Вечер добрый, братья и сестры, мы с вами в прямом эфире. В студии протоиерей Андрей Ткачёв. У нас час беседы, надеемся, о вещах полезных, которые так или иначе повлияют на нашу вечную жизнь и жизнь временную, несомненно.
Итак, мы пропости́лись первые дни Великого поста, первую седмицу. Субботы и воскресенья Великого поста не считаются постными ради божественной Литургии, которая будет служиться в субботу и воскресенье. На столе не должно быть мяса, молока, яиц и прочего, но постными, в полном смысле, эти дни считать нельзя, поскольку служится полноценная Литургия. Таким образом, нам даётся понять, что мы - люди литургического сознания, что мы меряем праздники и будни наличием или отсутствием Литургии. Как говорил Господь в ответ на вопрос: «Почему фарисеи постятся строго, а ученики Твои не постятся?» - «Разве могут поститься сыны чертога брачного, пока с ними Жених? ...Когда отнимется у них Жених, и тогда будут поститься в те дни». И вот дни Четыредесятницы, дни поста Великого - это дни (кроме субботы и воскресенья) с понедельника по пятницу, когда Жениха с нами нет, когда Литургия не служится. Поймите и почувствуйте голод по божественной Литургии: Великий пост должен разбудить в человеке голод по святой Евхаристии, по благодарению. Потому что даже святая Литургия Преждеосвященных Даров имеет в себе Причащение, но не имеет в себе благодарение: мы Причастие имеем, а не благодарим, и чувствуем себя постящимися, хотя и причащаемся. Самое главное, по сути, свойство христиан, празднуя праздник Божий и близость Невесты - Церкви к Жениху - Христу - это благодарение Господа. Вот так нужно мерить свою жизнь.
Теперь, нужно понять, что пост - не есть явление гастрономическое. Это очень важно: не есть, что нельзя, есть поменьше, дать себе немножко исхудать - истощиться, ощутить сладость поста. Как говорил святой Иоанн Кронштадтский в молитвах, например, о недугующих разными телесными грехами, типа пьянства: «Дай, Господи, им познать сладость поста и проистекающих от него плодов духа». Хорошо бы всем познать вкус поста, и чтобы Дух Божий, услаждающий постящегося, был внятен для человека и ощутим человеческой душой. Это тоже очень важно. Но, конечно, пост - явление молитвенное. Цель поста - это Пасха Господня, это божественный переход: «От смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас преведе, победную поющия», - как говорится в Пасхальном каноне Дамаскина, - мы стремимся к Пасхе Христовой. Но и, конечно, молитвенно стремимся. Если мы будем только поститься, не молясь, то мы ничего не успеем, мы будем лицемерами и глупцами, потому что бес не ест, но как был бес, так бес и остаётся: нрав его не исправлен и он ничего не ест, но злобы своей не оставляет. Если же будем молиться, не постясь, то успеем больше: пост без молитвы вообще не нужен, а молитва без поста нужна, но малосильна. А вот пост и молитва вместе - дают человеку силу серьёзную, которая гонит врага, согласно сказанному в Евангелии: «Род сей не изгоняется ничем, только молитвою и постом». - Не постом без молитвы, не молитвой без поста, но молитвой и постом выгоняется всякое присутствие лукавого, и исполняются слова молитвы Господней: «...Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого». - Не просто «Ты избавь», но и мы молимся и постимся, и теперь избавь нас, молящихся и постящихся, и он далече отбежит от нас, как говорится в Послании к Римлянам: «Бог же мира да сокрушит сатану под ногами вашими вскоре», - такие торжественные слова говорит апостол Павел, мы читаем их во дни Великого Водосвятия, можем сегодня ещё раз их повторить.
Итак, мы сказали, что пост без молитвы не имеет смысла, это может быть даже путь, чтобы стать нечистым духом: смирения нет, ближних не простил, ни с кем не помирился, никого не любишь, только сам себя одного любишь и постишься - это демон, он не ест и только себя любит. Но молитва без поста - она полезней. А уж молитва с постом - это вообще красота, это обоюдоострый меч.
Поговорим с вами сегодня немного о молитве. Молитва имеет время и место, мы поговорим сегодня о времени, о месте, о цели и о предмете молитвы.
Древняя пословица говорит, что молитва места не ищет. Молиться можно везде: перед операцией, на одре болезни, уже с маской хлороформа на лице можно Бога поминать, засыпая перед ножом; можно молиться Богу в троллейбусе, трамвае, на эскалаторе метро, в кресле зубоврачебного техника; можно молиться Богу с лопатой или тряпкой в руках. Чем бы ни занимался человек, он может молиться Богу: молитва места не ищет, и времени тоже.
Давайте с вами определим предмет молитвы. Молиться нужно не только за себя. Если вы будете молиться в посту усердно, то сердце ваше, потихонечку, распространится, расширится, и тогда в ваше расширившееся сердце можно будет вложить следующие мысли: пожалуйста, подумайте о тех, кто никогда не молился. Когда вы будете молиться о себе, о детях своих, о своём духовном отце, о друзьях, о знакомых, то может быть, на каком-то моменте, ваше сердце вдруг расширится: вы почувствуете, что как шарик надувается воздухом, так сердце ваше расширилось от дуновения Духа Божиего, что сердце ваше стало больше. Я бы вам пожелал, чтобы в ваше сердце вместились мысли о тех, кто никогда не молился. Есть крещёные люди, которые никогда не молились. Пожалуйста, иногда, хоть раз в жизни, помолитесь Богу о тех, кто крещён, но никогда ещё не призывал Бога. Может быть, в этом посту откроются очи их, они начнут призывать Господа в ближайшие дни. Дал бы Бог! Аминь. Потом можно подумать о тех, кто не крещён и не числится сегодня среди верующих, но он ищет Господа: что-то читает, думает о чём-то, заходит в разные храмы, туда-сюда, к протестантам, к католикам, к православным, смотрит, прислушивается, тревожится, переживает. Может быть, этим душам, в течение поста, по молитвам многих, может быть вас, лично, откроется Господь. Можно молиться: «Господи, откройся тем, кто ищет Тебя». Ведь люди ищут Христа. Христос ищет людей, а люди ищут Христа: им нужно встретиться. Когда ваше сердце расширится от молитвы о себе самом и станет несколько более вместимо, и вы сможете помолиться о ком-то ещё, то пожалуйста, помяните перед Господом, хоть иногда, хоть когда-нибудь, людей, которые ищут Господа сейчас, которым тоскливо, плохо, нудно, которые не видят смысла в жизни, которые, может быть, даже думают, что лучше из этой жизни уйти. Как это было в жизни Алексея Мечёва: многих людей к Алексею Мечёву присылал Серафим Саровский, который давно уже был не на этой земле. Вот некая женщина взяла верёвку и пошла в лес вешаться: жизнь тяжёлая, жизнь паскудная, жизнь никудышная, жить, вообще, незачем. Пошла в лес, нашла пенёк под деревом, ветку крепкую, верёвку перебросила - уже всё. И вдруг старичок какой-то ей говорит: «Это ты плохо придумала, это нехорошо. Иди на Маросейку в храм Николая Чудотворца, там есть такой отец Алексей, он тебе поможет». Она перепугалась и бегом туда. Приходит, а там икона Серафима Саровского, она говорит: «О, вот старичок, который меня сюда прислал». Потом отец Алексей её вразумил и она исправилась. Таких людей ведь много. Они, может быть, уже на краю крыши стоят; стоят на краю железнодорожного полотна; может быть, уже бритву занесли над своей рукой - лежат в тёплой ванне и готовы себе вены вскрыть - таких сумасшедших в мире полно. А мы сейчас помолимся: «Господи, Господи, Господи, помилуй тех, которые отчаянные, которые не знают зачем жить на свете, которые с ума сошли от грехов своих, которые не знают вкуса в жизни, которые не понимают ничего. Господи, откройся им, познайся им, останови их на краю, дай им шанс, открой им очи духовные». Понимаете, как это важно - чтобы кто-то думал о ком-то.
Есть в Евангелии заповедь такая интересная: «Молитесь Господину жатвы, да изведет делателей на жатву Свою». - Вот мы, христиане, традиционно робщем, бунтуем, бормочем: «Вот пастыри плохие, пастыри плохие...» А вы хоть раз молились за пастырей, чтобы они были хорошие? Вот так: со слезами, с поклонами, на коленях перед Богом, ночью. Если нет, тогда молчите. Если вы молились об этом много раз, тогда можете критиковать пастырей, Бог вам позволит, у вас совесть чистая. А если вы ни разу об этом не молились, тогда молчите.
Потом... Каждую секунду кто-то в мире умирает. У Достоевского в романе «Братья Карамазовы» есть слова старца Зосимы, который говорит, что когда захочешь помолиться Богу, но не знаешь о ком, помолись так: «Господи, упокой тех, которые сию секунду перед Тобой предстали». Потому что каждую секунду перед Богом кто-нибудь предстаёт. Брошенные, никому не нужные люди предстают перед Богом каждую секунду. Даже и любимые, даже окружённые детьми, родственниками, врачами и сиделками - всё равно, по сути, умирать нужно в одиночестве. И вот они предстают перед Богом, и какая-то душа за них помолится - это великое Таинство любви.
Каждую секунду в мире какая-то женщина рожает, каждую секунду кто-то в мире терпит страх или боль или опасность. Вообще, молитва согревает мир, и мысль о том, кто, как, где живёт, и кто чего сейчас где терпит - она движет сердце на сострадание и на усердный вопль к Создавшему нас. Поэтому Литургия, которую мы приносим Богу по субботам и воскресеньям Великого поста, а кроме поста - в каждый день, приносится Богу о всех и за вся. О всех и за вся, без изъятия. Сердце человеческое должно идти по пути Литургии к тому, чтобы понимать и чувствовать всех и вся, и любить всех и вся, и переживать о всех и за вся. Одному отдельному человеку, конечно, это невместимо и выше ума. Но всем вместе, всей полноте Церкви, это довольно вместимо, это, в общем-то, задача Церкви. Поэтому давайте думать об этом, христиане. И когда будете молиться о себе самом - грешном эгоисте, мелком беззаконнике, то расширяйте своё сердце как надутый шарик и включайте в область своих переживаний других людей, которые вам известны или неизвестны.
Теперь хотел бы сказать пару слов о месте молитвы, потому что место, с одной стороны, не важно. Мы сказали с вами раньше, что молитва место не ищет: можно молиться в троллейбусе, в зубоврачебном кресле, у станка, в душе, в лифте. Где хочешь, там и молись - Бог везде. Но есть некоторые места, в которых молиться лучше, легче, полезнее. Например, кладбище. Если вы давно не были на кладбище, а у вас там кто-нибудь лежит недалеко от вас и можно пойти, то идите, там молитесь Богу об упокоении своих родных и близких, а также походите между чужих могил, почитайте чужие имена, чужие эпитафии, где-нибудь поправьте осыпавшийся холм, положите кому-то цветы, где-нибудь уберите мусор. Это, вообще, полезное дело. Да и помолитесь Богу за неизвестных вам покойников. Это очень серьёзное дело. Кладбище - это школа молитвы. Вот ещё, например, Златоуст говорит жителям Константинополя: «А ну-ка, превратите свои дома в храмы. Сколько вас здесь? - Тысячи людей. Вы в храм приходите помолиться, а потом уходите по домам своим, а у вас дома - непонятно что творится. А вы превратите свой дом в храм». - «А как это?» - «Приходишь домой, ты, мужчина, и расскажи жене и детям всё, что ты слышал на проповеди в церкви: сам стань проповедником, пусть они послушают тебя. Помолись перед едой, после еды, перед сном. А ещё лучше - ночью встань на молитву: самый лучший дом на земле - это дом, где молятся ночью. Кто из вас молился ночью, лентяи и лентяйки? Просыпайся ночью и молись. Всё спит кругом, только звёзды сияют в небе. Собака домашняя спит в будке, кот спит на подоконнике, канарейка спит в клетке, жена спит, дети спят - все кругом спят, а ты не спишь, ты молишься. Ангелы не спят и ты не спишь. И это время, когда весь мир - как мёртвый, и на небе сияют звёзды, как лампады, а ты молишься - это великое таинство». Кто из вас молился ночью, тот знает это, а кто не молился, не знает этого. Конечно, каждую ночь человек молиться не сможет, потому что замучается, устанет, на силах упадёт, а если он ещё работает на тяжёлом производстве или что-то ещё делает важное, например, водит автобус, то нужно высыпаться. Но нужно попробовать иногда помолиться ночью, хоть иногда. А бывает, что Бог сна не даёт человеку: человек ворочается на ложе своём справа - налево, слева - направо, и потом-таки встаёт, идёт куда-нибудь, зажигает лампадочку, открывает книжечку, коленки преклоняет и молится ночью. Это великое дело. Вот, помолитесь ночью. Помолитесь на кладбище. Потом, если у вас есть, например, парк рядом, лесополоса какая-нибудь, можно взять с собой Псалтирь, Евангелие, молитвенник и выйти в парк, там погулять между деревьев, помолиться на природе. Это незаменимо и несопоставимо ни с чем, это чудесно. Если у вас есть домашние питомцы - собаки, кошки и прочее, то выходите, выгуливая их на поводке, берите с собой молитвенник. И пока ваши собаки обнюхивают деревья и задирают заднюю лапу, вы в это время читайте что-нибудь святое. Не просто насвистывайте шлягер, а молитесь. Вот, имея даже домашнего питомца, можно украсть у суеты полчаса в день на молитву. Одним словом, есть много способов для того, чтобы найти время и место для молитвы. Не просто такой- рядовой, чинной, законной, а добровольной, сердечной, свободной, из времени, выкроенного на жертву Господу. Это интересная вещь. Думайте об этом, христиане, думайте, пока не поздно.
Здравствуйте, отец Андрей. Именем Христовым благословите Филиппа. Я читал Николая Евграфовича Пестова, его толкования на Апокалипсис. Там, где «Ангелам семи Церквей», он пишет, что Филадельфийская Церковь - это православная Церковь, и что в годину искушения, в последние времена, при антихристе, Господь её обережёт. Согласны ли вы с этим?
Я слушал Игнатия Лапкина. Он, кроме прочего, сказал, что Господь, каким-то образом, предложил царю Давиду, когда тот сильно согрешил, три вида наказания: в три дня, в три месяца или в три года. Соответственно, в три дня - самое сильное. Было покаяние или не было - Господь сказал, что наказание за эти грехи будет, так или иначе, кайся - не кайся. Откуда это Игнатий Тихонович Лапкин взял, что наказание за грехи нас настигнет, так или иначе, кайся - не кайся? Можете это объяснить?
Я не читал Лапкина Игнатия Тихоновича, поэтому не буду комментировать его труды. Но скажу вам то, что наказание Давиду - день - месяц - год или, скажем, год - десять лет - сорок лет - это, конечно, всё понятно, такое может быть. Но такого в Писании нету. Если опираться на Божие Откровение, в Писании данное, то такого нету. Мы можем уклониться от здравого Учения и зайти в какие-то басни. Здесь есть следующая идея, - она вполне католическая и вполне юридическая, - что правда Божия может быть сильно оскорблена тем или иным грехом, и нужно за правду Божию, за её оскорбление, понести соответствующее наказание. Есть некая мера наказания на каждый грех, и тогда либо ты будешь год терпеть по чуть-чуть, либо месяц будешь терпеть очень сильно, либо в один день потерпишь страшные муки. Как-то вот так. Ну, этот юридизм может иметь место, в нём есть своя некая доля здравого. Но в целом, я думаю, что Господь выше всех этих вещей, и Он может смыть одной слезой тысячи беззаконий. Одна горячая слеза, пролитая от души, может смыть массу беззаконий. Поэтому, я думаю, здесь нужно поостеречься юридически высчитывать и размерять меры наказания - как бы мы Бога не оскорбили своими бухгалтерскими расчётами. И я сомневаюсь, что господин Лапкин здесь во всём прав. Потому что Бог - не бухгалтер, Он считает и знает всё, но Он имеет право всё простить одним махом. Допустим, притча Господня о работающих в винограднике: одни работали с утра, другие пришли в обед, третьи пришли после обеда, четвёртые пришли под вечер - а Он всех наградил одинаково. С точки зрения меры, с точки зрения подсчёта - это полная несправедливость, а с точки зрения любви - это прекрасно. «Я тебе дал то, о чём мы договорились, и тебе, и тебе, и тебе. А чего ты завидуешь? Тебе что, завидно, что Я ему дал столько, сколько тебе? А Я сколько хочу, столько даю». Так Господь может прощать человеку его грехи независимо от того, что, например: ты грешил пять лет, а он грешил два месяца. Вас, в принципе, нужно по-разному мучить, и вас нужно по-разному прощать. Но Господь может вас и мучить одинаково и прощать в один день. Он - Господь, Его нельзя загнать в рамки бухгалтерского подсчёта. Поэтому боюсь, что здесь Лапкин немножко ушёл в человеческую скрупулёзность.
Что касается Пестова и Филадельфийской Церкви, то Ангелу Филадельфийской Церкви сказано (Откровение, глава 3):
8 Знаю твои дела; вот, Я отворил пред тобою дверь, и никто не может затворить ее; ты не много имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего.
9 Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут, - вот, Я сделаю, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя.
Но нельзя сказать, что это только к Русской Церкви относится, это относится ко всем, кто хранит слово Божие среди тяжёлых испытаний и в лице которых иудеи узнаю́т, что это - истинные хранители Божественного Откровения. Я думаю, что здесь приватизация неуместна. Конечно, мне бы хотелось, как русскому человеку, чтобы это относилось к Русской Церкви тоже, но нельзя считать, что это относится только к Русской Церкви. Это будет перебор, натяжка. Нужно смиряться, и дать славу Божию и возможность спастись - всем, кто может спастись. Мы хотим, конечно, быть самой сильной Церковью, это живёт внутри нашего сердца: мы хотим хранить вселенскую истину на просторах всей вселенной. Но мы должны смиряться и понимать, что эту же работу выполняют с нами и, может быть, лучше нас, в это же время, многие другие. Поэтому и с Лапкиным и с Пестовым я до конца не согласен, хотя и тот и тот говорят, в принципе, хорошие вещи.
Отец Андрей, здравствуйте, Дмитрий из Санкт-Петербурга. Дай Бог вам сил в вашем служении. Я вспоминаю свои первые походы в храм, воцерковление: у меня тогда было очень тяжёлое состояние - осознание своих грехов. Тогда мне было даже физически тяжело молиться, мне было стыдно находиться в церкви, потому что был уверен, что я - самый недостойный из всех. Сейчас я понимаю, что тогда, может быть, было и правильное состояние - сердце сокрушенно было. А потом я начал получать радость от молитвы, постепенно мне становилось легче, легче. Понимаете, вот радость от общения с Богом приходит, но куда-то уходит сокрушенное сердце. А мы же на каждой молитве, каждый раз говорим: «...Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». А я уже не чувствую сокрушения, я помню свою грехи, но... Как совместить одновременно в одной молитве и радость общения с Богом и сокрушенное сердце, вот эти два состояния?
Конечно совмещать эти вещи одновременно вряд ли получится, но они перетекают одно в другое. Нужно дать место и тому и тому. Когда осознание грехов мучает человека, ему нужно сокрушать своё сердце, каяться и разливаться как вода по земле, которую нельзя собрать. Это образ полного смирения. Но он должен утешаться надеждой, чтобы не упасть в уныние и не отчаяться. А когда он радуется, ему нужно сдерживать себя страхом, чтобы не охаметь, потому что радующийся без страха - это человек, рискующий охаметь перед Богом. «Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом». Я предлагаю вам следующую интересную вещь, которая всем открыта. Вот компилятивно составленная древняя молитва - славословие «Слава в вышних к Богу»: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение. Хвалим Тя, благословим Тя, кланяем Ти ся, славословим Тя, благодарим Тя великия ради славы Твоея. Господи, Царю Небесный...» - Это мы читаем и на утрене и на вечерне, это все знают. Вот «хвалим», «благословим», «благодарим», «поклоняемся»... А потом что? Постепенно оно так идёт, идёт... Потом: «Господи, помилуй мя, исцели душу мою, яко согреших Тебе. Господи, к Тебе прибегох: научи мя творити волю Твою, яко Ты еси Бог мой, яко у Тебе источник живота...» - Начинаешь с радости, заканчиваешь: «Господи, помилуй мя, исцели душу мою, яко согреших Тебе». Понимаете как перетекает радость в покаяние? Теперь покаянная молитва: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. ...беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну». Вроде бы, чего ещё дальше? А постепенно: «Научу беззаконныя путем Твоим, и нечестивии к Тебе обратятся», «Воздаждь ми радость спасения Твоего, и Духом Владычним утверди мя» и т.д. - Начинаешь с покаяния, приходишь в радость; начинаешь с радости, приходишь в покаяние. Вот такие взаимопротиворечивые вещи совмещаются в одном духе. И если начнёшь с радости - радуйся, раб Божий, радуйся о Господе. Но ты радуешься, радуешься, радуешься, а потом: «Господи, прости меня». Сначала: «Слава Тебе, слава Тебе, слава Тебе»; а потом: «Господи, прости меня, пожалуйста». И наоборот: «Господи, прости меня, прости меня»; потом: «Господи, слава Тебе, слава Тебе, слава Тебе». - Вот это и есть настоящий дух молитвы: начнёшь с покаяния, закончишь радостью; начнёшь с радости, закончишь покаянием. И то и другое рядышком, и то и другое перетекает друг в друга. Возьмите себе на заметку: чтобы вы, каясь в грехах своих, восходили в восторг хвалы, но, начиная с хвалы и восторга, заканчивали смиренным покаянием. Вот это и есть апостольская молитва, это и есть дух православной Церкви. Если мы будем только каяться, то это будет изнурительно и самоубийственно, а если будем только хвалить, то это будет сектантство и такое благочестивое беснование. Радость без покаяния запрещена, покаяние без радости самоубийственно.
Добрый вечер всем. Батюшка, идёт сплошная седмица, следовательно, в субботу перед Великим постом мы не постимся. И следовательно, последнее воскресенье перед постом не подлежит Причастию...
Вы кошмар сказали. У вас нет никакого послушания Церкви-матери. Если Церковь благословляет есть яйца и сметану, и Церковь благословляет в воскресенье служить Литургию, то неужели вы думаете, что Церковь ошиблась, и что сметана с яйцами запрещает людям причащаться? Церковь благословила есть вам от пуза до воскресенья, включительно, сметану, яйца, сыр и прочее, и Церковь благословила служить Литургию, а Литургии без причастников быть не может. Литургия без причастников - это оскорбление Самому воскресшему Христу. Раз есть Литургия, значит должны быть причастники. Как это совместить? - Очень просто: нужно просто не ставить свой пост выше благословения Церкви. Раз Церковь благословляет причащаться - причащайтесь. Условием Причащения является что? Что говорит священник, который выносит Чашу? - «Со страхом Божиим и верою приступите!» Он не говорит: «Не евшие яиц, творога, не пившие молока, приступите!» Он говорит: «Со страхом Божиим и верою приступите!» Греки добавляют: «Со страхом Божиим и верою и любовью приступите!» Имеешь любовь к Христу, страх Божий имеешь, веру имеешь - приступай, если священник допустил. А он не должен тебя отгонять от Чаши по таким маловажным поводам. Пожалуйста, не заслоняйте от себя Христа варёным яйцом или стаканом молока. Если Церковь благословила кушать вот это, это и это, и Церковь же благословила одновременно служить божественную Литургию, и у тебя есть желание причаститься, то чего ты страдаешь от ложных вопросов и ложных сомнений? Выпей молока до двенадцати, и если тебя благословили причащаться, и ты хочешь Христа причаститься, хочешь вкусить Христа, вкусить и видеть, яко благ Господь - вкушай и виждь, яко благ Господь. Это абсолютно ложные проблемы, это смесь католичества и еврейства. Это смесь еврейской законности и католических предрассудков. Это никак не православие. Это ложь. Нужно будет бороться с этим, может быть ещё лет пятнадцать, пока оно всё завянет и исчезнет, но никак нельзя согласиться с такими мыслями, никак.
Здравствуйте, благословите отче. Недавно я слышал мнение из церковных кругов, что нам, православным, нечего лезть в вопросы геополитики. Что нам до вопросов России - Запада, России - Украины? Мол, вот мы живём, держим марку первенства по абортам и пьянству, что нам до западных содомитов? Мол, человек не может назвать столицу Австралии, а всё туда же, в геополитику лезет. Но вот моё личное мнение: нельзя разобраться в библейских сюжетах, в истории Церкви, не умея разбираться в вопросах геополитики.
Да, пьянство и аборты - это ужасно. Но то, что идёт с современного Запада - это полное вырождение и деградация всех основ человеческой сущности и общества. Согласны ли вы?
Я прочитал Александра Шмемана, историю Церкви. Кого бы вы ещё могли посоветовать прочесть, об истории Церкви?
Я согласен с вами по первому вопросу, что вопросы геополитики не закрыты от христиан. Вообще, глобальный взгляд на историю мира свойственен именно христианам. Потому что для одних мир - это абсурд, для других мир бесконечен, а для христиан мир и конечен и закономерен. Это и есть геополитика. Конечные судьбы мира нас интересуют, мы можем и вправе ими интересоваться. Я полностью с вами согласен.
Вопросы абортов, всяких прочих безобразий - это наши враги, это драконы, вырастающие из маленьких змеёнышей бытового безбожия. И нам бороться с ними. Не мириться, а бороться. И я согласен с вами и во втором пункте, что всякие перверсии, узаконенные западом - это вещи, превосходящие по степени безобразия традиционные гадости, которых полным-полно во всём мире, в том числе, к сожалению, и у нас.
По третьему вопросу. Читайте не только церковных историков типа Шмемана, который хорош в своей книжке «Исторический путь Православия», читайте, например, Хантингтона, читайте Карлейля, читайте больших историков, в том числе Карамзина, Ключевского, Соловьёва Сергея Михайловича. Все историки, так или иначе, работают с материалом человеческой жизни на больших пространствах, и они чувствительны к вопросам веяния Духа Божия, к вопросам промысла Божия в истории человечества. По словам Нектария Оптинского, история - есть книга изучения промысла Божия в жизни человечества. Поэтому историю всяко нужно учить. Историю Индокитая, историю Латинской Америки, историю Евразии, историю нашей родной страны, историю сопредельных стран. Большую и малую историю учить нужно, потому что всякая история - это книга промысла Божия над народами, живущими на земле. Поэтому читайте всё. Только читая всякую книжку, осеняйте себя крестным знамением, и сопровождая чтение, молитесь Богу, чтобы Он вразумил вас понять главное. И так должны поступать не только вы, но и я, и все остальные слушатели, у которых хватает времени и желания читать большие книги.
Добрый вечер, батюшка. Вот был предыдущий звонок по поводу Причастия, у меня была такая же проблема. Я очень благодарна Господу, что Он мне послал монахиню, которая просто выбила из меня то, что там: «не дочитала», «не то съела», «не то...» Малейшая причина - и я считала себя недостойной причащаться. Вы очень хорошо сейчас всё объяснили, я это понимаю. Скажите пожалуйста, как правильно теперь исповедовать этот грех, потому что раз я долго не причащаюсь, я должна в этом каяться, каяться, каяться. Я рассудила это как гордыню.
То, что вы поняли в своей духовной жизни благодаря некой матушке-монахине, - слава Богу, - это не нужно никак называть. Просто вы не знали чего-то и надумали себе некую такую ложную праведность, и жили внутри этой выдуманной ложной праведности. Оказалось, что ерунда какая-то. Это ни какая не праведность, это препятствие, гиря на ногах. Надо снять эту гирю и спокойно идти дальше. Поэтому освободившись от этих заблуждений, идите дальше и не переживайте больше ни о чём. Не нужно никак это называть, и не переживайте о том, как это назвать на исповеди. Это очень похоже на то, что было раньше, эта проблема - из ряда тех же проблем. Вопрос не в том, как вы это назовёте, вопрос - от чего вы избавились. И таких проблем в мире может быть ещё очень много, в вашей личной духовной жизни может быть много разных вопросов, которые вы, по мере духовного роста - мы же должны расти - будете переоценивать, перешифровывать, по другому решать, и не нужно потом будет каяться в том, что «ах, я вот там...» Ну представьте себе, что, например, в семь лет человек каялся «ах, я маму не слушался», в четырнадцать - «ах, я рукоблудствовал», в двадцать пять - «ах, я натворил непонятно чего», а в сорок - «ах, ёлки-палки, я не знаю, как я живу на свете, я уже столько натворил». Вопрос не в том, чтобы всё назвать, вопрос в другом: от чего ты избавился. Избавился, так забудь и дальше иди. Вот и всё. Жизнь духовная должна облегчать человеку жизнь, а не осложнять её. Поэтому, вы прозрели частично - вперёд, дальше, к другим вершинам.
Батюшка, здравствуйте. Я очень старый человек и уже давно молюсь сидя и лёжа. Причём, это для меня как снотворное. Я очень благодарна Господу, что хотя бы так могу молиться. Я не могу вставать, мне трудно, хотя можно превозмочь это. Можно ли лёжа молиться?
Я без благословения читаю Пяточисленные молитвы, очень в них поверила. Права ли я, что читаю их без благословения, пытаюсь выучить наизусть?
Пытаюсь выучить наизусть псалмы, порой ничего не понимая в них.
Всё очень мило, душевно. Я вам скажу, что я ещё совсем не очень старый человек, но я тоже молюсь и сидя и лёжа. Я не вижу в этом греха. Вижу грех - чтобы не молиться вообще. Вижу грех - чтоб молиться лёжа всегда. Так не получится, надо вставать, надо идти на службу. Поэтому молитесь сидя и лёжа - как можете, так и молитесь. Я в этом греха не вижу, поскольку вы - человек возрастной.
Пяточисленные молитвы читайте на здоровьечко. Никаких благословений вам особых не нужно, потому что всякий крещёный человек, в Господа верующий, благословлён Богом изначально от факта крещения на то, чтобы молиться Богу. Как пишется: «Всякой молитвой молитесь во всякое время духом...» Всякой молитвой, Пяточисленной - тоже. Пожалуйста, читайте.
Ну и псалмы тоже учите по мере сил, схватывайте памятью те или иные выражения, слова и отдельные тексты. Получается - получается, нет - так нет, ничего страшного, не огорчайтесь. А то, что вы не понимаете - оно потом поймётся вами по мере заучивания наизусть, потом засияет свет разума в сознании вашем. Я знаю это по опыту. Когда заучил просто, как попугай, а потом вдруг раз - и оно открылось тебе, и смысл открылся. Потом как бы сияет в сознании смысл заученного. Так бывает у каждого человека, поэтому работайте.
Все ваши три вопроса прекрасны, и на все ваши вопросы - ответы положительные. Бог благословит.
- Добрый вечер, это Людмила. Скажите пожалуйста, я не сплю иногда ночами, «Союз» можно смотреть?
Скоро будет Соборование. Нам причащаться перед Соборованием или после?
- «Союз» конечно можно смотреть. А как его не смотреть, если не спится, и хороший канал есть по телевизору?
Что касается Соборования. Нужно понимать, что все таинства из Литургии истекают и в Литургии находят завершение, к Литургии стремятся. Конечно нужно стремиться к тому, чтобы пособороваться и потом причаститься. Литургия - это исполнение всех таинств, это Таинство таинств и Торжество из торжеств. Поэтому пособоровавшись, нужно потом причаститься. После Причастия собороваться несколько странно. - Христа в себя приняв, потом ещё вымаливать себе прощения грехов - это, по меньшей мере, ставить телегу впереди лошади. Сначала молитва, сначала пост, сначала поклоны, сначала бдение, сначала исповедь, сначала Соборование, сначала примирение с ближними, чего-то ещё, а потом уже Литургия и Причастие, и конец. Всё, дальше уже идти некуда. Дальше только хранить и развивать то, что получил. Поэтому собороваться нужно до Причастия, а не после.
Здравствуйте, батюшка, вас с постом Великим. У меня вопросы по Евангелию от Иоанна Богослова, но связаны они с такими объяснениями Евангелия, которые были не на православном канале, а на светском. Раввин Зиновий Коган был у Соловьёва и сказал, что Иуда - переводится как «православный», каббала - традиция. И что евреи никогда не убивали Иисуса Христа, а убил римлянин Понтий Пилат. И что евреи не могли взять на себя убийство, кричать «Кровь Его на нас и на наших детях», потому что у евреев очень сложное отношение к крови...
Давайте по порядку. Иудеи - не переводится как «православные». Иудеи - переводится как «православные» в том смысле, что после вавилонского пленения вернулись в землю Израиля только несколько колен: колено Левия - священники, колено Иуды, и колено Вениамина, частично. И поскольку все остальные рассеялись, а иудаизм сохранился в рамках колена Иуды, то, по сути, колено Иуды явилось сохранительным коленом для веры ветхозаветного Израиля. Я надеюсь, что вы меня понимаете. Израильская ветхозаветная вера... А что такое ветхозаветная вера? - Это старозаветное православие, это правильное прославление Бога в Старом завете, это иудаизм. Этот иудаизм совместился, сконцентрировался внутри, по сути, одного колена - колена Иуды. Плюс Левия, немножко, поскольку они - священники, и плюс часть Вениамина. И сам еврейский народ вместо имени Израиля получил имя одного колена - имя иудеев. Иудеи - Иуда - сохранили ветхозаветную истину. Вот в этом смысле их можно назвать «православными», но никак иначе.
Каббала - это действительно традиция, это предание, то, что передаётся по традиции из поколения в поколение.
Конечно, Понтий Пилат распял Иисуса Христа, но не лично сам, а дал Его римским воинам. Но убедили его распять, безусловно, еврейские книжники. Они к тому времени не имели никакой политической свободы, они были порабощены, они вполне смирились с порабощением, хотя и восставали против него время от времени силой разных бунтовщиков и мятежников. Поэтому они слукавили, сыграли на этих вещах: они сами не имели право убивать, поэтому они отдали Христа римлянам и настояли на том, чтобы Понтий Пилат распял Его как злодея, нарушившего закон. Поэтому тут можно конечно и лукавить, и хитрить, и финтить, и петлять, и можно спорить об этом, но спорить об этом бесполезно. Отношение евреев к крови конечно понятно, оно мистично, оно трагично, но это не мешало евреям в разные эпохи совершать такие вещи, которые полностью нарушали их отношение к крови и к закону. Там кровь проливалась очень много раз людьми, которые знали закон, но преступали закон. В отношении к Христу евреи сконцентрировали весь свой исторический грех, довели его до абсурда: они судили Бога и осудили Бога, и кричали, согласно евангелисту: «Распни Его, отдай вора, а Этого распни». Это всё слишком очевидно, чтобы это отрицать. Но отрицать, конечно, это придётся, потому что слишком страшно это признать. Ну а вы, вообще, не морочьте себе голову, потому что это не ваша проблема, это проблема тех, кто не знает, что делать с этим: либо Христа признавать, либо искать себе оправданий. Это проблема любого хорошего иудея. Если он вдруг поймёт, что совершился кошмар, то что ему делать, Христу поклониться? Против этого его держит память предков и законы Кагала, и вообще, исторические условности, память крови - масса разных сложностей, которые вы не понимаете, и я тоже не понимаю. И он боится это всё сделать. Но он не хочет нести на себе ответственность за смерть невинного человека, которым был Господь Иисус Христос, поэтому нужно придумать какие-то оправдания. Вот это и есть их проблема. Как можно оправдать себя, не поклоняясь Христу как Миссии? Но это не ваша проблема и не моя, это проблема иудеев, и мы должны пожалеть их в этой проблеме и понять, что тяжёлая это беда - взять на себя кровь невинного и теперь искать оправданий, не поклоняясь невинному. Поэтому вы меньше телевизор смотрите, потому что если вы чего-нибудь такое высмотрите, то я вам иной раз даже и не помогу. Вопрос в том, чтобы каждый сверчок знал свой шесток, чтобы человек, который знает, что он не очень хорошо разбирается в некоторых вопросах, далеко и глубоко не лез. Как плохо плавающий человек не должен далеко заплывать за буйки, а то его волна унесёт. Вот так и вы: знаете, что знаний не хватает - за буйки не лезьте, а то вас волной утащит, потом вам уже ничего не объяснишь, вы ничего не поймёте. А у евреев есть проблема с Христом. Мне жалко их, потому что я понимаю, что проблема - ох, какая тяжёлая. Я реально сердечно сострадаю им в этой проблеме. Но выход из проблемы только один: поклониться распятому и воскресшему Христу. Другого выхода нет.
Здравствуйте батюшка, с постом вас. Благословите пожалуйста, раб Божий Алексей. Что такое непадательное состояние и как его достичь?
Непадательное состояние - это состояние, которого мы с вами в жизни не достигнем. Я думаю, что не достигнем. Может быть вы и достигнете, а я даже и не надеюсь. Это состояние, при котором человек непоколебимо стоит в правде Божией, но не гордится. Он чувствует, что может упасть, но именно потому и не падает, что ощущает свою слабость и всю надежду полагает на Господа. Это ангельское состояние. Ангелы тоже пали, когда слишком на себя понадеялись. «Семь раз в день падёт праведник, - пишется в притчах, - а на восьмой раз Бог не даст ему упасть». Непоколебимость в добре - это состояние, когда человека не собьёшь ничем: его можно убить, но нельзя склонить ко греху, его можно уничтожить, но нельзя победить. Это ангельское состояние. Я думаю, что такие люди есть в мире, но я жалею, что я не из таких. Я желаю всем быть такими, себе тоже желаю, но я мало в себя верю. Мне кажется, что это очень высоко, например, для меня. Но я бы хотел не падать никогда, хотя трудно сказать: слишком сложен человек и лукав сам с собою. Откровение Божие и Дух Святой говорят нам, что если ты не захочешь согрешить, ты не согрешишь. И очевидно, все грехи, которые мы совершаем - это наши добровольные грехи, мы в тайне сердца с ними согласились. Это стыдно принять, но принять нужно. Поэтому человек, который не падает, - как по вашему вопросу, - это человек, который расторг сердечное согласие с грехом, который порвал внутреннюю тайную связь своего сердца со множеством грехов и беззаконий. И он однажды сказал греху: «Больше ты ко мне не подходи, я тебя больше не приму, ты - чужой для меня. Убить меня можешь, склонить - нет». Это состояние мученика. Те, которые терпели мучения за Христа, имели такое сердце - сердце, твёрдое как алмаз. Слава силе Господней, которая проявила себя на таких сердцах. Поэтому Бог Георгия, Бог Варвары, Бог Димитрия Солунского, Бог Фёдора Стратилата, Бог Фёдора Тирона - это есть Бог истинный, Бог живой, Бог святой, Бог мучеников. Дай Бог, чтобы эта твёрдость сердец всегда была в избранных душах. Желаю вам этого, Алексей, и себе желаю. Хотя конечно имею большие в себе сомнения. Но желаю себе этого. Господи, помоги, прости и помилуй. Аминь.
Христос сильный, Христос святой, Христос мудрый, Христос добрый да будет вам Вождём в посту, и да идёт Он перед вами, как шёл перед евреями в пустыне: ночью в столпе огненном и днём в столпе облачном. И да хранит Он вас как хранил их, и да питает вас манною, телом и кровью Своею, и да введёт Он вас и нас в землю обетования, которая есть Царство Божие, которому не будет конца. Аминь. До встречи.
Последняя молитва последней литургии
Протоиерей Андрей Ткачев
Р ечь пойдет не о той литургии, которая будет совершена в последние часы истории мира, и не о той, что имеет быть на вершине Афонской горы в последние времена. А о той, что совершится в большинстве православных храмов на Страстной седмице. Еще на год мы попрощаемся с литургией Преждеосвященных Даров, которая, как и любая другая, закончится заамвонной молитвой.
Заамвонная молитва – первая гласная молитва священника в день его рукоположения. В чине литургии Златоуста и Великого Василия в этой молитве приносится прошение о полноте Церкви, о воинстве, о тех, кто любит благолепие дома Божия. Это знак того, что отныне священник должен будет молить Бога о многих людях и о разных состояниях. А в чине Преждеосвященной слова этой молитвы другие.
Там сначала говорится о Господе как о Премудром Творце. Затем благодарится о днях Четыредесятницы, внутрь которой Бог ввел нас «неизреченным Промыслом и многою благостью» . Пост пугает многих при начале, но пролетает быстро, как курьерский поезд, и оставляет чувство жалости, что «вот и в этот раз толком попоститься не получилось». К посту действительно нужно относиться не как к тяжести, но как к делу неизреченной Премудрости и многой благости. И установлен он для «очищения души и тела; для воздержания страстей и надежды воскресения».
Пост устремлен к Пасхе. Без Пасхи наш пост не имеет смысла. Пусть кто-то и где-то постится как хочет ради других целей. Христиане постятся в ожидании Воскресения и стремятся очиститься внутри и снаружи, чтобы как можно полнее ощутить пасхальную радость. Вспоминать об этом не лишне, а напоминать не в тягость.
Далее священник вспомнит Моисея, которому в ходе сорокадневного моления Господь вручил скрижали – Богоначертанные письмена с заповедями. Эти каменные доски Моисею пришлось разбить, потому что, сойдя с горы, он нашел народ буйствующим и кланяющимся золотому тельцу. И пролилась кровь, и наказаны были наиболее неистовые, и снова Моисей взошел на гору, чтобы повторно получить заповеди. Эти вторые скрижали впоследствии легли в Ковчег Завета вместе с манной и Аароновым жезлом (см.: Евр. 9: 4). Но хранением в ковчеге и чтением в собраниях заповеди на скрижалях не ограничили свое действие.
Пророки усмотрели в скрижалях нечто таинственное. Они, по действию Духа, поняли, что для правильного и постоянного исполнения заповеди нужно написать на сердце, а не просто на каменных досках. «Вложу закон Мой во внутренность их, и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом» , – говорит Господь через Иеремию (Иер. 31: 33). То есть до вложения законов Божиих во внутренности и в сердца человеческие какой-либо из народов можно называть «народом Божиим» только с натяжкой и с оговорками. Плотски живя и по-плотски мысля, человек враждует с Богом. «Плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут» (Рим. 8: 7).
Человеку нужно дать новый дух и новое сердце, потому что со старым сердцем служить Богу всецело невозможно. Об этом молил Давид: «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей» Об этом же пророчествовал Иезекииль: «И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное» (Иез. 36: 26).
Все это имеет отношение к нам потому, что мы и вступать в пост должны ради внутреннего обновления и ради начертания законов Божиих тростью Духа на «плотяных скрижалях сердца» (2 Кор. 3: 3).
И вот, помянув сия, то есть Моисея и данный ему закон, а также пророчества о Новом законе, пишемом на сердцах, священник молится словами апостола Павла: «Подаждь и нам, Блаже, подвигом добрым подвизаться, течение поста совершить, веру нераздельну соблюсти, главы невидимых змиев сокрушити, победителями же греха явитися». Эти слова и буквально, и в общей тональности заимствованы из письма апостола к Тимофею: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2 Тим. 4: 7). Только апостол говорит о том, что уже сделано, а мы, беря пример его слов, просим, чтобы и мы совершили добрый подвиг, путь поста прошли, веру сохранили. Добавляем же и просьбу о сокрушении невидимых врагов и возможности неосужденно достигнуть цели поста – святого Воскресения.
Как видим, дух молитвы церковной есть дух Писания, а многие библейские выражения целиком, словно золотыми нитками, вшиты в ткань церковных молитвословий. Пастырь, не читающий Библию, не поймет и всего смысла молитв, которые читает, а пасомые такого пастыря, по необходимости, обречены будут высмотреть все второстепенное, но «слона так и не заметить».
И еще напомним себе о том, что само существование такой литургии, как Преждеосвященных Даров, говорит нам о невозможности долго жить без причастия. Долго не причащаться христианину настолько неестественно, что, не умея дождаться ближайшей субботы или воскресенья, истинные рабы Господни стремились к Чаше в постовые будни даже без Евхаристии. Лишь бы напитаться бессмертной пищей Тела и Крови Сына Божия.
Вот и остается после прочтения последней заамвонной молитвы на Преждеосвященной службе несколько дней пути до той ночи, когда Агнец, за весь мир закланный, преподастся под образом Тельца упитанного для всех, кто не откажется прийти на Божий пир. И тогда словами Златоуста возгласят повсюду пастыри, чтобы «пришли на трапезу все: постившиеся и не постившиеся, работавшие с третьего часа дня или пришедшие за час до полуночи».
Потому что благ Владыка – «и дело приемлет, и намерение целует» .
Как поверить, когда верить хочется, но не получается? Как научиться относиться в Богу не утилитарно, а как к Богу? Что вообще такое – вера? О вере и неверии рассуждает протоиерей Андрей Ткачев в одной из бесед своей новой книги «Почему я верю: простые ответы на сложные вопросы».
фрагмент фото flickr.com/the_yes_man
– Что делать человеку, если он «не чувствует Бога», если Небо для него молчит? Вроде и хорошо было бы поверить, но ‒ не могу!
‒ Такому человеку надо, безусловно, просить о вере. И еще, мне кажется, очень важно, когда люди просят Бога о других людях. Тогда, как говорил Паскаль, человеку даруется счастье быть причиной.
Первопричина всего – это Господь, но, когда человек включает волю и начинает активно что-либо делать, он изменяет мир. Как, скажем, тот, кто убирает мусор и разбивает клумбу под окном, привносит красоту туда, где раньше было безобразие… Так и молящийся человек может стать причиной перемены в чьей-то неверующей душе.
В Деяниях Апостолов описан эпизод , когда одного из первых диаконов христианской Церкви, Стефана, забивали камнями иудеи, а юноша по имени Савл, одобряющий убийство, сидел и стерег одежды этих убийц. И потом, в ближайшие дни, по дороге в Дамаск этому юноше явился Христос. От видения Савл ослеп и получил откровение идти в Антиохию, где он крестился и стал всем нам известным христианским апостолом Павлом. Так вот, один из отцов Церкви, Блаженный Августин, толкуя этот эпизод, говорит: если бы не было молитвы Стефана, не было бы обращения Савла. Молитва праведника была последней каплей, которая привела будущего апостола ко Христу.
Так что просьба того, кто уже знает Бога, о том, чтобы Он в некую малую, но нужную долю стал явен неверующему человеку, который Бога «не чувствует», очень много может значить.
Но молиться о другом человеке может только тот, кто сам переживает Бога как Высшее Благо, для кого вера в Бога, стремление к Нему и общение с Ним – не просто «что-то хорошее», не просто способ «оградить» себя от неприятностей, а смысл всей жизни. В этом смысле с одинаковой тревогой можно молиться как за успешного и состоявшегося бизнесмена, так и за человека, не нашедшего себя в жизни: если ни тот ни другой не знает Бога, они равно несчастны, их благосостояние в мире не имеет значения.
Почему это важно понимать? Нередко мы относимся к Господу Богу как к доктору Айболиту, который придет и всех исцелит, или ждем Его, как волшебника в голубом вертолете, который прилетит и сделает всех счастливыми, «всем бесплатно покажет кино». Мы бываем готовы поступать как язычники, которые целовали землю на берегах Нила и благодарили Нил за то, что он разливается, но попробовал бы он не разлиться – они бы его били батогами!
Но Бог – это не утилитарное понятие. Бог нужен не для того, чтобы жить без пьянства, без голода и войны, а Он нужен сам по себе, как Бог, как конечный смысл, как цель пути. «Защитник», «кормитель» и «устроитель чудес» ‒ это второстепенное, это функции, но глубже всех этих функций есть Бог по существу. Бог как Бог.
Вера в такого Бога, память о Нём, размышление о Нём и любовь к Нему ‒ это вера Авраамова. Авраам всю жизнь ходил перед Богом, прошел через ряд испытаний, постепенно накалявшихся до самых серьезных, доказал Ему свою верность, но при жизни ничего особенного не получил: только обетование о будущем, которое исполнилось на его потомках. Сам же Авраам умер бездомным, не имея под ногами собственной земли.
И на самом деле очень тяжело к Богу относиться как к Богу. Но по слову апостола Павла, христиане – дети Авраама по вере . И наша вера должна быть именно такой.
‒ Чтобы как-то подытожить тему веры и неверия ‒ такого разного неверия и такой разной веры, как бы Вы определили веру в Бога? Что значит верить?
‒ Вера ‒ это личное чувство встречи с Богом, прикосновения Бога к сердцу, чувство, прошедшее через разум, осознанное, удержанное и сохраненное им. Вера ‒ это мой личный опыт, тождественный с таким же опытом миллионов людей ‒ живших до меня, живущих рядом со мной и тех, которые будут жить после меня, ‒ так что мы все могли бы сказать: «Мы нашли одного и того же Бога. К тебе и ко мне коснулся Тот же».
Вот какие слова я услышал однажды и вспомнил совсем недавно. «Кто молится только тогда, когда молится, тот никогда не молится». Это не дзен и не «словесный туман» под мудрость. Это - чистая правда. Хотя восточные мудрецы любят подобный образ изложения мыслей, и формальное сходство есть. «Стыдно знать только то, что известно», - сказал, к примеру, один из них. Польза подобных глубоких и парадоксальных высказываний в том, что вздрогнув от их звучаний, ты потом можешь думать об услышанном. Ум будет занят, и мир с неизвестной доселе стороны начнет если и не открываться, то хотя бы приоткрываться. Итак, стыдно знать только то, что известно; и если мы молимся только тогда, когда молимся, то вовсе не молимся.
Рисуем иллюстрацию. Вот я молюсь. Зажигаю, то бишь, лампаду, открываю книжечку, становлюсь перед образом. Произношу священные слова. Затем оканчиваю, и отхожу по своим делам, которых у всякого, даже у лентяя, много. Среди дел звонит мне кто-то и сообщает новость, которая меня совсем не радует. И я привычно в таких случаях выхожу из себя, что-то ненужное говорю в трубку, что-то еще более ненужное говорю сам с собой, когда звонок окончен, и так далее. Ситуация всем знакомая. А в духе выше сказанного, хорошо было бы, если бы я встретил новость с терпением и призыванием имени Божия. То есть, если бы я молитвенно встретил неприятную информацию. Это трудно, но это и есть христианство. А помолиться перед образами, чтобы вскоре дать волю языческому нутру, это слишком обычно, но слишком далеко и от истины. Это как раз значит: молился только когда молился, а отошел от молитвы и действуешь в немолитвенном духе.
Еще пример: молитва в храме. Где еще и приближаться к Богу, как не в Доме Отца, который одновременно - Дом молитвы. Хор поет, свечи горят, люди (каждый в меру личной веры и духовного опыта) внимают службе или творят личную тайную молитву. Это - умный Рай. То же самое, только усиленное многократно и лишенное всего смертного и непреображенного, ожидает нас и в Царстве Отца. Рай Божий и Царство грядущее есть Царство молитвы и умного перед Богом предстояния. Там это будет вечно, а времени самого не будет уже. Но здесь - в месте изгнания - события сменяют друг друга. Приходит и молитве конец. Отошел человек от храмовой молитвы, унес (надеемся) что-то с собой в тайных запасниках души. Но вот встретился ему на улице, не то что бы враг, а так… Не очень приятный человек. Встреча совершенно естественная даже для святого человека. Только святой потому и святой, что встретит глазами человека и духом молитвы удержит сердце в рамках Божиих заповедей. А простой человек (намеренно не строю антитезу «святой - грешный», а «святой - простой») что сделает? Простой человек примет встречу без радости, и еще не успеет вспомнить о молитве, как пустит в сердце что-то лишнее. Он - простой человек - тоже молился пока в храме стоял, а на улицу вышел и внешние впечатления принимает по-мирски, не по Духу. Это тоже значит: молился только пока молился.
И так во всем. Один среди обычных трудов Бога помнит, другой Бога вспоминает, лишь крест на церкви увидев, а третий едва Бога в Пасхальный день помянет. Есть еще и четвертый, и пятый, но об этих уже и говорить нужно в каком-то отдельном слове. И получается, что вообще молящихся людей не так уж много от общего числа. А уж тех, кто дух молитвы пытается сделать руководящим принципом жизни, кто хочет саму молитву сделать от жизни не отдельной, тех совсем капля. Но капля это не ничто. «Капля море освящает». Причем и точные, исчерпывающие исчисления в таких вопросах невозможны.
Зато возможно нам сердцем уразуметь, что иное есть молитва, а иное - молитвословие по книжке и в известные часы. Иное есть обращаться к Богу время от времени, а иное - упражняться в памяти Божией, чтобы помнить Творца твоего всегда. Ходить перед Ним, как было Аврааму велено. В этом духе различения хорошего и лучшего, большего и меньшего и сказал некто, что «кто молится лишь когда молится, тот никогда не молится». Слово «никогда» здесь резко звучит и может напугать иного. Но это полезная острастка. Отчаяние от нее не родится, а вразумление - может. И мы эти смиряющие и научающие слова, без труда (ибо они кратки) сделав стяжанием своей памяти, можем кое-какие вопросы нашей внутренней жизни с мертвой точки сдвинуть. Помоги, Господи.
Отсюда характер молитв священника. Они не о себе и не о частных нуждах (за исключением прошений на «Рцем вси»). Эти молитвы, от которых до слуха молящихся ныне долетают только возгласы, всегда говорят о «нас», а не обо «мне». «Тебе славу воссылаем», - говорит Богу священник, имея в виду то, что не он от себя воссылает прославление, а «мы все, собранные здесь», воссылаем Богу славу, честь, поклонение и благодарение. Таковы все молитвы литургии: они приносятся Богу священником от лица всех и за всех. Все, кроме одной. Это молитва Херувимской песни.
Эта молитва обращена не к Отцу, что обычно для литургии (приходим к Отцу через Христа во Святом Духе), а лично к Христу. И приносится она священником о себе самом, из глубины своей немощи и личного недостоинства. Это - единственная во всем чине литургии по-настоящему тайная молитва, достойная того, чтобы читать ее всегда шепотом, по памяти, про себя. Желательно - и со слезами.
На этом очень коротком тексте при желании можно было бы построить целый курс пастырского богословия. Здесь есть все, что наполняет внутреннюю жизнь внимательного к себе священника. А именно: не могу служить, не имею права, недостоин, но, тем не менее, должен, обязан и потому дерзаю. Не только я, но и никто вообще не может быть достоин, поскольку все связаны плотскими «похотями и сластями», поскольку и небесным чинам предстоять Богу «велико и страшно». Единственное утешение и оправдание наших служб - то, что Он Сам вочеловечился и стал для нас Архиереем, Сам установил чин этой Пренебесной и Бескровной Жертвы. И не только установил Сам чин, но всякий раз Он Сам и приносит Жертву и приносится в Ней, ибо приносит Себя, а не другого. И Сам принимает эту Жертву и нам раздает.
Ощущение Христа присутствующим на наших службах вменяется нам в обязанность, но этого, оказывается, мало. Нам вменяется в обязанность большее. Христос не просто присутствует на наших службах (чего, по правде, мы не ощущаем с желаемым постоянством), но Он Сам эти службы совершает. Мы же прислуживаем Ему, помогаем, если можно так выразиться, как и в Херувимской песне мы исповедуем своем пение как «припевание». Пение собственно принадлежит херувимам и прочим бесплотным духам. Нам же остается «припевание», то есть время от времени соучастие в непрестанном занятии иных умных существ.
Итак, молитва Херувимского пения есть действительно тайная молитва, что выражается, кроме прочего, отсутствием после нее громкого возгласа. Громкий же возглас обозначает изначальную практику чтения молитвы вслух и является, по сути, финальным славословием, теряющим смысл при утаенности предшествующего текста.
Но если бы мы захотели построить курс пастырского богословия на молитвенных текстах Требника и Служебника, то не смогли бы пройти мимо еще по крайней мере двух молитв. Это, во-первых, тайная молитва крещения, имеющая читаться после мирной ектении или во время ее, если крещение совершается с диаконом.
Эта молитва очень похожа по смыслу на молитву Херувимской. По силе слов и чувств она, возможно, даже более проникновенна и более располагает к смирению. Дух этой молитвы говорит нам о том, что крещение есть такое же, если не сказать - большее, священнодействие, как и литургия. И действительно, крещение есть единственное таинство, упомянутое в Символе веры. Оно вводит человека в общение с Богом, делая возможными все будущие высоты озарений и освящений. Совершать его надо с той же внутренней собранностью и трезвением, какие характеризуют все лучшее в нашем отношении к Евхаристии. Обратимся к словам молитвы.
Бог в ней именуется «истязующим сердца и утробы», то есть знающим весь внутренний наш мир, такой двоящийся и колеблющийся, такой ускользающий от детального анализа даже за несколько быстро пролетающих часов. В молитве говорится, что перед Богом «вся нага и обнажена», значит, «обнажена» и вся внутренняя жизнь священника. Одетый благодатью, он все же остается простым человеком, мучимым страстями и отягченным условностями исчезающего бытия. Мысль эта высока, и ее не хватает нам в повседневности. Мы редко исповедуем вслух ту простейшую и важнейшую истину, что Бог знает не только дела наши, но и тайные движения сердца нашего. А ведь именно обнажение тайных наших сердечных движений рождает глубокое смирение и сокрушение. «Да не омерзиши мя, ниже лице Твое отвратиши от мене», - молится священник.
Мы, священники, совершаем таинства не только в силу однажды принятого таинства священства, но также и в силу постоянного напряжения внутренних сил, в силу постоянного умоления Бога не отвращать лица Своего от нас. Там, где нет «напряжения и умоления», там сама благодать скрывает свое действие, оставляя человека один на один с сухой механикой обряда.
Чувство недостоинства и личной слабости рождает подобные молитвы, и подобные молитвы движут Бога постоянно «восполнять оскудевающих и врачевать немощных». Где нет воплей о помощи, но есть лишь уверенность в собственной благодатности, там умаляется сама благодать, там благодать угрожает полным отходом от горделивого молитвенника. Имея дело с подобными текстами, мы имеем дело с выражением веры Церкви и с выражением «психологии священства», того внутреннего портрета пастыря, который мы снаружи опознаем в Златоусте, Василии Великом, Григории Богослове. Который можем изнутри постигать, благодаря подобным молитвам.
Дух церковной молитвы - это не только дух обладания небесным сокровищем, но и дух святого страха оттого, что ты лично этого не достоин, и дух страха эту благодать потерять. В таком внутреннем состоянии нужно совершать все вообще службы.
Вернемся к тайной молитве крещения. Вот некоторые из слов, в ней содержащихся.
«Презри моя прегрешения в час сей».
«Омый мою скверну телесную и скверну душевную».
«Всего мя освяти, да не свободу иным возвещая, сам, яко раб греха, неискусен буду».
«Низпосли мне силу с высоты и укрепи мя к службе таинства великого и пренебесного».
Моя бы воля, я бы рекомендовал эту молитву для заучивания наизусть всем ищущим священства. Она абсолютно тождественна по духу смирения молитве Херувимской песни, но выражения ее более сильные, более пронзительные и с большей силой исповедуют смирение священника, приступающего в очередной раз к «великому и пренебесному» таинству.
Это означает, кроме прочего, что крещение носит литургический, всемирный, всеохватный характер, подобный литургическому «о всех и за вся». У нас очень давно уже нет оглашения, нет никого уходящего из церкви на словах: «Оглашенные, изыдите», - хотя множество случайно заходящих в храм людей по уровню отношения к Христу и Его Церкви ниже всякого катехумена. Масштабность проблем такова, что до конца не ясно, с какой стороны браться за их разрешение. Но если браться со «стороны священника», никогда не ошибешься. И максимально серьезное отношение к таинству, вводящему человека в Церковь, есть лучшая точка опоры для благого переворота не в ту сторону перевернутого мира.
Совершать крещение с той же степенью внутренней собранности, с той же серьезностью и с тем же молитвенным настроем, как и Божественную литургию, есть требование эпохи и требование церковной жизни по существу.
Вторая молитва, которая уподобляется молитве Херувимской, это пятая молитва соборования. Она может быть рассмотрена в контексте первых двух потому, что ярко, неожиданно ярко для такого таинства, как соборование, выражает суть священства. Выучить ее наизусть более проблематично, поскольку мать учения - повторение, а соборование не есть столь часто совершаемое таинство, чтобы многие повторы молитв были возможны. Но все же рано или поздно Требник раскрывает свои глубины взыскующему уму, и сокровища обретаются там, где их не чаяли обрести.
Итак, священник молится, говоря о себе: «Меня, смиренного, грешного и недостойного, во многих грехах сплетенного и страстями сластей валяющегося, Бог призвал во святую и превеличайшую степень священства». Частое повторение слов о своей «грешности и недостойности» способно приносить противоположные плоды. Вместо подлинного смирения эти повторы приносят некое «смиреннословие», рождают псевдосмиренный православный сленг, столь раздражающий там, где нет на поверку никакого особенного смирения и покаяния. Молитва вносит некую новую ноту. Она называет нас «валяющимися в страстях сластей», и это действительно встряхивает душу.
Далее священник исповедует ту истину, что Бог ввел его «во святая святых, во внутренние завесы» (то есть в алтарь), куда «приникнуть святые Ангелы желают». Ангелы действительно со страхом приходят туда, где мы, священники, зачастую привычно и по-домашнему ведем себя, - в святой алтарь. Ангелы любят эти святые места ради того, что там «слышится евангельский голос Господа Бога», там можно зреть «святое возношение», то есть Бескровную Жертву.
В эту молитву нужно вчитываться и вчитываться. Вся она составлена одним порывом глубокого понимания и исповедания сути священства. Священник сподоблен «священнодействовать пренебесные Тайны, приносить Дары и Жертвы о наших грехах и людских неведениях, ходатайствовать о словесных овцах, да многим и неизреченным человеколюбием Господь грехи их очистит». Священник просит Господа услышать его так, как Он слушает его в литургии. Служение литургии ставится в залог того, что Бог будет слушать просьбы пастыря «на всякое время и место; в сей час и в сей святой день».
Таким образом, литургия ставится во главу угла всего пастырского мышления и действования. Все виды предстояния, ходатайства, умоления и упрашивания Бога находят завершение в литургии. Оттуда рождается и смелость священника, именуемая дерзновением. Эта смелость смешана с осознанием внутреннего недостоинства, и это самое обстоятельство придает ей подлинную ценность и истинность. «Не могу, но обязан», «недостоин, но Ты меня удостой», «сделай Ты то, что никто, кроме Тебя, не сделает». Это - сердцевина священнодействий, выраженная в тайных молитвах пастыря. В этом смысле крещение требует такого же молитвенного настроя, что и Евхаристия. А все прочие таинства питаются тем дерзновением, которое священник приобретает, служа службу служб - Божественную литургию.
На этих скупых и поэтичных текстах, ценность которых неизмеримо превосходит ценность многих пространных книг, можно действительно выстраивать курс пастырского богословия. Тем более что тексты эти созданы не для одностороннего умственного изучения ради сдачи зачета, а ради постоянной молитвенной практики и пастырской деятельности.
