Он был учеником скитоначальника отца Анатолия Зерцалова и старца Амвросия, а впоследствии архимандрита Агапита, широко образованного и духовно опытного монаха. Старцем он стал в 1913 году и поселился в хибарке старца Амвросия у скитских ворот. В период его старчествования в Оптиной были еще старцы - Варсонофий и Феодосий, а позже отец Анатолий, скончавшийся за год до закрытия Оптиной, летом 1922 года.

Батюшка Анатолий был необыкновенно прост и благостен. Всякий подходивший к нему испытывал счастье попасть как бы под золотой благодатный дождь. Само приближение человека к этому старцу уже как бы давало ему чудесную возможность очищения и утешения. Батюшка Нектарий был строже, проникновеннее и своеобразнее. Он испытывал сердца приходивших к нему и давал им не столько утешение, сколько путь подвига, он смирял и ставил человека перед духовными трудностями, не боясь и не жалея его малой человеческой жалостью, потому что верил в достоинство и разумение души и великую силу благодати, помогающей ищущему Правды. Основными чертами батюшки Нектария были смирение и мудрость, и свет его был как светлый меч, рассекающий душу. К каждому человеку он подходил лично, индивидуально, с особой мерой и говорил: "Нельзя требовать от мухи, чтобы она делала дело пчелы. Каждому человеку надо давать по его мерке. Нельзя всем одинаково".

Внешне старец был невысок, с лицом несколько округлым; длинные редкие пряди полуседых волос выбивались из-под высокой шапочки; в руках гранатовые четки. Исповедуя, он надевал старенькую красную бархатную епитрахиль с истертыми галунными крестами. Глаза - разные и небольшие. Лицо его как бы не имело возраста - то древнее, суровое, словно тысячелетнее, то молодое по живости и выразительности мысли, то младенческое по чистоте и покою. Еще лет за шесть до смерти, несмотря на преклонный возраст, ходил он легкой скользящей походкой, как бы касаясь земли. Позже он передвигался с трудом, ноги распухли как бревна, сочились сукровицей. Это сказались многолетние стояния на молитве.

К концу жизни лицо его утратило отблеск молодости, который так долго покоился на нем и вернулся к нему лишь во время предсмертной болезни. Если в эти последние годы лицо его светлело, то только каким-то вневременным светом. Старец очень одряхлел, ослабел, часто засыпал среди разговора, но еще чаще он погружался в глубокую умную молитву, как бы выходя из мира и возвращаясь к нам, был полон особой силы духа и просветленности. Вся жизнь старца, от младенчества до смертного часа, была отмечена Божиим Промыслом.

Он родился в Ельце в 1857 году у бедных родителей, Василия и Елены Тихоновых. Крещен в Елецкой церкви, освященной во имя Преподобного Сергия, при крещении назван Николаем, крестных звали Николай и Матрона. О них и о родителях своих он всегда молился. Отец был рабочим на мельнице, скончался он тогда, когда сыну исполнилось семь лет. Мальчик был умным и любознательным, но учиться ему пришлось только в сельской школе - помешала нужда.

Из раннего его детства известен только один случай: однажды он играл около матери, а рядом сидела кошка, и глаза у нее ярко светились. Мальчик схватил иголку и вздумал проколоть глаз животного, чтобы посмотреть, что там светится, но мать ударила его по руке: "Ах, ты! Вот как выколешь глаз кошке, сам потом без глазу останешься".

Через много лет, уже монахом, старец припомнил этот случай. Он пошел к скитскому колодцу, где был подвешен ковш с заостренной рукояткой. Другой монах, не заметив батюшки, поднял ковш так, что острие пришлось прямо против батюшкиного глаза, и лишь в последнее мгновение старцу удалось оттолкнуть острие. "Если бы я тогда кошке выколол глаз, и я был бы сейчас без глаза, - говорил он. - Видно, всему этому надо было быть, чтобы напомнить моему недостоинству, как все в жизни от колыбели до могилы находится у Бога на самом строгом учете".

С матерью у Николая была глубокая душевная близость. Она была строга с ним, но больше действовала кротостью и умела тронуть его сердце. Одиннадцати лет устроила Николая в лавку купца Хамова, и там к семнадцати годам он дослужился до младшего приказчика. Вырастал юноша тихим, богомольным, любящим чтение. "Лицом он был очень красив, с румянцем нежным, как у девушки, с русыми кудрями", - рассказывали старейшие оптинцы, помнившие его в молодости. О дальнейшей жизни своей он тогда не загадывал. Как стукнуло ему восемнадцать лет, старший приказчик Хамова задумал женить его на своей дочери, и хозяин этому сочувствовал. Девушка была очень хороша и Николаю по сердцу.

Даже через десятки лет, вспоминая свою нареченную невесту, батюшка растроганно улыбался, а одной монашенке, которую он очень ласково принимал, говорил: "Ты мне мою давишнюю невесту напоминаешь".

В то время была в Ельце благочестивая старица, тогда уже почти столетняя, - схимница Феоктиста, духовная дочь отца Тихона Задонского. К ней елецкие горожане ходили на совет. И хозяин посоветовал Николаю пойти к ней благословиться на брак. А схимница, когда он пришел, сказала ему: "Юноша, пойди в Оптину к Илариону, он тебе скажет, что делать". Перекрестила его и дала ему на дорогу чаю. Тот поцеловал ей руку и пошел к хозяину - так и так, посылает меня матушка Феоктиста в Оптину. Хозяин - ничего, даже денег дал ему на дорогу. Простился Николай с невестой, и больше никогда в жизни им не пришлось увидеться.

Когда подошел он к Оптиной, было лето, а летом кругом Оптиной красота несказанная. Все луга в цветах, среди лугов серебряная Жиздра, над нею ивы и дубы, а дальше, на том берегу, - сады монастырские и огромный оптинский мачтовый лес. Монастырь белой стеной опоясан, по углам башни, а на каждой башенке флюгер - Ангел с трубой.

Пришел Николай в скит, народу множество - все к великому старцу иеромонаху Амвросию, - и думает: "Какая красота здесь, Господи! Солнышко ведь тут с самой зари, и какие цветы! Словно в раю!" Так вспоминал старец о своем первом впечатлении от Оптиной.

А как найти Илариона - не знает, и не знает даже, кто такой Иларион. Спросил он одного монаха. А тот улыбнулся на простоту его и говорит: "Хорошо, покажу тебе Илариона, только уж не знаю, тот ли это, что нужен тебе". И привел его к скитоначальнику Илариону. Рассказал ему Николай о матушке Феоктисте, просит решения своей судьбы, а тот говорит: "Сам я ничего не могу сказать тебе, а пойди ты к батюшке Амвросию, и что он тебе скажет, так ты и сделай".

В то время народу к старцу Амвросию шло столько, что приема у него ждали неделями, но Николая старец принял сразу же и говорил с ним два часа. О чем была эта беседа, старец отец Нектарий никому не открывал, но после нее Николай навсегда остался в скиту, но домой уже не возвращался ни на один день.

Увидев однажды в руках у посетителя книгу "Жизнеописание старца Илариона", батюшка сказал: "Я ему всем обязан. Он меня и принял в скит пятьдесят лет тому назад, когда я пришел, не имея, где главу преклонить. Круглый сирота, совершенно нищий, а братия тогда вся была - много образованных. И вот я был самым что ни есть последним". Батюшка показал рукой от пола аршина полтора, чтобы сделать наглядным свое тогдашнее убожество и ничтожество... А старец Иларион тогда уже проходил и знал путь земной и путь небесный. "Путь земной - это просто, а путь небесный..." - и батюшка не договорил.

Первое послушание, которое дали ему в Оптиной, было ходить за цветами, которые так ему полюбились, а потом назначено ему было пономарить. На этом послушании он часто опаздывал в церковь и ходил с красными, опухшими, словно заспанными, глазами. Братия жаловалась на него старцу Амвросию, а тот отвечал, как было у него в обычае, в рифму: "Подождите, Николка проспится, всем пригодится!"

Стал он духовным сыном отца Анатолия Зерцалова, впоследствии скитоначальника, а на совет ходил к батюшке Амвросию. В "Жизнеописании в Бозе почившего старца иеросхимонаха Амвросия", составленном архимандритом Агапитом, приводятся воспоминания батюшки Нектария: "В скит я поступил в 1876 году. Через год после сего батюшка отец Амвросий благословил меня обращаться как к духовному отцу к начальнику скита иеромонаху Анатолию, что и продолжалось до самой кончины последнего в 1894 году. К старцу же Амвросию я обращался лишь в редких и исключительных случаях. При всём этом я питал к нему великую любовь и веру. Бывало, придешь к нему, а он после нескольких слов моих обнаружит всю мою сердечную глубину, разрешит все недоумения, умиротворит и утешит. Попечительность и любовь ко мне, недостойному, со стороны старцев нередко изумляли меня, ибо я сознавал, что их недостоин. На вопрос мой об этом духовный отец мой, иеромонах Анатолий, отвечал, что причиной сему "моя вера и любовь к старцу и что если он относится к другим не с такой любовью, как ко мне, то это происходит от недостатка в них веры и любви к старцу; как человек относится к старцу, так точно и старец относится к нему".

Дальше батюшка Нектарий вспоминает: "К сожалению, были среди братии некоторые порицавшие старца. Приходилось мне иногда выслушивать дерзкие и бессмысленные речи таких людей, хотя я всегда старался защищать старца. Помню, что после одного из подобных разговоров явился ко мне во сне духовный отец мой иеромонах Анатолий и грозно сказал: "Никто не имеет права обсуждать поступки старца, руководствуясь своим недомыслием и дерзостью. Старец за свои действия даст отчет Богу. Значения их мы не постигаем". Так отцу Нектарию объясняли духовные отцы и учителя высокое значение и духовные законы старчества.

И отец Амвросий, и отец Анатолий вели его строго истинным монашеским путем. Батюшка Нектарий рассказывал так о том старческом окормлении, что он поучал: "Вот некоторые ропщут на старца, что он в положение не входит, не принимает, а не обернутся на себя и не подумают: "А не грешны ли мы? Может, старец потому меня не принимает, что ждет моего покаяния и испытывает?" Вот я, грешный, о себе скажу. Бывало, приду я к батюшке отцу Амвросию, а тот мне: "Ты чего без дела ходишь? Сидел бы в своей келье да молился!" Больно мне станет, но я не ропщу, а иду к духовному отцу своему батюшке Анатолию. А тот грозно встречает меня: "Ты чего без дела шатаешься? Празднословить пришел?" Так и уйду я в келью. А там у меня большой, во весь рост, образ Спасителя; бывало, упаду перед Ним и всю ночь плачу: "Господи, какой же я великий грешник, если и старцы меня не принимают!"

Однажды старца спросили, не возмущался ли он против своих учителей. Тот ответил: "Нет! Мне это и в голову не могло прийти. Только раз провинился я чем-то и прислали меня к старцу Амвросию на вразумление. А у того палочка была. Как провинишься, он и побьет (не так, как я вас!). А я, конечно, не хочу, чтобы меня били. Как увидел, что старец за палку берется, я - бежать... и о том прощения просил".

Про отца Анатолия Зерцалова старец говорил: "Я к нему двадцать лет относился и был самым последним сыном и учеником, о чем и сейчас плачу". И, обращаясь к посетительнице, прибавил: "Так вот, матушка, если хочешь быть монашенкой, так и ты считай себя последней дочерью и плохой ученицей". "Нужно всегда думать себе, что находишься в новоначалии".

Очередной региональный скандал, в который угодила , рискует стать национальным: к обсуждению подаренного епископу Ливенскому Нектарию Toyota Land Cruiser V8 подключились федеральные СМИ, местный губернатор и - заочно - высшее церковное руководство. поговорила с представителями церкви и местными журналистами, чтобы понять, что происходит.

Об удачном обретении епископа Ливенского Орловской митрополии Нектария (Селезнева) «Орловские новости» сообщили 23 мая: внедорожник Toyota Land Cruiser V8 мощностью 288 лошадиных сил стоит около 6 миллионов рублей (на эти деньги в Орле можно купить три квартиры - прим. «Ленты.ру» ).

Тему мгновенно подхватили федеральные СМИ и пользователи соцсетей. Широта души дарителя стала всеобщим достоянием.

Примечательно, что в церкви факт подарка не отрицали и не видели в нем ничего предосудительного.

«Сам носил дорогие одежды, которые дарили ему, скажем так, те люди, которые его почитали», - рассказали в информационно-аналитическом отделе митрополии. Там заявили, что церковь в лице епископа получила внедорожник в дар от некоего агрохолдинга, и он как «хозяйствующий субъект» имеет право распоряжаться им по своему усмотрению.

На YouTube-канале Breaking Mash опубликован разговор якобы самого Нектария с пранкерами, в котором он признается, что «средства на приобретение» этой машины ему подарил Павел Царев - генеральный директор агрохолдинга «Агрогард», производящего молоко, мясо крупного рогатого скота и продукцию растениеводства на 150 тысячах гектарах сельхозугодий.

Ни в холдинге, ни в епархии эту информацию не опровергли, но и комментировать ее «Ленте.ру» отказались.

Епископ Нектарий, по некоторым данным, контролирует заметную часть финансовых потоков в Орловской митрополии. Уже около 30 лет он находится подле митрополита Антония: был его иподьяконом, келейником и секретарем, еще когда тот возглавлял Красноярскую митрополию, переехал в Орел вместе с ним в 2011-м, а уже в 2014 году получил свою епархию.

Письмо счастья

Не прошло и недели после публикации резонансной заметки, как в редакцию «Орловских новостей» электронное письмо за подписью епископа Нектария, в котором содержались угрозы засудить издание по статье об оскорблении чувств верующих.

Главный редактор «Орловских новостей» Денис Волин поделился с «Лентой.ру» копией сообщения, пришедшего с почтового ящика [email protected], со сканом письма от иерарха, датированного 29 мая. А уже на следующий день, 30 мая, когда текст письма стал достоянием широкой общественности, редакцию посетил адвокат Нектария, который убеждал коллектив, что епископ ничего такого не писал и, по словам епархиального секретаря отца Александра, не намерен устраивать никаких разбирательств.

Впрочем, слова адвоката не убедили руководство издания. «Говорить о том, что это фейк, никак нельзя. Письмо подготовлено на официальном епархиальном бланке, с официальной печатью, с личной подписью Нектария, - говорит Волин. - Никаких доказательств подложности этого документа, кроме слов отца Александра, у нас пока нет».

Далее события развивались по необычной для конфликтов церкви и общества траектории. Уже через несколько часов в подотчетной Нектарию епархии заявили, что его письмо «Орловским новостям» - подлог и провокация. По словам отца Александра, ни епархия, ни епископ Нектарий не имеют претензий к изданию. А про злополучный джип пояснили , что он используется не как роскошь, а как средство передвижения: добираться до паствы в удаленных уголках Орловской области по непроходимым провинциальным дорогам пастырю затруднительно.

Глава епархиального информационно-аналитического отдела Ливенской епархии диакон Юрий Шкуратюк в беседе с «Лентой.ру» не стал высказывать предположений о том, кто мог отправить это «подложное письмо»: «Искать крайних здесь не следует, концов здесь не найти. Это обычные информационные нападки на церковь. Нашли злободневную тему, раздули ее из ничего». По его словам, епархия не состоит ни с кем ни в каких конфликтах, и прямого выгодополучателя у такого подлога быть не может.

«Это абсолютная ложь, фотошоп и монтаж. Данная подпись у нас присутствует на совершенно другом документе», - заявил «Ленте.ру» секретарь Нектария отец Александр. Он тоже не имеет «ни малейшего понятия», кто мог бы совершить подобное.

Не исключено, однако, что письмо Нектария стало фейком именно в тот момент, когда история приобрела общественный резонанс. Источники «Орловских новостей» в Орловской митрополии сообщили, что Нектарию настоятельно рекомендовали отказаться от этого письма.

Бывший главный редактор «Журнала Московской Патриархии» назвал версию с подложным письмом странной. «За много лет работы в церкви и отслеживания в информационном поле того, что с ней происходит, я ни разу не встречал ничего подобного, - говорит он. - Не было такого, чтобы официальное письмо за подписью епископа ушло в какие-то светские структуры, а потом кто-то вдруг заявлял, что такого письма не существует, что это подлог и фотошоп. Поверить в это практически невозможно».

Импульсивные высказывания и решения представителей церкви, в том числе и высших иерархов, в последнее время не редкость, говорит Чапнин. «Думаю, это было такое же импульсивное решение, о котором пожалел сам епископ Нектарий. Или его помощники одумались и воззвали: "Владыка, что ты наделал?" Это удар не только по личной репутации епископа, но и по всей церкви», - считает церковный деятель. Особенно неестественным он видит употребление епархией слова «фейк» из интернет-новояза и заявление об отсутствии претензий к газете.

Чапнин не исключает, что это решение было принято в высших церковных кругах с учетом огромного, национального масштаба резонанса. По его мнению, мог иметь место приказ быстро замять историю, несмотря на возможные репутационные потери. «Самое главное сейчас - остановить волну. Любая публикация в СМИ, независимо от ее характера, будет работать против Нектария и против церкви», - объяснил собеседник «Ленты.ру».

Однако в синодальном отделе по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ Московского патриархата поспешили , что конфликт священника Орловской митрополии Нектария и издания «Орловские новости» не касается РПЦ в целом.

«Это дело епархиального уровня», - заявил зампред отдела Вахтанг Кипшидзе. По его словам, высшее управление РПЦ не будет разбираться в ситуации.

Дела орловские

Отдельным и одним из самых ярких эпизодов скандала стало орловского губернатора , под покровительством которого был открыт первый в истории памятник . Он заявил, что «Бог не фраер», а журналисты не имеют права критиковать Нектария. Все решит Божий суд.

Фото: Сергей Мокроусов / РИА Новости

«Губернатор наш - совершенно феноменальный человек и любитель сомнительной лексики (в декабре 2016-го он назвал всех журналистов «чепушилами» - прим. Ленты.ру ). Мне кажется, на этой истории он просто хочет получить дополнительный сомнительный пиар и ничего больше», - комментирует Волин. При этом он подтвердил, что между Потомским и Антонием (а значит, и его протеже Нектарием) существуют определенные разногласия, связанные с тесной связью губернатора с духовником патриарха Кирилла, схиархимандритом Илией (Ноздревым), представителем церковного «центра», имеющего в Орле свои интересы. В частности, старец Илия является соучредителем строительства огромного «губернаторского храма» в Вятском Посаде.

«Думаю, выступление Потомского в поддержку Нектария - знак корпоративной солидарности власти [светской] и власти церковной, - считает Чапнин. - Но так, как выступил губернатор, лучше не выступать. Нравственную оценку происходящему в церкви могут давать все, кто считает это нужным, но в первую очередь такую оценку должна давать сама церковь». По его мнению, для епископа небогатой епархии автомобиль за шесть миллионов рублей - чрезмерная роскошь и вызов здравому смыслу, и весь скандал с письмом - попытка увести внимание от этой проблемы.

«Как гражданин Российской Федерации Нектарий не поражен в правах и может делать все что угодно. Но как епископ Русской православной церкви он не имеет морального права на такую роскошь», - резюмировал Чапнин.

Некоторых церковных деятелей знает и уважает паства. Но есть такие, на плечах которых особая ноша. Эти люди говорят от имени церкви на большую аудиторию, привлекая к себе особое внимание. К таким личностям относится игумен Нектарий Морозов. Его духовными книгами зачитываются люди, стремящиеся к Богу. Слово этого человека открывает сердца, наполняет их светом. Говорит и пишет просто и доступно игумен Нектарий Морозов. Биография этого человека не блещет особыми событиями, все силы души своей он тратит на прихожан. Давайте познакомимся с его творчеством поближе.

Игумен Нектарий Морозов: краткая биография

Родился Родион Сергеевич (в миру) первого июня 1972 года. Семейство его жило тогда в столице России. Там же окончил школу и поступил в Московский государственный университет. Молодой человек выбрал профессию журналиста, что ныне позволяет ему словом менять людские судьбы. Во время учебы публиковался в «Общей газете», писал статьи для еженедельника «Аргументы и факты». Принимал участие в командировках в Жизнь в стране в то время была сложной и непредсказуемой. Боль других людей, несправедливость, от которой они страдали, повлияла на отважного юношу, подтолкнула его к храму. В 1996 году он стал членом братии Подворья Троице-Сергиевой Лавры в Москве. Здесь же принял постриг, спустя три года. В 2000-м возведен в сан иеромонаха. А через шесть лет стал игуменом. Приблизительно в это же время назначен главным редактором журнала «Православие и современность». Игумен Нектарий (Морозов) известен широкой публике по статьям и книгам.

Чеченская командировка

В горячую точку молодой человек попал в 1995 году. Путешествие было не из легких. Впоследствии будущий игумен Нектарий (Морозов) написал об этой командировке. Она перевернула его душу. Тогда по всем каналам показывали храм в Грозном, в котором от бомб прятались люди. Родиону хотелось увидеть это место. Его спутники согласились отклониться от маршрута. Храм они нашли сожженным. Однако на его развалинах были живые люди, окружившие тамошнего священника Анатолия Чистоусова. Тогда Родион Морозов (Нектарий, игумен ныне) впервые осознал, что есть для настоятеля его паства. Люди были при батюшке, как овцы при пастухе. Советовались, спрашивали, что делать и как поступить в том или ином случае. Глаза священника были наполнены любовью и болью. Они выражали кротость и силу одновременно. Этот человек принимал все происходящее со смирением, думая только о своей пастве, спасении душ этих людей. Впоследствии его схватили, долго пытали и убили.

Игумен Нектарий Морозов: книги

Обычному человеку прийти в храм непросто. А остаться там еще сложнее. Это прекрасно понимает игумен Нектарий (Морозов). И дело не в том, что вера у людей отсутствует. Многих пугают «строгие правила», непонятные церемонии. Это естественная реакция на неизвестность. Книги свои игумен Нектарий нацеливает именно на такую аудиторию. В них содержатся простые и понятные рассуждения о смысле церковной жизни, ее естественности для верующего человека. Читатель чувствует, как его ласково берут за руку и ведут в храм, рассказывая о канонах, разъясняя непонятные моменты. После ознакомления с текстами, человек чувствует себя в церкви намного проще и свободнее. Необходимо отметить легкий стиль изложения. С первого слова возникает впечатление неспешной беседы с мудрым, понимающим тебя, другом. Вот некоторые работы автора:

• «С надеждой на встречу».
• «Что нам мешает быть с Богом».
• «Поучение о чтении духовных книг».
• «О хлебе и воде в жизни Церкви».
• «Беседы о воцерковлении».
• «На пути к Богу. Опыт воцерковления в современном мире».

«Труд пробуждения»

Зачем нам идти к Богу? Как это делать? На эти вопросы отвечает игумен Нектарий в книге «Труд пробуждения». Это размышление по мотивам отрывков из Нового Завета. Человеку надобно принять решение о том, что он всецело доверяет Создателю. Но одного этого недостаточно. Вера - только первый шаг. Духовное становление личности заключается в ежедневном труде по преодолению собственной нерешительности и расслабленности. Автор в своих размышлениях опирается на примеры из Нового Завета. Много внимания он уделяет рассуждениям о том, с кем мы боремся, открываясь Творцу. Эта сущность коварна и зла, она обладает большим опытом и знаниями. Преодолеть расставленные сети сможет лишь тот, кто раскрыл душу Создателю, всецело доверился ему. А в товарищи в этом труде игумен Нектарий рекомендует брать свою совесть. Она бдительно охраняет человека на протяжении жизни, стараясь подсказать правильные решения и поступки.

«О Церкви без предубеждения. Беседы со светским журналистом»

Очень интересный сборник, раскрывающий множество тем, волнующих обычных людей, далеких от храма. Игумен Нектарий не уходит от острых вопросов, растолковывает все искренне и непринужденно. Много внимания уделяется проблемам церкви, мифам и стереотипам, окружающим ее служителей. Автор рассказывает о том, что такое храм «изнутри», из чего состоит жизнь священника. В беседах затрагиваются и более серьезные вопросы. К примеру, раскрывается ответственность священнослужителя перед паствой. Отвечает игумен и на скользкие вопросы журналистки. Они вместе пытаются разобраться, почему церковь отталкивает простых граждан, что необходимо предпринять, чтобы преодолеть недоверие. Часть бесед посвящена происходящим в мире событиям. Игумен дает советы неравнодушному читателю по поводу того, как относиться к негативной информации, транслируемой СМИ.

О скорбях

Современного человека от храма отпугивают не только традиции. Люди считают, что верующие находятся в постоянном унынии. Игумен Нектарий о скорбях говорил в интервью и статьях. По его словам, причина недопонимания заключается в разном отношении к происходящему. Обычный человек, без Господа в душе, считает, что беда происходит по чужой вине. Этот бедолага азартно назначает ответственного за свои неудачи или ошибки, потом еще и отомстит. Верующий же понимает, что скорби приходят из-за отдаления от Господа. Это результат того, что он ослушался Отца небесного. Причина скорбей в душе человека. Верующий ищет их в своих поступках и решениях. И как преданный сын просит Господа помочь справиться с ними.

Об экстрасенсах

Есть у автора и острые статьи, посвященные государственному устройству. Одна из них называется «Любовь к экстрасенсам». В этой статье игумен пытается понять, почему общество и власть не находят понимания. Отчего люди опираются на что угодно, кроме чиновников. Ответы найти не так сложно, как кажется. делает человека требовательным и ленивым. Его душа спит, не понимая, что такое ответственность. Свои ошибки и промахи он с удовольствием перекладывает на чиновников, тем более что с экранов на него льется поток информации, поддерживающий такие заблуждения. Получается, что власть своими действиями сама формирует безответственных потребителей. Разорвать порочный круг можно только при помощи поднятия духовности людей.

От чего устает священник?

Этот материал раскрывает суть работы батюшки. Игумен Нектарий взял на себя неблагодарный труд развенчать мифы о том, что священнослужители - это дармоеды на шее у паствы. Он довольно подробно раскрывает суть работы в храме. А она далеко не так проста, как кажется со стороны. Основная забота пастыря - это люди. О них он обязан заботиться, выслушивать, поддерживать и тому подобное. Однако коротенькой беседой душу человека пробудить не получится. А ведь именно это главная задача пастыря. Он не обязан жить за прихожан. Его цель - показать им путь к Господу. Делать это приходится не только собственным примером. Много в людях сейчас зла, подозрительности, наглости и тому подобных негативных эмоций. А пастырь обязан их превратить в любовь, во всяком случае сделать все возможное для этого.

Зачем игумену Нектарию такая работа?

У каждого человека свои задачи. Кстати, зависят они не от рождения, как нам говорят экстрасенсы и гадалки, а от духовного развития. Не может верующий человек спокойно смотреть, как ближние «бредут к кончине» через череду уныния, стрессов, злобы и тому подобного. А ведь, когда душа спит, человек живет лишь наполовину, только телом, считает Нектарий (игумен). Кто он, чтобы поучать окружающих? Наверное, читатель задается таким вопросом. Ответ прост: он является глубоко верующим человеком, а значит, любит каждого на этой земле. Это же так естественно для христианства: помоги ближнему, не прося ничего взамен. Что может быть радостнее счастья в глазах другого человека? Для пастыря, наверное, только понимание, что помог спасению его души.

Храм необходим людям как воздух. Однако не каждый способен самостоятельно прийти к вере, работать для собственного духовного роста. Игумен Нектарий понимает, что нужно протянуть руку помощи, за нее обязательно ухватятся. И не оглядывается этот человек по сторонам, пытаясь выяснить, кто и что делает. Видит проблему, сразу старается решить. Его литературный талант позволяет доступно и просто рассказывать о важных вещах. Этим он и занимается, за что множество читателей благодарны этому человеку. К сожалению, не все церковные служащие настолько откровенны. Иногда верующие попадают в ситуацию, когда просто негде найти ответы на мучительные вопросы души. А игумен Нектарий именно о них и рассуждает, чтобы достучаться до каждого нуждающегося в помощи.

«Неисследимы пути души твоея, непостижимы тайны сердца твоего, преподобне отче Нектарие, но яко лучи пресветлые словеса твоя благовествуют нам Царствие Божие, еже внутрь себе сокрыл еси. Темже Христа Бога моли спасти и просветити души наша». Этот тропарь преподобному Нектарию Оптинскому был найден среди других набросков в духовном дневнике оптинского новомученика иеромонаха Василия. Его акафист старцам оптинским остался незавершенным, но мы верим, что там, где уже нет смерти, оба они, и монах-мученик, и старец, сохранивший веру среди гонений, славят Господа и молятся о нас, о России, о Церкви земной.

«Неисследимы пути души твоея»

…Пожалуй, лучше и не выразить. Преподобный отец Нектарий был, возможно, самым «сокровенным» из оптинских старцев. Ведь что видели случайные посетители, что оставалось в памяти о внешнем? Игрушечки: крошечные автомобили, самолетики и поезда, подаренные ему кем-то когда-то, цветные кофточки, надетые поверх подрясника, странные обувные «пары» – башмак на одной ноге, валенок – на другой. Молодых братиев же смущали его музыкальные ящики и граммофон, пластинки с духовными песнопениями…Одним словом, «странным» и уж очень непредсказуемым был этот батюшка.

Он почти никогда не выходил за ворота Иоанно-Предтеченского скита, и его появление в самом монастыре могло быть вызвано лишь необходимостью оказать послушание настойчиво приглашавшему его для беседы настоятелю монастырей Калужской епархии. Однако подолгу живший в Оптиной писатель Сергей Нилус вспоминал и о неожиданных «вмешательствах» отца Нектария в их «дачную» жизнь, когда, вернувшись вместе с женой к себе, после случившегося им во время паломничества искушения, они вдруг обнаруживали завершенные рукой старца оставленные на время без присмотра свежие картины. То солнечный пейзаж «окунется» в дождь и небо на нем прорежут молнии, то во всю ширь небесную появится сделанная угольком по-французски печальная надпись « le nuage » (туча).

– Ах, батюшка, ну и проказник!

А «проказник» порой и сам дожидался их на террасе, посматривая, что выйдет из его затеи. Смахнет рукавом подрясника угольную пыль, и, глядишь, ничего не осталось от душевной смуты.

…Игрушки, забавные сказочки – о том, например, как кот спас Ноев ковчег от зловредной мыши, задумавшей по внушению лукавого прогрызть пол, и заслужил тем всему кошачьему роду особое почтение и «право на блаженство», – шутки, присказки. Казалось, в этом – он весь. И немногим удавалось рассмотреть, почувствовать сразу, что, чудачествуя, о. Нектарий скрывает данное ему Богом второе зрение – дар прозорливости, предвидения.

Случалось, ошибались на его счет и опытные священники. Однажды владыка Феофан Калужский, посетивший Оптину, с изумлением наблюдая за тем, как старец одну за другой стал своих куколок «сажать в тюрьму», «побивать» и выговаривать им что-то невнятное, отнес все это к возрастной немощи. Смысл же всех этих таинственных манипуляций прояснился для него намного позднее, когда большевики заключили его в тюрьму, подвергли унижениям, а после – ссылке, где владыка очень страдал от хозяина – владельца дома. Слова, сказанные старцем и показавшиеся тогда невразумительными, относились к тому, что ожидало епископа в будущем.

Сам же отец Нектарий отзывался о себе так, чтобы у посетителей и мысли не возникло об его духовной одаренности: «Старец Герасим был великий старец, потому у него был лев. А мы малы – у нас кот». Или: «Как могу я быть наследником прежних старцев? Я слаб и немощен. У них благодать была целыми караваями, а у меня ломтик».

Такими и подобными этим словами он не только ограждал людей от чувств неполезных, но и себя – от всего ложного и выспренного. За странноватой формой была постоянная духовная собранность, трезвость – «оружие», необходимое монаху в «невидимой брани». Внутренняя же его жизнь оставалась тайной, известной одному лишь Богу.

«Благовествуя Царствие»

Мудрость о. Нектария проистекала из опыта его жизни. Оставшись семи лет от роду без отца и долгие годы проживший в услужении у чужих людей, он еще прежде поступления в монастырь навык и трудолюбию, и терпению. Через внешне случайные обстоятельства – старший приказчик хозяина задумал женить его на своей дочери и надо было получить благословение на этот важный шаг – еще в юности попал он в Оптину. Однако поездка эта изменила всю его жизнь: после беседы со старцем Амвросием он был принят скитоначальником, о. Иларионом, в братию и уже не возвращался в мир.

«Круглый сирота, совершенно нищий», – как вспоминал сам он много лет спустя, – отец Нектарий чувствовал себя в монастыре, где было множество образованных братиев, «последним из учеников». И только с годами оценил это неожиданное «преимущество». Как важно для монаха сохранить это самое чувство – ученичества и недостоинства, ведь оно одно способно защитить душу от духовной гордости – «самоцена». Но именно его выделил из числа других послушников опытный взгляд отца Амвросия. «Подождите, Николка проспится, всем пригодится» , – по привычке рифмой отвечал он жаловавшимся на о. Нектария старшим братиям.

Лишь спустя одиннадцать лет после поступления в монастырь Господь удостоил его монашеской мантии. Пройдет еще время, и уже к нему начнут направлять старцы за духовным советом и наставлениями.

Краткие слова о. Нектария, дошедшие до нас, благодаря письмам и воспоминаниям о нем, поражают ясностью. В них – мудрость духовная, ум высшего свойства. Вот только некоторые из них: «Человеку дана жизнь для того, чтобы она ему служила, а не он ей, т.е. человек не должен делаться рабом своих обстоятельств, не должен приносить свое внутреннее в жертву внешнему. Служа жизни, человек теряет соразмерность, работает без рассудительности и приходит в очень грустное недоумение; он не сознает, зачем живет». Словно «выжимка», сердцевина из духовных сочинений свт. Феофана Затворника! Такое вот простое напоминание о том, что Господь призывает человека к жизни разумно-свободной и бессмертной, такой, где Дух проницает и наполняет смыслом все – и душевное, и относящееся к заботам плоти.

Или еще: «Молитвой, словом Божиим всякая скверна очищается. Душа не может примириться с жизнью и утешается лишь молитвой, без молитвы душа мертва перед благодатию». О высшей потребности души, о голоде духовном, который может удовлетворить только пища того же свойства – духовная.

Дар рассуждения соединялся у о. Нектария с дарованиями и более поразительными: молитвой необыкновенной силы и прозорливостью. Одним он предсказывал монашеское призвание, других же, напротив, удерживал от поспешных шагов, благословляя на создание семьи, что и исполнялось вскоре. Свидетельств такого рода сохранилось достаточно.

И при этом одним из самых ярких, индивидуальных его качеств оставался интерес к внешнему течению жизни. Не покидая скита, он с удовольствием читал научные журналы, изучал отдельные дисциплины, даже брал уроки французского языка и живописи, нередко говоря о себе: «Я к научности приникаю». Потому-то и молодежь, обращающуюся к нему, он никогда не удерживал от возможности получения высшего образования, напоминая только о том, что необходимо правильно соотносить ценности веры и знания: «Юноши, если вы будете жить и учиться так, чтобы ваша научность не портила нравственности, а нравственность научности, то получится полный успех в вашей жизни».

В самом деле, какова будет научность, велика ли ей цена, если дух поврежден и сердце нечисто? Уважительное, и вместе с тем далекое от культовости, поощрения пристрастий отношение к науке привлекало к отцу Нектарию духовных воспитанников из числа интеллигенции и ученых. Часто люди просто не могли поверить в то, что у старца нет не только университетского, нет никакого образования. На недоумения он отвечал обычно: «Вся наша образованность от Писания».

И так – всю жизнь: между преумножением знаний, опытности духовной и сохранением простоты с оттенком юродства, которая удерживала его от того, чтобы хотя бы на минуту войти в роль «старшего брата», не имеющего нужды ни в смирении перед Отцом, ни в покаянии. Когда в 1903 г. братия единогласно избрали о. Нектария духовником обители и старцем, батюшка и на этот раз явился в собрание, в чем был застигнут – в разной обуви, и долго отказывался принять на себя возложенную на него обязанность «по скудоумию», смирившись с ней лишь за послушание архимандриту.

Тяжелый крест

Дар пророчества считается не только одним из самых высоких (недаром, о нем говорит и апостол, как о том, к чему должно стремиться больше всего), но и одним из самых нелегких. Задолго до событий 1917 г. в монастыре стали замечать, что юродство батюшки все чаще принимало характер «подсказок», смысл которых, однако, не так-то просто было разгадать. Он то вдруг начинал ходить в халатике, из-под которого «светились» оголенные голени, то устраивал вдруг у себя целый склад из стеклышек, камешков и разных бросовых вещей со словами: «Это у меня музей».

Все это вспомнилось уже в 20-е – 30-е годы, когда граждане стали ходить и в присутственные места, на службу, по новой моде без чулок и без нижнего белья, а в Оптиной, в самом деле, был организован музей, с помощью которого еще удавалось какое-то время спасать обитель от разгрома. Каково же было старцу при этом знании, когда каждый день был для него приближением к той черте, за которой не будет их великой России?

Очень редко батюшка говорил открыто. Так, он произнес однажды: «…1918 год будет еще тяжелее. Царь будет убит вместе с семьей. Замучен».

Многих монахов тогда ожидали этапы, лагеря, а некоторых – тюремные истязания и смерть за Христа. В 1923 году арестовали и отца Нектария. Но Господь уберег его для поддержки и утешения людей в годы гонений на Православие. По выходе из тюрьмы старец поселился у одного из жителей села Холмищи Брянской области. Люди съезжались к нему отовсюду. И в те годы, когда, казалось, все было потеряно безвозвратно, ободряюще, уверенно звучали его слова: «Россия воспрянет и будет материально не богата, но духом будет богата, и в Оптиной будет еще семь светильников, семь столпов». До конца 20-х держал он молитву за Россию, за тех, кто жил в миру, в постоянной опасности, и за тех, кто томился в заключении, за живых и усопших, за убиенных и пропавших без вести. Скончался он в 1928-м, на чужбине, далеко от своей родной обители, «вне града».

А десятилетия спустя мощи его были перенесены «домой», в Оптину, еще прежде, чем были восстановлены храмы, и внешний вид монастыря утратил признаки разорения. Как будто антиминс на престоле, они были положены у основания поднимавшейся из руин обители. И уже новое поколение монахов, глядя на конец последних оптинских подвижников, черпало силы для того, чтобы понести и трудности первых лет, и испытание, выпавшее на долю монастыря в 1993 году.

Но в ту Пасху, через пролившуюся кровь мучеников, новая Оптина вступила в наследство с прежней, претерпевшей поругание, видевшей изгнание и смерть ее воспитанников. Три монаха, наших современника, стали участниками духовной вечери Господней, где святость говорит уже не прикровенно и где земные ризы уничижения сменяют одежды, сотканные из света.

Через ворота под колокольней вошел я внутрь двора скита. Меня приятно поразило множество цветов, за коими был уход. Налево, узенькая дорожка вела к скитоначальнику о. Феодосию. Он был здесь "хозяином", но подчинялся отцу игумену монастыря, как и все прочие. Это был человек высокого роста, уже с проседью и довольно плотный. Познакомились. И я сразу попросил у него благословения сходить исповедаться у старца о. Нектария.

Опишу ту комнату, в которой я встретился с ним и где бывали и Достоевский и Л. Толстой, и проф. В. С. Соловьев и другие посетители. Этот домик назывался "хибаркою". Она была небольшая, приблизительно аршин пять на восемь. Два окна. По стенам скамьи. В углу икона и картина святых мест. Светилась лампадка. Под иконами стол, на котором лежали листочки религиозного содержания. Из приемной комнаты вела дверь в помещение самого старца. А другая дверь от него вела в подобную же комнату, соседнюю с нашей; там принимались и мужчины, и женщины, в нее вход был прямо из леса, с внешней стороны скита; я там не бывал.

Другой старец, батюшка о. Анатолий, жил в самом монастыре и там принимал народ, преимущественно мирян, а монахам рекомендовалось - более обращаться к о. Нектарию.

Когда я вошел в приемную, там уже сидело четверо: один послушник и какой-то купец с двумя мальчиками лет по 9-10. Как дети, они все о чем-то говорили весело и тихо щебетали; и сидя на скамейке, болтали ножками. Когда их разговор становился уже громким, отец приказывал им молчать. Молчали и мы, взрослые: как в церкви, и здесь была благоговейная атмосфера, рядом - святой старец... Но детям это было невтерпеж, и они сползли со скамьи и начали осматривать красный угол с иконами. Рядом с ними висела картина какого-то города. На ней и остановилось особое внимание шалунов. Один из них говорит другому: "Это наш Елец". А другой возражает: "Нет, это Тула". - "Нет, Елец". - "Нет, Тула!" И разговор опять принимал горячий оборот. Тогда отец подошел к ним и обоим дал сверху по щелчку. Дети замолчали и воротились назад к отцу на скамейку. А я, сидя почти под картиной, поинтересовался потом: за что же пострадали малыши? За Тулу или за Елец? Оказалось, под картиной была подпись: "Святый град Иерусалим".

Зачем отец приехал и привез своих деточек, я не знаю, а спросить казалось грешно: мы все ждали выхода старца, как церковной исповеди. А в церкви не говорят и об исповеди не спрашивают... Каждый из нас думал о себе. <…>

Прождали мы в комнате минут десять молча: вероятно, старец был занят с кем-нибудь в другой половине домика. Потом неслышно отворилась дверь из его помещения в приемную комнату, и он вошел... Нет, не "вошел", а как бы вплыл тихо... В темном подряснике, подпоясанный широким ремнем, в мягкой камилавке, о. Нектарий осторожно шел прямо к переднему углу с иконами. И медленно-медленно и истово крестился... мне казалось, будто он нес какую-то святую чашу, наполненную драгоценной жидкостью и крайне опасался: как бы не пролить ни одной капли из нее? И тоже мне пришла мысль: святые хранят в себе благодать Божию; и боятся нарушить ее каким бы то ни было неблагоговейным душевным движением: поспешностью, фальшивой человеческой лаской и др. Отец Нектарий смотрел все время внутрь себя, предстоя сердцем перед Богом. Так советует и Еп. Феофан Затворник: сидя ли или делая что, будь непрестанно пред лицем Божиим. Лицо его было чистое, розовое; небольшая борода с проседью. Стан тонкий, худой. Голова его была немного склонена к низу, Глаза - полузакрыты.

Мы все встали... Он еще раза три перекрестился перед иконами и подошел к послушнику. Тот поклонился ему в ноги; но стал не на оба колена, а лишь на одно, вероятно, по тщеславию стыдился делать это при посторонних свидетелях. От старца не укрылось и это: и он спокойно, но твердо сказал ему:

И на второе колено встань!

Тот послушался... И они о чем-то тихо говорили... Потом, получив благословение, послушник вышел.

Отец Нектарий подошел к отцу с детьми, благословил их и тоже поговорил... О чем, не знаю. Да и не слушал я: было бы грешно подслушивать. О себе самом думал я... Все поведение старца произвело на меня благоговейное впечатление, как бывает в храме перед святынями, перед иконою, перед исповедью, перед Причастием.

Отпустив мирян, батюшка подошел ко мне, к последнему. Или я тут отрекомендовался ему, как ректор семинарии; или прежде сказал об этом через келейника, но он знал, что я - архимандрит. Я сразу попросил его принять меня на исповедь.

Нет, я не могу исповедовать вас, - ответил он. - Вы человек ученый. Вот идите к отцу скитоначальнику нашему, отцу Феодосию, он - образованный.

Мне горько было слышать это: значит, я недостоин исповедаться у святого старца. Стал я защищать себя, что образованность наша не имеет важности. Но отец Нектарий твердо остался при своем и опять повторил совет - идти через дорожку налево к о. Феодосию. Спорить было бесполезно, и я с большой грустью простился со старцем и вышел в дверь.

Придя к скитоначальнику, я сообщил ему об отказе отца Нектария исповедовать меня и о совете старца идти за этим к образованному о. Феодосию.

Ну, какой же я образованный?! - спокойно ответил он мне. - Кончил всего лишь второклассную школу. И какой я духовник?! Правда, когда у старцев много народа, принимаю иных и я. Да ведь что же я говорю им? Больше из книжек наших же старцев или из святых отцов, что-нибудь вычитаю оттуда и скажу. Ну, а отец Нектарий - старец по благодати и от своего опыта. Нет, уж вы идите к нему и скажите, что я благословляю его исповедать вас.

Я простился с ним и пошел опять в хибарку. Келейник с моих слов все доложил батюшке: и тот попросил меня к себе в келию.

Ну, вот и хорошо, слава Богу! - сказал старец совершенно спокойно, точно он и не отказывался прежде. Послушание старшим в монастыре - обязательно и для старцев; и может быть, даже в первую очередь, как святое дело и как пример для других.

И началась исповедь... К сожалению, я теперь решительно не помню ничего о ней... Одно лишь осталось в душе, что после этого мы стали точно родными по душе. На память батюшка подарил мне маленькую иконочку из кипарисового дерева с выточенным внутри распятием.

Подошел праздник Успения Божией Матери. Накануне, часов около 11-ти, ко мне приходит из монастыря благочинный отец Федот. Несколько полный, с проседью в темных волосах и бороде, спокойный, приветливый; он и с собою принес тишину. Помолившись и поздоровавшись со мною, он сначала справился о моем здоровье и самочувствии; потом порадовался - "какая ныне хорошая погода", - был тихий, безоблачный день. Я подумал: подход - как в миру, между светскими людьми... Жду дальше: напрасно монахи не ходят по келиям, - как писалось раньше. И действительно, отец благочинный скоро перешел к делу:

Ваше Высокопреподобие! Батюшка игумен просит вас сказать завтра, на поздней литургии, поучение...

Это предложение было для меня совершенно неожиданным: я в миру довольно много говорил проповедей, речей, уроков. И устал духовно от многоглаголания; потому, живя в монастыре, хотел уже отдохнуть от учительства в тишине, одиночестве и молчании. И в самом деле отдыхал. И вдруг - проповедуй и здесь?

Нет, нет! - запротестовала моя душа. - Не могу, батюшка!

И начался между нами долгий спор.

Почему же, Ваше высокопреподобие?!

Ну чему я буду учить вас в монастыре?! Вы - истинные монахи; а живя в миру, какие мы монахи? Нет, и не просите напрасно.

Но отца благочинного нелегко оказалось заставить отказаться от данного ему игуменом поручения.

А как же вон у нас жили другие ученые монахи, - стал он перечислять их имена, и проповедовали?

Это не мое дело, - отстранял я его возражение. - Я про себя говорю, что не могу учить вас, монахов. Да и что особого я могу вам сказать? У вас на службах читаются, по уставу, и жития святых из Пролога и поучения святых отцов. Что же лучше?

Так-то так; но и живое устное слово полезно нам послушать, - настаивал о. Федот.

Святые отцы - всегда живые, - возражал я, - нет уж, батюшка, не просите! Мне трудно это. Так и объясните отцу игумену.

Да ведь о. игумен и благословил меня просить вас проповедовать.

Видя, что никакие уговоры не действуют на посланца, я вспомнил о старце Нектарии. "Вот кто может выручить меня из неожиданной беды, - думалось мне, - я у него исповедался, он знает мою грешную душу и скорее поймет мой отказ по сознанию моего недостоинства, а слово старца - сильно в обители".

Я спрошу у батюшки, о. Нектария, - сказал я.

Хорошо, хорошо! - согласился сразу о. Федот.

И с этими словами он начал прощаться со мной. Да было и время: в монастыре зазвонил небольшой колокол к обеду. Благочинный ушел, а я направился к "хибарке" старца. В знакомой мне приемной никого не было. На мой стук вышел из келии о. Мелхиседек: маленького роста, в обычной мягкой камилавке, с редкой молодою бородою, с ласковым лицом.

Мне нет даже нужды беспокоить самого батюшку, он занят другими. Вы только спросите у него совета. И скажите ему, что я прошу его благословить меня не проповедовать.

И я верил в такой ответ старца: мне казалось, что я хорошо поступаю, смиренно. Келейник, выслушав меня, ушел за дверь. И почти тотчас же возвратился:

Батюшка просит зайти вас к нему.

Вхожу. Целуем друг у друга руки. Он предложил мне сесть и, не спрашивая больше ни о чем, сказал следующие слова, которые врезались мне в память до смерти:

Батюшка, - обратился он ко мне тихо, но чрезвычайно твердо, авторитетно, - примите совет на всю вашу жизнь: если начальники или старшие вам предложат что-нибудь, то как бы трудно или даже высоко ни казалось это вам, - не отказывайтесь. Бог за послушание поможет!

Затем он обратился к окну и, указывая на природу, сказал:

Смотрите, какая красота: солнце, небо, звезды, деревья, цветы... А ведь прежде ничего не было! Ничего! - медленно повторил батюшка, протягивая рукою слева направо. - И Бог из ничего сотворил такую красоту. Так и человек: когда он искренно придет в сознание, что он - ничто, тогда Бог начнет творить из него великое.

Я стал плакать. Потом о. Нектарий заповедовал мне так молиться: "Господи, даруй мне благодать Твою!" - И вот идет на вас туча, а вы молитесь: "Дай мне благодать!" И Господь пронесет эту тучу мимо". И он протянул рукой слева направо. О. Нектарий, продолжая свою речь, рассказал мне почему-то историю из жизни Патриарха Никона, когда он, осужденный, жил в ссылке и оплакивал себя. Теперь уж я не помню этих подробностей о Патриархе Никоне, но "совет на всю жизнь" стараюсь исполнять. И теперь слушаюсь велений Высшей Церковной власти. И, слава Богу, никогда в этом не раскаивался. А когда делал что-либо по своему желанию, всегда потом приходилось страдать.

Вопрос о проповеди был решен: нужно слушать о. игумена и завтра - говорить. Я успокоился и ушел. Обычно для меня вопрос о предмете и изложении поучения не представлял затруднений; но на этот раз я не мог отыскать нужной темы до самого всенощного бдения. И уже к концу чтения канона на утрени в моем уме и сердце остановились слова, обращенные к Богородице: "Сродства Твоего не забуди, Владычице!". Мы, люди, сродники Ей по плоти, Она - из нашего человеческого рода. И хотя Она стала Матерью Сына Божия, Богородицею, но мы, как Ее родственники, все же остались Ей близкими. А потому смеем надеяться на Ее защиту нас пред Богом, хотя бы были и бедными, грешными родственниками Ее... И мысли потекли, потекли струей... Вспомнился и пример из жития св. Тихона Задонского о грешном настоятеле этой обители, как он был помилован и даже воскрешен Господом: "За молитвы Моей Матери возвращается в жизнь на покаяние", - послышался ему голос Спасителя, когда душа его спускалась на землю. А настоятель этот, будучи по временам одержим нетрезвостью, имел обычай в прочие дни читать акафист Божией Матери.

В день Успения я отслужил раннюю в другом храме... И вдруг во мне загорелось желание сказать поучение и тут. Но так как это было бы самоволием, я воздержался.

Какие лукавые бывают искушения!

На поздней литургии я сказал приготовленную проповедь. Она была, действительно, удачною. В храме кроме монахов было много и богомольцев-мирян. Все слушали с глубоким пониманием.

По окончании службы я спускался по ступенькам с паперти. Вдруг ко мне спешно подбежали те два монаха, которых я осудил в душе, и при всем народе радостно поклонились в ноги, благодаря за проповедь... К сожалению, я не запомнил их святых имен: а они заслужили бы этого за смирение свое.

Но на этом "слава" моя не кончалась. Когда я возвратился в скит, меня на крылечке нашего домика встретил преподобный о. Кукша:

Вот, хорошо сказали, хорошо! Вот был у нас в Калуге архиерей Макарий: тоже хорошо-о говорил проповеди!

Я промолчал. На этом разговор и кончился.

Через некоторое время из монастыря пришла уже целая группа послушников и стала просить меня:

Батюшка, пойдемте, погуляем в лесу и побеседуем: вы такую хорошую проповедь нам сказали.

"О-о! - подумал я про себя. - Уже учителем заделаться предлагают тебе? А вчера считал себя недостойным и говорить?! Нет, нет: уйди от искушения!" - И я отклонил просьбу пришедших.

Кстати: вообще монахам не дозволяется ходить по лесу, и лишь по праздникам разрешалось это, и то - группами для утешения. Но этим пользовались лишь единицы: а другие сидели по келиям, согласно заповеди древних отцов: "Сиди в келии и келия спасет тебя".

На следующий день мне нужно было выезжать из монастыря на службу в Тверскую семинарию; и я пошел проститься сначала с о. Нектарием. Встретив меня, он с тихим одобрением сказал:

Видите, батюшка: послушались, и Бог дал вам благодать произнести хорошее слово.

Очевидно, кто-то ему уже об этом сообщил, так как старец не ходил в монастырь.

Ради Бога, - ответил я, - не хвалите хоть вы меня, бес тщеславия меня уже и без того мучает второй день.

Старец понял это и немедленно замолчал. Мы простились.

От него я пошел через дорожку к скитоначальнику о. Феодосию. Тот спросил меня, как я себя чувствую, с каким настроением отъезжаю.

А на сердце моем осталось тяжелое чувство своего недостоинства.

Мне казалось, что я говорил искренно и сказал неплохо, а сознание недостоинства представлялось мне смирением. Но отец Феодосий посмотрел иначе.

Как, как? - спросил он. - Повторите, повторите!

Я повторил. Он сделался серьезным и ответил:

Это - не смирение. Ваше преподобие, это - искушение вражье, уныние. От нас по милости Божией уезжают с радостью; а вы - с тяготою? Нет, это - неладно, неладно. Враг хочет испортить плоды вашего пребывания здесь. Отгоните его. И благодарите Бога. Поезжайте с миром. Благодать Божия да будет с вами.

Я простился. На душе стало мирно.

Какие вы духовно опытные! А мы, так называемые "ученые монахи", в самих себе не можем разобраться правильно... Не напрасно и народ наш идет не к нам, а к ним... "простецам", но из мудрых и обученным благодатью Духа Святого. И апостолы были из рыбаков, а покорили весь мир и победили "ученых", Истинно говорится в акафисте: "Вития многовещанные", - т.е. ученые ораторы, - "видим яко рыбы безгласные", по сравнению с христианской проповедью этих рыбаков.

И теперь "ученость" наша была посрамлена еще раз.

Когда я приехал на вокзал в Козельск, то в ожидании поезда сидел за столом. Против меня оказался какой-то низенький крестьянин, с остренькой бородкой. После короткого молчания он обратился ко мне довольно серьезно:

Отец, ты, что ли, вчера говорил проповедь в монастыре?

Спаси тебя, Господи! А знаешь, я ведь думал, что благодать-то от вас, ученых, совсем улетела?

Почему так?

Да видишь: я безбожником одно время стал; а мучился. И начал я к вам, ученым обращаться: говорил я с архиереями - не помогли. А потом пришел сюда, и эти простецы обратили меня на путь. Спаси их, Господи! Но вот вижу, что и в вас, ученых, есть еще живой дух, как Сам Спаситель сказал: "Дух дышит, идеже хощет" (3, 8).

Скоро подошел поезд. В вагон второго класса передо мной поднялись по ступенькам две интеллигентные женщины. За ними пошел и я. Они очень деликатно обратились ко мне со словами благодарности за вчерашнее слово. Оказалось, это были две дворянки, приезжавшие издалека на богомолье в Оптину и слышавшие мою проповедь. И думается, что эти "ученые" - не хуже, - а даже лучше, смиреннее, чем бывший безбожник... Да, воистину дух Божий не смотрит ни на ученость, ни на "простоту", ни на богатство, ни на бедность, а только на сердце человеческое, и если оно пригодно, то Он там живет и дышит...

Началась революция. И вот какое предание дошло до меня за границей. Отец Нектарий будто бы встретил пришедших с детскими игрушками и электрическим фонариком, совершенно спокойный. И перед ними он то зажигал, то прекращал свет фонаря. Удивленные таким поведением глубокого старца, а может быть, и ожидавшие какого обличения за свое безобразие от "святого" молодые люди сразу же от обычного им гнева перешли в благодушно-веселое настроение и сказали:

Что ты? Ребенок, что ли?

Я - ребенок, - загадочно-спокойно ответил старец.

Если это было действительно так, то стоит серьезно задуматься над смыслом поведения его и загадочным словом о "ребенке".

А ребенком он мог назвать себя, поскольку идеальный христианин становится действительно подобным дитяти по духу. Сам Господь сказал ученикам при благословении детей:

" Если не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное" (Мф. 18, 3).

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=6551&Itemid=3