один, иногда два полицая, которые уже перестали пересчитывать евреев, сколько выезжает из гетто и сколько возвращается. Но впереди на дороге был немецкий пост, а у отца не было документов, и кроме того, почти всех мужчин и подростков заставляли снимать штаны, искали евреев. Ему пришлось вернуться обратно на торфоразработки. А мать прошла все посты, так как у неё был "аусвайс", где было написано, что она живёт в деревне Шпаковщина. Она уже знала, как и где найти партизан. "Аусвайс" заранее подготовил её муж, мой дед, Каноник Ефим Яковлевич, который был связан с подпольем в гетто и погиб незадолго до этого, в начале июля 1943-го, в одной из облав на мясокомбинате. Своим "аусвайсом" он так и не успел воспользоваться.
Дедушка ещё до войны работал на мясокомбинате, там больше половины работников были евреи. Но когда всех евреев согнали в гетто, то немцы поняли, что мясокомбинат без евреев работать не сможет. Они отобрали всех бывших работников по документам мясокомбината, и начали из гетто организованно водить их на работу.

Вообще в Минском гетто существовала возможность, напроситься через юденрат(еврейский администротивный орган самоуправления), в любую рабочую команду. Рабочих команд было много, их ежедневно, рано утром, под охраной полицаев, вывозили или выводили на разные работы. Это давало возможность продлить себе жизнь и кое как питаться, так как в рабочих командах сносно кормили, и был короткий перерыв на обед.
Тех же, кто оставался в гетто, никто не кормил, они заботились сами о себе.
Также почти каждый день приходилось прятаться, чтобы не угодить в душегубку во время очередной облавы. Но весной 1943-го всё изменилось. Немцы начали резко сокращать численность итак таявшего гетто, начали устраивать погромы и для рабочих команд. Например, можно было утром уехать на работу и вечером не вернуться в гетто. Иногда их после работы сразу увозили на расстрел.

Так два года, дедушка с отцом, в составе рабочей команды, выходили из гетто на работу на мясокомбинат. Они были официально записаны в эту рабочую команду. Отец был там и в последний день, в начале июля 1943-го года.
...Евреи заметили, что в середине дня, к мясокомбинату приехало больше чем обычно полицаев. Такое количество полицаев не нужно, чтобы сопровождать евреев обратно в гетто. Дед Ефим сказал отцу, чтобы он быстро и незаметно выскользнул за территорию, в районе задних складов, снял с себя латы, и спокойно пошёл на вокзал. Отец так и сделал, до темноты шатался на вокзале, а ближе к ночи, в районе татарских огородов пролез под колючей проволокой на территорию гетто. Придя домой, а в 1943-м они уже жили по улице Сухая, так как территория гетто постепенно сокращалась и евреев переселяли, он увидел, как мать сидит и плачет.
Она уже всё знала, ей уже сообщили, что машины с рабочими из мясокомбината проехали через гетто, она думала, что они оба погибли. Обычно на работу и с работы на мясокомбинат, все рабочие команды всегда ходили пешком, в сопровождении полицаев. Но в этот, последний раз, всех рабочих евреев с мясокомбината, после работы, чтобы сократить время, провезли через территорию гетто, прямо в Тучинку и сразу расстреляли в глиняных карьерах старого кирпичного завода.
Немцы часто проезжали через территорию гетто, вьезжая через ворота на улице Немига, по улицам Республиканская и Опанского и выезжая через ворота у железной дороги.
Также, там был расстрелян младший брат деда Ефима, Нисим Каноник 1910 года рождения, который находился в той же рабочей команде, он также как и дед Ефим ещё до войны работал на мясокомбинате. Нисим был призван в армию, и 23 июля, в день призыва отправлен на фронт, который продвигался в сторону Минска. После первых боёв, остатки его разбитой части отступая, лесами подошли к Минску, город был уже окупирован. Как раз около Минска Нисим встретил своего старшего - среднего брата Хоню Каноника, 1906 года рождения, который также был призван в армию 23 июля. Хоня с остатками своей воинкой части уходил на восток к линии фронта. Хоня категорически отговаривал Нисима заходить в окупировапнный Минск. Но Нисим не побоялся, он хорошо знал город, что помогло ему ночью пробраться к своему дому на Червенском тракте, где осталась его жена Лида и двое маленьких сыновей, Яков 1936 года рождения, и Виктор 1939 года.
Это было как раз начало июля, а по всему городу уже был развешен приказ коменданта, о создании с 20 июля еврейского гетто. Все евреи были обязаны переселиться в этот район в центре Минска. Нисим Каноник решил идти в гетто один, а его русская жена Лида с двумя сыновьями осталась в их доме по улице Борисовской, на Червенском тракте. Немного подправив документы, на протяжении трёх лет окупации, этой сильной и умной женщине удалось выжить и сохранить детей. В Минском гетто было немало смешанных семей, русские жёны следовали в гетто за своими мужьями, разделив с ними все тяготы и лишения. Они также носили латы на своей одежде, и в равной степени разделили печальную судьбу всех своих еврейских родственников.

Весь август 1943-го, оставшись один, отец продолжал ездить на торфоразработки, с одной единственной целью, при первой возможности убежать в лес. И в первых числах сентября, к евреям, которые занимались торфоразработками, подошла молодая деревенская девушка и спросила: "кто здесь Додик?" Предварительно поговорив с охранником - полицаем, который проверил её аусвайс, и забрал из корзинки часть продуктов, которые она несла на обмен в Минск. Отведя отца в сторону, она тихо спросила, "как зовут твою маму". Выяснив этот вопрос, она обьяснила отцу, что если он сможет убежать, чтобы обошёл глубоко по лесу немецкий пост и ждал её через два километра на опушке леса. Что через два дня, она будет возвращаться из Минска, но чтобы к ней не подходил, а шёл за ней, осторожно по лесу.
Это была Минская подпольщица, связная партизанского отряда Лидия Дмитриевна Берестовская (после замужества Кащей).
Направляясь в сторону Минска, находясь на очередном задании командования партизанского отряда, и увидев группу евреев из гетто, она сразу вспомнила рассказ моей бабушки Лизы, который случайно услышала в отряде. Партизаны спрашивали бабушку откуда она, и о её семье. И бабушке пришлось рассказать, о том, что в гетто остался её единственный оставшийся пока в живых сын, 14-и летний подросток Додик, и что он возможно продолжает ездить на принудительные работы, по торфоразработкам, в тоже место, откуда она смогла убежать в начале августа.

А отец, в тот же день выпрыгнул на ходу из машины, около леса, когда они возвращались в гетто. Полицай литовец, как раз сел в кабину к водителю немцу, так как начался сильный дождь. Другие евреи его отговаривали, не прыгать, говорили, что могут убить, если заметят. Отец им ответил, что и так скоро всех убьют. Двое суток он провёл в лесу, а на третий день, ждал в условленном месте. К полудню, на лесной дороге появилась таже молодая партизанка. Они шли несколько дней, в основном только в тёмное время, по кустам и болотам, так как опасались идти по лесным дорогам, у отца не было никаких документов. Лида хорошо ориентировалась на местности, так как была родом из этих мест, из деревни Скураты.
Партизанский отряд, находился в глубоком лесу, но всего в десяти километрах от места торфоразработок. Когда они пришли, Лида сказала отцу: "иди вон в ту землянку, там твоя мама работает поварихой"...

В середине июля 1944-го, отец с матерью вернулись в свой дом, дом семьи Каноник, где и жили до войны, до гетто, на Червенском тракте, по улице Крупская 25. Но дом был занят, там уже давно жили другие люди, ведь они думали, что все евреи погибли. Мать не хотела ругаться, хотя не было большой проблемой законно вернуть дом. Но она не стала этого делать, видимо не совсем хорошие воспоминания связывали её с этим домом. Зайдя в сарай во дворе, они нашли среди кучи дров, свою коробку с довоенными фотографиями семьи. Бабушка с отцом пошли жить на Грушевку, там сохранился старый дом семьи Гоберман, в котором бабушка жила до 1925 года, до того как вышла замуж. По улице Пакгаузная 7 (позже улица Хмелевского).
И как раз, из эвакуации вернулась её родная, младшая сестра, Роза Давидовна Тройчанская (Гоберман), с дочерью Эллой, и сыном Эриком. Муж Розы, Соломон Тройчанский остался в Челябинске, так как занимал высокую руководящую должность на оборонном заводе.
И они, две сестры, поделили дом на две половины, с двумя входами. Доставшуюся отцу с матерью половину дома, пришлось переделывать в жилое помещение. Так как до войны, она использовалась для легкой брички прадеда Давида Гобермана, отца бабушки, который работал извозчиком.
На Грушевке жило много евреев, которые официально работали извозчиками на кирпичном заводе Фридмана, который находился в Тучинке.

У Давида Гобермана были два родных брата, Нохим и Янкель, которые также жили на Грушевке и были главами своих очень больших семей. Все трое были сыновьями прапрадеда Абрама Гобермана, и все родились на улице Грушевская в доме №46.

Давид Гоберман, был главой большой семьи, у них с женой Эстер были четыре дочери и два сына.

Один сын Давида Гобермана ещё в подростковом возрасте, утонул на "Сажалке", это небольшое озеро, которое было прямо на нашей улице.
Второй сын, Евель Гоберман, 1906 года рождения, прошёл всю войну, он был призван в армию ещё в 1939 году. В звании капитана, был политруком, заместителем командира 1-го танкового батальона, 20-й танковой бригады, первого Белорусского фронта. Принимал участие в освобождении Белоруссии, награждён многими орденами и медалями.
После войны, Евель с женой Фирой и их трое детей, старший сын Вова, средний Феликс и младшая дочь Софа, жили на нашей же улице Пакгаузная, в доме №4. Но в середине 50-х годов, Евеля Гобермана, в числе коммунистов тридцатитысячников направили работать председателем колхоза "Советская Беларусь", Клецкого района Минской области. Будучи очень умным человеком и сильным хозяйственником, Евель Гоберман вывел этот слабый и отстающий колхоз на передовые позиции в сельском хозяйстве Белоруссии. Тем самым получил право ежегодно представлять достижения сельского хозяйства Белоруссии на ВДНХ в Москве, постоянно получая призы и медали с выставки достижения народного хозяйства.
После пяти лет работы председателем колхоза, Евель Гоберман вернулся в Минск и был назначен на должность директора Минской щёточной фабрики. Где и работал очень долго, до выхода на пенсию. Евель Гоберман умер в Минске в 1979 году.

Одна из четырёх дочерей Давида Гобермана, Люба, была замужем за офицером пограничником, Изосимом (Зусей) Шмоткиным, они жили на заставе "Домачево", под Брестом. Люба с маленькой дочерью Эсмеральдой, в первый день войны, успела эвакуироваться, с другими жёнами офицеров. Но далеко они не смогли уехать, под Минском машину разбомбило, и местные жители, выдали её немцам, как еврейку и жену офицера пограничника, и она с дочерью была растреляна.
А тот самый офицер пограничник, Изосим Шмоткин, вернулся с войны в звании майора. Создав новую семью, они жили по соседству с нами, на Грушевке, в доме №48. У них с женой Идой было двое детей, старший сын Лёня и дочь Ольга, с которой я учился в одном классе, в школе №3.

Давид Гоберман с женой Эстер, и ещё одной дочерью Раей попали в гетто, где и погибли. Спаслась из гетто только одна их дочь, моя бабушка Лиза, 1906 года рождения, а также младшая дочь Роза 1911 года, которая была со своей семьёй в эвакуации в Челябинске.

Как ни странно, но район Грушевского посёлка полностью сохранился в довоенном виде, его не бомбили. Возможно потому, что там были расквартированы немецкие солдаты железнодорожники, обслуживающие Минский железнодорожный узел, часть из которых работала также на вагоноремонтном заводе. Например, в нашей школе №3 (где мы учились с сестрой Лилей), а это было новое четырёхэтажное здание, построенное в 1936-м году, были немецкие казармы. После войны отец также там учился, оканчивая вечернюю школу.

Получив справку из парт архива, в начале апреля 1986-го, отцу оформили в Московском районном исполкоме и в военкомате все документы. В домике на Грушевке установили телефон, кстати этот деревянный дом и сейчас пока стоит ул. Хмелевского 7. Отца поставили на льготную очередь, на квартиру, по месту работы на радиозаводе. Через год предложили квартиру в центре города, в старом ведомственном доме радиозавода, на улице Коммунистическая. Как потом выяснилось, в этом доме жил Освальд, убийца президента Кеннеди, в то время когда работал на Минском радиозаводе.

Кроме большого гетто, в Минске было ещё одно маленькое гетто. В конце лета 1941-го, немцы отобрали из большого гетто 500 человек специалистов, редких и важных для них специальностей, и вместе с их семьями переселили в это маленькое гетто 3000 человек. С ноября 1941 года, туда попадали также и европейские евреи - специалисты. Это был рабочий лагерь СС на улице Широкая. Этот лагерь постоянно пополнялся также за счёт военнопленных евреев, которых привозили из разных мест.
Так в августе 1942-го, с группой военнопленных туда попал офицер Александр Аронович Печёрский. Пробыв в рабочем лагере почти год, за месяц до уничтожения Минского гетто, в сентябре 1943-го, его в составе большой группы евреев специалистов с их семьями, отправили в лагерь уничтожения Собибор. Лагерь уничтожения Собибор, был создан весной 1942-го в юго восточной Польше. И уже через месяц, после прибытия, Печёрский стал руководителем единственного успешного восстания в лагере смерти в годы второй мировой войны. После успешного восстания, которое было 14 октября 1943-го года, немцы убили всех кто остался в лагере, и полностью уничтожили лагерь.

Одна из самых загадочных и трагичных историй Минского гетто, это абсолютно неизвестная широкой публике, история о том, как в начале октября 1943-го, 26 евреев, членов нескольких семей с улицы Сухая, спрятались в заранее приготовленный подвал – схрон у самого кладбища. На то время, в гетто оставались последние 3000 евреев. У них был верный расчёт, все понимали, что остались считанные дни.
Так и случилось, с 21 по 23 октября был последний погром, это была зачистка. Прятаться в домах, подвалах и малинах не имело смысла, так как во время последнего погрома не осталось ни одного места, куда бы ни летели гранаты, а на кладбище не нужно делать зачистки и кого то искать. Они находились там 9 месяцев, до июля 1944-го года. Понимая, что гетто уже нет, они продолжали прятаться, и только ночью могли подышать свежим воздухом и осторожно набрать воды из ближайшей колонки.

Как известно, Минск освобождали танкисты сразу нескольких армий, но настоящую зачистку города делала другая воинская часть. Это были солдаты 132-го пограничного (впоследствии Минский ордена Красной Звезды) полка войск НКВД, охраны тыла действующей армии, третьего Белорусского фронта.
4-го июля 1944-го года, на следующий день после освобождения, выполняя свою работу, солдаты обходили весь город, это уже была зачистка советских войск. Они обнаружили 13 обессиленных, оборванных людей на еврейском кладбище, на территории бывшего гетто.
Узнав об этом, командир полка, герой Гражданской войны, Одесский еврей, гвардии полковник Хмелюк Аркадий Захарьевич отдал распоряжение срочно отвезти всех 13 выживших в Оршу, в госпиталь, так как в Минске ещё не было госпиталя. Об этом также рассказывал отец в своих воспоминаниях.

За зачистку Минска и окрестностей, а они изловили более 400 изменников полицаев и предателей, этот полк, единственный среди воинских формирований НКВД, получил почётное наименование "Минский".

Меня в середине 70-х призвали в армию именно в этот "Минский" полк, в/ч 7574, конвойный полк внутренних войск. Воинская часть располагалась в центре Вильнюса, и занимала помещения бывшего монастыря примыкающего к тыльной стороне костёла Петра и Павла. Во дворе воинской части стоял большой памятник – "Минский" полк.

Однажды, во время праздника Дня Победы, в актовом зале выступали престарелые офицеры ветераны. Один из них рассказывал, как в июле 1944-го они освобождали Минск. И 4-го июля, на следующий день после освобождения, на территории где было Минское гетто, на кладбище, обнаружили 13 выживших людей. История звучала не правдоподобно, ведь было известно, что Минское гетто перестало существовать в двадцатых числах октября 1943-го.
Демобилизовавшись из армии, уже дома, в Минске, я рассказал об этом отцу. И тогда отец рассказал, что это были их родственники и соседи с улицы Сухая. Одним из старших в этой группе, из 26 евреев, был Эля(Исраэль) Гоберман, двоюродный брат матери отца, моей бабушки, Лизы Каноник-Гоберман. Эля Гоберман до войны также жил на Грушевке, в доме №46 и работал извозчиком, на своей бричке. Он и его жена Хьена выжили, они были в числе 13 спасённых. Их три дочери погибли. В декабре 1942-го в гетто заболела и умерла их младшая шестилетняя дочь. 28-го июля 1942-го года, в первый день самого большого, четвёртого погрома в Минском гетто, полицаи задержали и увели в машины душегубки их двух старших дочерей. Больше родители из не видели, так как в это время они находились на принудительных работах.
Отец рассказывал, что дядя Эля, ещё в августе 1943-го, предлагал ему присоедениться к ним, и тоже спрятаться в этом подвале. Но отец отказался, так как надеялся убежать и искать мать, которая уже была в партизанском отряде.

После войны отец часто виделся с Гоберманами, так как три родные сестры дяди Эли, Рая, Нехама и Йоха жили со своими семьями по соседству с нами, на Грушевке, в том же доме №46. Большой дом был разделён на три отдельные квартиры. Дядя Эля и его жена Хьена, прожили долгую жизнь с мечтой о Сионе, но осуществить её тогда не было возможности...

Отца уже нет в живых. Сохранились его воспоминания, и записи на дискете, о жизни в гетто, записанные в 1996-м году, сотрудниками фонда Стивена Спилберга. Которые я передал в еврейский музей в Минске.

Вечная память всем родственникам погибшим в Минском гетто, память бесценна.

Хочу отметить, что я не историк, но знаю историю.
Игорь Каноник
Израиль