Майя Крапина - узница Минского гетто. Сегодня ей 78 лет, позади карьера акробатки, артистки Белгосфилармонии и богатая на острые сюжеты судьба. Мы встречаемся около еврейской общины и на такси едем к мемориалу "Яма", посвященному жертвам Холокоста. Водитель не знает, где это. "50 лет живу в Минске и не знал, что здесь закопаны евреи! И люди на костях живут?" - удивляется он, подъезжая к нужному месту.
Голод, холод и полная антисанитария, а в это время гетто окутывает запах хлеба
Майя Крапина - не историк. Она очевидец событий больше чем 70-летней давности. В 1941 году по приказу немецкого коменданта полевой комендатуры от 19 июля ее семье пришлось покинуть дом во 2-м Северном переулке и поселиться в гетто, в доме по улице Сухой, на месте теперешней городской поликлиники № 1. В четырех-пяти комнатах жили шесть или семь семей. Среди них была семья Левиных (девичья фамилия героини материала. - TUT.BY) - бабушка, дедушка, отец, мать, три сестры, брат Майи и сама шестилетняя девочка.
Минское гетто, по воспоминаниям собеседницы, занимало территорию "километр на километр" и состояло из 40 улиц и переулков. Все евреи в гетто по приказу немецких властей носили желтую лату на груди и спине.
Электричества и магазинов в гетто не было, за водой бегали к колонкам. Родители Майи, дедушка и старший брат ходили на работу. Там получали баланду и кусочек хлеба, который приносили домой и делили между всеми. Порой брат приносил картофельные очистки, из которых делали оладьи. Летом варили суп из крапивы и лебеды. Иногда Майя с другими детьми на свой риск бегала из гетто попрошайничать в "русский район". Так называли район за хлебозаводом № 1. Во время таких рейдов голодным детям удавалось выпросить картошку, свеклу, капусту… Домой дети возвращались вместе с рабочими или, пока охранники не видели, пролазили под колючей проволокой. Еще одно из воспоминаний Майи связано именно с хлебозаводом:
- Представляете, сидишь голодный, а на весь район пахнет хлебом!
В первые дни существования гетто по улице Сухой была толкучка - место, где можно было обменять вещи на еду и даже разжиться пончиками и мукой.
- Толкучка была тут недолго. Затем немцы увидели, что это приносит доход и евреи могут чем-то питаться, и ее ликвидировали, - говорит Майя.
В доме, где жила семья Левиных, дедушка построил "малину" - убежище. Во время одного из погромов в "малине" задохнулась младшая сестра Майи.
- Все влезли в "малину". Мы там сидели на коленях, потому что было тесно и невозможно стоять. Мы слышали, как немцы ходили по полу дома и стучали сапогами, мама сильно прижала к груди девятимесячную сестру, которая заплакала. Когда мы вышли, сестра была мертва, - вспоминает героиня.
Напротив поликлиники № 1, если немного спуститься по улице, находится музыкальная школа.
Во время существования гетто здесь располагалась инфекционная больница, "заразная", как ее называли узники. Здесь в том числе лежали люди, больные тифом. При этом в здании больницы находилось подполье.
После первого погрома в Минском гетто, 7 ноября 1941 года, сюда привезли евреев из Германии, Чехии, Австрии... Их разместили в двухэтажном здании по улице Сухой, где сегодня находится одно из отделений Белорусского государственного педагогического университета имени Максима Танка.
- Гамбургских евреев (евреев из Западной Европы называли гамбургскими, потому что первый эшелон был из Гамбурга. - TUT.BY) оградили от нас колючей проволокой. Это было гетто в гетто. Они все говорили на немецком, идиш не знали, поэтому мы не могли с ними общаться. Только подходили и смотрели: мы на них, они на нас. Им сложно было очень, наверное. Мы знали язык, могли попрошайничать, а они нет,
- рассказывает Майя.
- Только тогда они поняли, что их ждет такая же участь, как и нас, - рассказывает она.
Мать провисела на виселице три дня. Черные длинные волосы развевались на ветру
Майя говорит, что первое время в гетто у нее был страх, но потом она настолько привыкла видеть трупы и кровь, что и он притупился.
- Когда в 1942 году появились душегубки, трупы привозили на еврейское кладбище и сбрасывали в четыре громадных рва … Я с другими детьми из любопытства бегала посмотреть, как это делают. У нас уже страха не было никакого. В гетто можно было погибнуть в любой день, в любую минуту. Умереть от холода, голода… Кроме крупных погромов в гетто приходили полицаи, эсэсовцы и расстреливали людей прямо около дома, - говорит она.
- Печник Пинкус Добин для своей семьи сделал уже не "малину", а схрон. В него вела труба под фундаментом дома. В схроне был запас воды. Во время одного из погромов там спрятались не 13 человек, а 26. За девять месяцев 13 человек умерли. Их захоронили прямо в укрытии, - рассказывает она.
Майя по сей день общается с Борисом и Семеном Добиными, сыновьями Пинкуса, которые прятались от фашистов в схроне. Сегодня они живут в Чикаго.
Главные ворота в гетто находились приблизительно на сегодняшнем перекрестке около станции метро "Фрунзенская".
Гетто было огорожено колючей проволокой. По словам Майи, немцы хотели вокруг него возвести бетонную стену.
- Слава богу, что не сделали. Мы (бывшие узники. - TUT.BY) еще ходим и рассказываем... Если бы была стена, никто бы из гетто не вышел, - говорит она.
Мы подходим к кинотеатру "Беларусь". В сквере возле него во время гетто стояли десять виселиц. На одной из них повесили мать Майи - Симу Левину. Женщина провисела три дня. Майя хорошо помнит длинные черные волосы матери, которые все это время развевались на ветру. На груди у женщины была дощечка - "За связь с партизанами".
- К нам в дом пришел немец и сказал маме собираться. Она хотела взять с собой меня. Но брат сказал, что не хочет возиться с четырехлетней сестрой Сарой. Поэтому мама взяла с собой ее. Маму повесили. Где сестра, мы до сих пор не знаем. Может, в "Яму" сбросили или в Тростенец увезли, - полагает она.
На месте Национальной школы красоты была площадь расстрела
- Сюда приводили красивых девушек и тут же расстреливали разрывными пулями. На это было жутко смотреть: голова летела в одну сторону, кишки - в другую. А еврейских музыкантов и певцов заставляли играть и петь во время расстрела, - вспоминает она.
Напротив сегодняшней школы красоты через дорогу в здании был юденрат - еврейский комитет, который выполнял административные функции.
Спускаемся к мемориалу "Яма" на улице Мельникайте. По дороге Майя рассказывает, что на месте многоэтажек были деревянные одноэтажные дома, в которых ютилось по несколько еврейских семей.
С одной из сторон около "Ямы" - аллея праведников в честь людей, которые спасали евреев, бежавших из гетто. Здесь растут 14 каштанов, посаженных в 1993 году, и стоят 14 табличек с именами праведников. По словам Майи Крапиной, всего в Беларуси 718 праведников. Правда, многих из них уже нет в живых.
По ее словам, детей в детском доме на улице Заславской уничтожили без единой пули:
- Шомполами (деревянный или металлический стержень для выталкивания застрявших в стволе гильз и патронов) убили. Когда вошли в детский дом после погрома, люди были в ужасе - подушки разобраны, перья летают, все в крови. Моя подруга Майя Радашковская была в этом детском доме, и ей удалось спастись, спрятавшись под печкой. Сейчас она живет в Израиле.
В основном в "Яму" сбрасывали мертвых людей.
Спускаемся в "Яму". Сбоку от лестницы - скульптура, символизирующая людей, идущих на смерть. В самом карьере - памятник, который установили в 1946 году.
- Памятник сразу не разрешали ставить, а людей, которые его установили, арестовывали. Собираться людям возле "Ямы" тоже не разрешали. Мы здесь собирались 9 мая и 2 марта (в память об одном из погромов). Но людей разгоняли, включали музыку, чтобы ничего не было слышно. Жители многоэтажек, которые находятся рядом, тоже были против того, чтобы мы собирались. В 90-х годах уже стало свободнее. Хотя первый посол Израиля в Беларуси Эли Валк рассказывал, как он, будучи еще студентом минского университета, приходил с другими ребятами сюда убирать снег, и их тоже разгоняли.
Побег из гетто: три дня сидели в трубе около вокзала, три дня шли к партизанам
- Брат выводил людей из гетто к партизанам. Однажды ушел, оставив меня на соседку и пообещав, что вернется и выведет ее вместе со мной. Дора, так звали соседку, в один из дней пошла на работу и не вернулась. Я осталась одна голодная. Лежала и думала, что умираю. Но потом вернулся брат, его поместили в инфекционную больницу. Меня немного подкормили. Как сейчас помню, 21 октября вышла из дома и увидела большое количество немцев, душегубок около центральных ворот. Мы сразу догадались, что это погром. Я подбежала к больнице и стала звать брата через окно. Он спустился со второго этажа больницы по водосточной трубе. Мы знали, что все "малины" уже переполнены и решили бежать через еврейское кладбище. Там никого не было. Перелезли под проволокой, сорвали желтые латы и увидели, что за нами бегут человек 15 детей, - рассказывает узница.
Сбежавшие укрылись на вокзале, затем три дня сидели в трубе около вокзала. Каждый день кто-то из детей бегал проверять, существует ли гетто. Но в гетто не было ни души.
- Брат сказал, что знает дорогу к партизанам, и пообещал других ребят туда отвести при условии, что они по очереди будут меня, обессилевшую, нести на плечах. Он нас построил по два человека, и мы шли, рассредоточившись на протяжении метров 600 по Могилевскому шоссе. Мимо нас передвигались немецкие машины, колонны, но никто не обращал на нас внимания. Когда темнело, мы уходили в лес. Ели траву. Три дня шли из Минска в деревню Поречье Пуховичского района, где были партизаны, - восстанавливает события прошлого Майя. - С нами в деревне было порядка 40 еврейских детей. Партизаны не знали, что делать, и решили поселить детей в одном доме. Там постелили солому, на которой мы спали в одежде. Кормили нас всех из одного корыта. В него наливали воды, добавляли муки и делали что-то, напоминающее затирку. Когда партизаны поняли, что общий дом для детей не выход из положения, нас раздали "по хатам". Меня взяла Настя, - говорит Майя.
- Представьте, 40 еврейских детей в деревне! Сюда постоянно наведывались немцы, и никто не выдал. Когда немцы устраивали очередной "марафон", крестьяне брали еду, детей и прятались на болоте. Иногда по два-три дня там могли сидеть, - продолжает Майя.
Бывшее еврейское кладбище - последний пункт нашей прогулки. Майя Крапина говорит, что сегодня она спокойно вспоминает прошлое, но обычно плачет.
- До войны и после нее здесь было огромное еврейское кладбище. Сегодня здесь парк, собак выгуливают. Вот памятные камни. Их поставили австрийцы, немцы… А здесь надгробные камни, которые удалось собрать. Даже на идиш написано, - фиксирует словами то, что видит собеседница.
- А вот там, где памятник в виде стола и стула, - были четыре огромных - шириной восемь метров и четыре метра глубиной - рва. Сюда привозили трупы и складировали, - вспоминает она.
На прощание Майя рассказывает, что, на ее взгляд, во время войны над евреями издевались фашисты, а не немцы.
- Когда я бываю в Германии, у нас все просят прощения за зверства дедушек и бабушек, - говорит она. И кажется, что в эту секунду в Майе Крапиной говорят два человека. Взрослая женщина, способная переосмыслить прошлое. И шестилетняя девочка, видевшая кровь, голод, холод и смерть родных.
Сегодня, 27 января, Международный день памяти жертв Холокоста. В этот день в 1945 году советские войска освободили Освенцим, крупнейший лагерь смерти в котором погибло от 1,5 до 2,2 миллионов человек. Только вдумайтесь: население всего Минска вдруг взяло и исчезло. Сейчас модно говорить, мол, хватит ворошить прошлое – так много лет прошло с той войны. Но жить без памяти – значит допустить возможность нового геноцида.
Английское слово «holocaust» заимствовано из латинской Библии, куда, в свою очередь, оно было принесено из греческого языка и означает «жертва всесожжения». С прописной буквы (Holocaust) слово употребляется в значении истребления нацистами евреев, а со строчной (holocaust) – в других случаях геноцида.
Задачи и цели Холокоста таковы:
1) Преднамеренная попытка полного истребления целой нации. Практически достигнутая - 60% еврейского населения Европы была уничтожена;
2) Уничтожение, по разным данным, от четверти до трети цыганского народа;
3) Уничтожение порядка 10% поляков;
4) Уничтожение около 3 миллионов советских военнопленных;
5) Истребление душевнобольных и нетрудоспособных граждан;
6) Истребление около 9 тысяч гомосексуалистов;
7) Разработка и постоянное совершенствование схем и способов массового уничтожения людей в межнациональных масштабах;
8) Проведение жестоких антигуманных медицинских экспериментов, которые часто приводили к смерти жертв.
Несмотря на то, что прошло более 70 лет, до сих пор любому еврею больно слышать этот термин. Более корректно в разговоре употреблять слово «Катастрофа» (Шоа - на иврите, к примеру).
Где в Минске найти следы страшной войны
Минск - город, постаравшийся забыть ужасы нацистcкой оккупации, отстроившийся заново и живой. Мало кто из нас задумывается, прогуливаясь в районе Немиги и Романовской слободы, что именно здесь, во дворах, во время войны было второе по величине в СССР еврейское гетто. По большей части там были беларуские евреи, минчане и привезенные из окрестностей. Также сюда были этапированы гамбургские, берлинские и дюссельдорфские жители.
Минское гетто было создано 20 июля 1941 года, через две недели после оккупации города. Был вывешен приказ о том, что всё еврейское население должно в пятидневный срок переселиться в специально отведенный для них район. Историки называют цифру в разное время находившихся в гетто – 100 тысяч человек. На территории в два квадратных километра. До войны в Минске проживало всего около 250 тысяч людей, из них где-то 70 тысяч были люди еврейской национальности. Приблизительно 20 тысячам евреев удалось эвакуироваться до оккупации. Некоторые предприятия были вывезены мгновенно в первые же дни войны. Например, оркестр Оперного театра, который уехал сначала в Горький, потом в Ковров, а жены-дети остались в Минске.
Из Западной Европы к зиме 1941 года в минское гетто прибыло в общей сложности 7 тысяч евреев. В мае 1942 года депортации возобновились, но транспорт шел уже прямо в Тростенец, так называемый лагерь смерти. Там, из эшелона в тысячу человек отбиралось когда двадцать, когда пятьдесят, когда восемьдесят здоровых молодых людей, которые оставались работать на благо Вермахта в бывшем колхозе имени Карла Маркса, переименованном в хозяйство СД «Тростенец». Остальных ждали 32 рва в лесу Благовщина. И пуля.
Для чего нужно было гетто
Минское гетто просуществовало с июля 1941 по октябрь 1943 года и было резервуаром для рабочей силы. Те, кто был трудоспособен, ежедневно уходили колоннами на работу и считались «везунчиками», поскольку не попадали под так называемые погромы - акции уничтожения, когда в гетто заходили нацисты и ликвидировали немощное население. Матери забирали своих грудных детей с собой на работу, потому что боялись - придут, а ребенка уже нет.
Однако даже гауляйтер Вильгельм Кубе признавал, что нацисты нуждаются в рабочей силе, и подобные зачистки не были интенсивными. Под нужды Вермахта были переоборудованы практически все минские предприятия, особенно машиностроительной отрасли. Евреев использовали на черных работах: они расчищали железную дорогу от снега. Возвращались они в неотапливаемое гетто без электроэнергии часто с обморожениями. Но кто ж их жалел или считал?… Живете вы скученно - по пять семей в одном доме, из расчета 1,5 м² на человека без учёта детей – как-то прижметесь друг к дружке и согреетесь. Ну или болезнями и вшами поделитесь. Умрете своей смертью. Так, собственно, и было задумано.
На эту тему:
Израиль учит тебя выживать. История молодого репатрианта
Из воспоминаний бывших узников минского гетто
«Начался погром. Мы спрятались на чердаке. Нас было 26 человек. Сквозь щели мы видели, как на улице сортируют на четную и нечетную сторону людей, бьют их, увозят куда-то. Мы старались себя не выдать, ни звуком, ни даже шорохом. Среди нас была беременная женщина, а с ней ее родители. От страха она начала рожать. Ее мать зажала ей рот, чтобы она не кричала. Нас нельзя было обнаружить. А потом в какой-то момент раздался даже не плач, а писк новорожденного ребенка. Мы поняли: всё, мы все пропали... И тогда дед этого ребенка взял в руки подушку. И положил ее на дитя. И стало тихо».
«Немцы называли нас жидобольшевиками. И на 7 ноября 1941 года решили устроить «демонстрацию». Сначала был погром, убитые лежали прямо на улицах. А потом немцы собрали толпу из женщин и детей, дали в руки транспаранты с советскими лозунгами, снимали на кинокамеру, погнали их за город, в Тучинку (сейчас - район Кальварийского кладбища) и расстреляли. Говорят в тот день было убито около 10 тысяч человек».
«Я родилась в 1939 году. Не помню ничего о войне, маленькая была. Знаю только, что меня звали Мусей. Мама умудрилась как-то вынести меня из гетто и сдать в детский дом в 42-м. Тем самым спасла мне жизнь. А как моя настоящая фамилия, где есть мои родственники - я не знаю».
Кто такие Праведники народов мира
В любое время, в любой стране найдутся небезразличные люди. Которым не всё равно. И чья хата - не с краю. Рискуя своей жизнью, они прятали евреев в своих подполах, «малинах», чердаках и чуланах. Официальное звание, которое присуждает мемориал Яд-Вашем, от имени всего государства Израиль, таким неевреям, спасавшим во время Катастрофы евреев – Праведники народов мира. На 1 января 2016 года такими признаны 26 120 человек из 52 стран. В Беларуси их 618, из них 13 минчан.
Презентация звания обычно проводится в стране проживания получателя и осуществляется послом. Праведник (включая уже умерших и их родственников) получает почётный диплом и специальную медаль, отлитую в его честь. А его имя увековечивается в саду Праведников мира, где посажены деревья, у каждого из которых стоит памятная табличка с указанием имени и страны происхождения Праведника.
Собственно, больше никаких преференций и денежных дотаций это звание не даёт. Но, безусловно, приятно осознавать, что твое имя или имя твоего родственника – в одном ряду с Оскаром Шиндлером.
Кто помнит о минском гетто, и что от него осталось
Конечно, в каждой еврейской общине в этот день собираются люди, зажигают свечи. В Минске проводятся траурные мероприятия, целью которых является вспомнить всех преследуемых и уничтоженных евреев Беларуси (а это более 700 тысяч человек) и национальных меньшинств, а также просветительская работа по передаче следующим поколениям уроков Холокоста: геноцид такого масштаба не должен повториться.
Мало кто знает, что на территории бывшего минского гетто на улице Сухая, 25, сохранился жилой дом, которому больше века. Его хотели снести в 2003 году, но стараниями заслуженного архитектора Леонида Левина здание удалось сохранить. Сейчас в нем находится Историческая мастерская его имени. Прийти туда и ознакомиться с экспозицией, посвященной жизни во время Великой Отечественной войны, может любой желающий совершенно бесплатно.
На эту тему:
60 раритетных фотографий из Беларуси: от 1890 до 1980-х
За окнами этой мастерской, находящейся на самом краю гетто (там, где были поселены департированные западноевропейцы) находилось самое крупное еврейское кладбище. В 1952 году оно было закрыто. Власти решили на его месте разбить парк. С концертной сценой и скамеечками. Ничего, что на костях. Тем более, рядом два государственных ВУЗа: надо же где-то будущим педагогам на уроках физкультуры бегать. Или в футбол играть. Отчего ж не на территории кладбища, заложенного здесь в 1868 году?
Сегодня здесь есть два мемориала, так называемые «Камни памяти». Но до сих пор по весне из-под земли иногда выходят могильные плиты с надписями на идиш и иврите. Их складывают возле мемориала. Насколько это место популярно для селфи, или всё же белорусам не стоит объяснять очевидное, как пришлось это сделать Шахаку Шапира посетителям мемориала жертв Холокоста в Берлине – пусть каждый решает для себя сам.
Но знаете, в чем штука: немцы взяли на себя ответственность и им действительно больно за те преступления, которые совершали их предки. Нередки случаи покаяния, когда люди становятся на колени и искренне просят прощения за своих дедов и прадедов. Им правда стыдно. Они хотят примирения и взаимопонимания. Тем более, с информацией о преступлениях Холокоста в Германии не все было гладко: она замалчивалась. Поколение, рожденное в конце 60-х годов, выходило на улицы с плакатами: «Мы хотим знать, что делали наши отцы и деды на Восточном фронте».
Белорусы же просто не интересуются произошедшим с их страной, выбирая политику страуса. Удивительно, что люди, придерживающиеся постулата «моя хата с краю», забывают о том, что в случае войны именно она загорится первой. В качестве удручающей иллюстрации стоит упомянуть и о том, что на стенах Исторической мастерской в свое время неоднократно рисовали свастику.
Я не знаю, связано ли это с тем, что Советский Союз, если можно так выразиться, на государственном уровне отнял у нас память о Холокосте. Нигде и никогда не говорилось о трагедии еврейского народа, никто не хотел ее выделять, и тем самым преуменьшать трагедию всего советского народа в целом. Даже подвиг одиннадцатилетнего Муси Пинкерзона в детской книге о пионерах-героях выглядел на фоне остальных как-то скомканно, если даже почти не комично.
Яма как уникальный памятник на территории СССР
На эту тему:
«Не случайно три президента из семи в Израиле родились в Беларуси»
Показательна в этом плане и история поэта Хаима Мальтинского, участвовавшего в создании мемориала «Яма» на улице Мельникайте. Он был фронтовик, дошел до Берлина, потерял ногу, но, вернувшись домой, узнал, что вся его семья, жена и сын, были уничтожены в Яме 2 марта 1942 года вместе с пятью тысячами человек. Известный в городе каменщик Мордух Спришен взялся за изготовление памятника – из надгробных плит, взятых с того самого еврейского кладбища на улице Сухой. Они пошли за разрешением об его установке в Министерство просвещения, в чью компетенцию в 1947 году входило решение подобных вопросов. Предсказуемо получили отрицательный ответ. И тогда испытывающий сильные физические боли Хаим в сердцах сказал министру, тоже фронтовику: «Что бы вы делали на моем месте, потеряв в этой Яме жену и детей?» Возможно, это лишь красивая городская легенда, но разрешение на установку памятника было получено.
Более того, случилось невозможное. Хаим Мальтинский на обелиске сделал надпись на идиш: «Светлая память на вечные времена пяти тысячам евреев, погибших от рук лютых врагов человечества - фашистско-немецких злодеев 2 марта 1942 года». В СССР подобное было впервые: кто-то посмел написать на памятнике не предписанную фразу о «мирных советских гражданах», а прямо - об их национальном происхождении. Позже, видимо, какая-то зараза всё-таки перевела партийцам смысл надписи: Хаим и Мордух были обвинены по делу космополитов - разжигателей сионисткого заговора и прочего буржуазного национализма и вообще продавцов Родины. И поехали они в лагеря ГУЛАГа, каждый на десять лет. Конечно, они были реабилитированы в середине 50-х, но, согласитесь, для немолодых и физически нездоровых людей - это слабое утешение.
А мемориал стоит. Наш современник, архитектор Леонид Левин, тоже приложил к нему руку. Создавая в течение восьми лет из бронзы скульптурную композицию «Последний путь». Она установлена в 2000 году вдоль ступенек, и представляет собой группу обречённых, спускающихся на дно Ямы.
Есть и хорошая история об этом памятнике. Рассказанная писателем Михаилом Володиным:
На эту тему:
Не все Парфёнову империя. Как Минск смотрел фильм «Русские евреи»
«Несколько лет назад меня попросили провести экскурсию для джазового ансамбля De Phazz. Автобус катил по Проспекту, а я рассказывал – об удивительном нашем Вавилоне, где переплелись множество культур; о бесчисленных войнах, пожарах и разрушениях; о коммунистах и фашистах; о начале всемирной революции и убийце президента Кеннеди… Музыканты только что отыграли концерт и были уставшими: они смотрели в окно, за которым скользил зимний город, и время от времени вежливо кивали головами. Неожиданно один из них спросил: - А евреям памятники у вас есть? - Есть, – ответил я и рассказал о Яме. - Можно туда поехать? – попросил музыкант. Просьба была неожиданной. Еще более странной ее делало то, что мой собеседник был негром.
На обложке статьи: мемориал жертвам Холокоста в Сан-Франциско
После некоторых колебаний я изменил маршрут. Мы подъехали к Яме, и музыкант, собрав в охапку цветы, подаренные зрителями, сошел по ступеням к памятнику. В темноте на фоне снега черный человек казался призраком. Он положил цветы на камень и молча застыл рядом. Черный человек у Черного обелиска.
Я спросил, зачем ему еврейский памятник. И услышал удивительную историю. Предки странного гостя попали в США из Эфиопии, и среди них бытовала легенда о том, что они… евреи. Одно из затерянных израильских колен.
Наверное у меня на лице промелькнуло недоверие, мой собеседник на мгновение запнулся, а потом сказал: «Легенду трудно проверить, легче поверить, что ты еврей».
Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter
Рассказ написан в форме, где события прошлого 1941–1944, подчас перекликаются с событиями начала 70-х. Это реальная и правдивая история двух семей, Каноник и Гоберман, из которых 32 человека погибли в Минском гетто.
Как не странно, но прошлое связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекающих одно из другого.
Рассказ написан к 70-ти летию уничтожения Минского гетто.
28-го июня 1941-го года немцы, не встречая особого сопротивления, свободно вошли в Минск. Семья моего отца, Давида Каноника, до войны проживала в районе Червенского тракта, по улице Крупской, это был большой район частных домов за вокзалом. Жили все вместе, в своём доме: дедушка Ефим (Хаим) Яковлевич Каноник 1903 года рождения, бабушка Лиза Давидовна Каноник (девичья фамилия Гоберман) 1906 года, старшая сестра отца Люба 1926 года, мой отец Давид 1929 года и бабушка Гита, мать деда Ефима. Также в этом доме жила бабушка Эстер, родная сестра бабушки Гиты. Двое младших детей, сестра отца Рита 31-го года рождения, и брат Марат 38-го года умерли перед войной от дизентерии.
Несколько дней они не могли принять решение, уходить на восток или оставаться в Минске, и вышли из города только 26 июня. Многие семьи, которые ушли из Минска 23-24 июня, успели уйти далеко и перейти по мосту через реку Березина. Но семья отца прошла только 40 километров, когда прямо на колонну беженцев был сброшен немецкий десант, в форме красноармейцев.
Диверсанты сказали беженцам, чтобы все возвращались по своим домам, что впереди на реке Березина всё равно уже нет моста, и нет возможности переправиться на противоположный берег. Мост действительно взорвали, 25 июня советские воинские части при отступлении, чтобы задержать немцев на реке Березина. Поэтому многие, в том числе и евреи, повернули обратно в Минск.
Это было настоящее предательство по отношению к населению города. Ещё 24 июня, все руководящие,партийно-хозяйственные и советские государственные органы Республики и города, спешно и тайно сбежали из Минска в Могилё, и не сообщив населению, что нужно спешно уходить.
Это и стало причиной гибели сотен тысяч людей, и в первую очередь полное уничтожение еврейского населения Минска и окрестностей, оказавшегося в Минском гетто.
А почти через месяц, в середине июля, по всему городу был развешен приказ военного коменданта. Всем евреям было приказано оставить свои дома и с 20 июля переселиться жить в район гетто.
Мой отец и его семья попали туда и больше двух лет были узниками Минского гетто, с 20 июля 1941-го года и до начала сентября 1943-го. Когда отцу удалось сбежать в партизанский отряд, в гетто оставались последние 3000 евреев. Это было за полтора месяца до последней акции, уничтожения гетто. В двадцатых числах октября 1943-го, Минское гетто, самое большое из двух сот еврейских гетто на территории Белоруссии, перестало существовать.
В Минске, по данным архивов и музеев Германии, погибло около 150 тысяч евреев, из них более 40 тысяч евреи Германии, Австрии и Чехии. Это было "Sonderghetto", специальное гетто внутри большого гетто.
Единственное место, где отмечено, что через Минское гетто прошло 150 тысяч евреев, это Берлинский музей Холокоста.
Даже в Википедии, не правильные данные.
Из 250-ти тысячного довоенного населения Минска, более 100 тысяч составляли евреи.
Мемориал в сквере на улице Сухая, на месте старого еврейского кладбища, на территории бывшего гетто, посвящён евреям Европы.
Ровно два года и три месяца просуществовало Минское гетто. На протяжении всего этого времени, всех умерших и убитых в небольших погромах, которые проходили почти постоянно, хоронили в общих могилах-рвах, на территории этого кладбища. Кладбище существовало с середины 19-го века, там хоронили евреев и после войны, до начала 50-х годов. В начале 70-х кладбище закрыли, а в 1990 году сравняли с землёй.
Отец рассказывал, как после войны мостили булыжником улицу Коллекторную, (бывшую "Еврейскую" улицу), на участке между улицей Немига, (которая во время войны, называлась "Хаимштрассе") и вверх до улицы Сухая, и как прямо по могилам проложили дорогу.
Но в 2008 году, при создании этого мемориала на месте бывшего кладбища, также не указали общее количество евреев Европы погибших в Минском гетто.
Конвой, который вышел из Берлина 14 ноября 1941 года был третьим конвоем европейских евреев в Минское гетто. Но первым, по данным немецких архивов, был конвой-эшелон, который 10 ноября 1941 года вышел из Дюссельдорфа. Вторым был конвой из Франкфурта на Майне, который вышел 11 ноября 1941 года.
И сегодня, прогуливаясь по старой части Дюссельдорфа, прямо у домов, где жили евреи, можно увидеть медные квадратные таблички. Которые, как и в Берлине вмурованы в тротуар, с фамилиями бывших жильцов, депортированных в Минское гетто. Позже зимой 1941-1942гг. было ещё много эшелонов из Гамбурга, Берлина, Бремена, Кёльна, Бонна, Дюссельдорфа, Франкфурта на Майне, Вены, все в Минское гетто.
Эти данные из Берлинских музеев и архивов Германии. А то, что касается статистики с немцами лучше не спорить. Это в советские времена, ровно на половину приуменьшали количество евреев погибших в Минском гетто. Например, на территории мемориального комплекса "Хатынь", созданного в 1969-м году, была мемориальная доска-ниша, в длинной стене,(думаю, она и сейчас на том же месте), где перечислены несколько улиц входивших в район Минского гетто, и написано, что там погибло 75 тысяч мирных советских граждан.
Холокост евреев на территориях бывшего Советского Союза оставался тайной на протяжении многих десятилетий после окончания войны. По идеологическим и политическим причинам советский режим не признавал уникальности и масштабности уничтожения евреев нацистами. Только после распада Советского Союза документация и увековечение памяти жертв Холокоста стали возможны.
Отец рассказывал, что в начале, в гетто, они жили по улице Островского, недалеко от въездных ворот со стороны улицы Немига. И как почти ежедневно в гетто заезжали три огромные машины – душегубки, и останавливались возле скверика по улице Островского. Следовала облава, евреев, тех кто не уехал на работы или не смог спрятаться в заранее приготовленных "малинах". Так называли тайники под полом дома, между полом и землёй, или потайная маленькая комната, которая получалась после того, как делали дополнитедьную большую стену. Всех кто попадался, полицаи ловили и загоняли в душегубки. Машины отвозили евреев в Малый Тростянец и там сжигали.
Первым комендантом в Минском гетто был майор Рихтер, он часто любил обходить гетто в сопровождении полицаев и с плёткой в руке. И не дай бог, было не снять при встрече с ним головной убор, или попасться ему на глаза с плохо пришитой латой. Это были круглые жёлтые нашивки на одежде, спереди и сзади, которые должны были носить даже дети с 12 лет. Позже под жёлтыми нашивками, заставляли нашивать и маленькие белые, но только на груди. На этих маленьких нашивках, были написаны фамилии и номера соответствующие номеру дома в гетто, так как все дома были пронумерованы. Это было, что-то вроде прописки.
Во время очередного, самого большого, четвёртого погрома, в котором погибло около 30-ти тысяч евреев, который продолжался ровно три дня, с 28 по 31 июля 1942-го года, погибла старшая сестра отца Люба. Полицаи, как обычно, ходили по улицам гетто и раздавали информационные листы. Люба сказала матери, что выйдет на улицу и возьмёт листовку. Мать её отговаривала, но Люба вышла и больше её никто не видел...
Оказалось, что так полицаи выманивали людей из домов и укрытий, где ещё оставалась возможность спрятаться и хрупкая надежда на то, что не найдут.
Также во время этого погрома, погибла и бабушка Эстер, родная сестра бабушки Гиты. Когда все кто был в доме, успели спрятаться в малине, она закрыла лаз, сверху постелила коврик и села в спальне на кровать. Вошедшим немцам и полицаям она сказала на идиш, что ничего не видит, слепая. Тогда один немец взял её под руку и медленно повёл на улицу, в сторону машины душегубки. И Эстер ушла, уводя опасность от своих родных...
28 июля, в первый день этого большого погрома, отец вместе с дедом Ефимом, в составе рабочей команды, успели рано утром выйти из гетто на работу, на мясокомбинат. По дороге на работу, группу евреев постоянно сопровождали насколько полицаев. Они встретили большую колонну украинских полицаев, которая прошла в сторону гетто. Вскоре после этого послышались выстрелы со стороны гетто.
С 10 июля 1941-го года в Минске постоянно находились несколько рот 1-го украинского батальона полиции.
В конце рабочего дня, всем евреям объявили, что они не возвращаются в гетто, а остаются на ночь на работе. Точно так они провели и две последующие ночи. Погром в гетто закончился ровно в три часа дня, 31 июля. Когда отец с дедом вечером вернулись в гетто, то поняли, что в живых осталась только одна мать Лиза, сестры и двух бабушек уже не было. Это был четвёртый большой, запланированный немцами погром-акция.
Официально известно, что в Малом Тростянце немцы уничтожили 206.500 человек, больше половины из них это узники Минского гетто. Известно также, что эта цифра сильно занижена.
Выдающийся немецкий учёный-историк, Ганс-Гейнрих Вильхельм, в своей книге "Оперативная группа "А" полиции безопасности и СД 1941-1942", документально подтверждает и достоверно утверждает, что в 1942 году, в окрестностях Минска наблюдалось 1000 еврейских транспортов (железнодорожных вагонов). Этот немецкий историк утверждает, что количество иностранных евреев, депортированных в район Минска в 1942 году, колеблется в среднем по самым скромным подсчётам 75 тысяч человек. Большая часть этих европейских евреев, минуя Минское гетто, отправлялась прямо в лагерь уничтожения Малый Тростянец.
Но ещё раньше, был третий большой погром. На территории гетто был большой песчаный карьер. И именно там, после войны, в 1947-м году, на средства собранные уцелевшими евреями, был поставлен первый на территории всего Советского Союза памятник жертвам Холокоста. Надпись на нём была сделана на идиш. Но в 1947-м году, по известным причинам не могли написать на памятнике, что эти 5000 евреев, жертвы именно третьего погрома, устроенного на еврейский праздник Пурим, 2 марта 1942-го года. Погром начался расстрелом 200 детей детского дома, вместе с воспитателями и медработниками. Детский дом находился по улице Ратомская,(позже Мельникайте), рядом с карьером.
При расстреле детей присутствовал гауляйтер Белоруссии Вильгельм Кубе, который бросал детям конфеты. После расстрела 5000 евреев, немцы в течение нескольких дней не давали засыпать карьер. Отец рассказывал, что после растрела выпал снег и расстрелянные евреи пролежали несколько дней припорошенные снегом.
К сожалению, и в 2000-м году при создании на этом месте Мемориала "Яма", также забыли, или не хотели указать общее количество евреев погибших в Минском гетто.
Было ещё одно место массовых расстрелов евреев из гетто. Там в основном расстреляли жертв первых двух больших погромов. Первый большой погром, приуроченный к празднику, и в связи с нехваткой места для расселения европейских евреев, прошёл 7 ноября 1941-го года. Немцы "любили и старались" организовывать большие погромы к советским или еврейским праздникам. Они заставили евреев построиться в колонны и пройти по центральной, Юбилейной площади гетто, как на демонстрации. Эти колонны сразу после "парада" погнали в Тучинку. Так погибли первые 12 тысяч евреев.
И второй большой погром, в связи с срочной подготовкой места для расселения европейских евреев,("sonderghetto"), который был 20 ноября 1941 года, в котором погибло ещё 20 тысяч Минских евреев.
Всё это происходило в деревне Тучинка, в глиняных карьерах на территории трёх старых кирпичных заводов. Там на окраине Минска, за время существования гетто, было расстреляно более 30 тысяч евреев.
К большому сожалению, в послевоенные годы, это место предано забвению. Возможно, одна из причин, что до войны рядом с Тучинкой размещалась 6-я колония НКВД. То есть там наследили и немцы и чекисты.
Сегодня это территория между улицей Харьковская, в сторону Кальварийского кладбища. Современный Тучинский сквер немного захватывает эту территорию.
У всех уцелевших узников гетто, на протяжении 25 лет после войны, был своеобразный психологический синдром. Они обходили стороной улицы, где находилось гетто. Никому об этом не рассказывали, и старались не трогать темму гетто.
Конечно способствовала этому послевоенная политика государства. Гонения на евреев в конце 40-х годов. Убийство Михоэлса в Минске, в январе 1948-го. По Минску ходили слухи, что гибель Михоэлса, это официально организованное убийство.
Расстрел еврейской культуры, 12 августа 1952 года в подвалах Лубянки были расстреляны 13 членов ЕАК, "Еврейского Антифашисткого Комитета".
Компания борьбы с космополитизмом, которая приобрела антисемитские формы. Дело врачей в начале 1953-го. И государственный антисемитизм, который усилился в конце 60-х и в 70-е годы.
Как же удалось Минским евреям увековечить память соплеменников в годы, когда о Катастрофе никто не хотел слышать?
Первый организованный выход евреев на Яму, был в День Победы 1969-го года. Собралось человек пятьдесят, в основном евреи которые жили близко от Ямы и их родственники. Наши родственники, родной брат отца Эдик Гоберман, 1945 года рождения, жил со своей семьёй в Заславском переулке.
Не многие Минчане знают, что две первые клумбы с двух сторон от памятника, сделали евреи, которые жили рядом с Ямой. Но перед круглыми клумбами, были сделаны две большие клумбы в виде маген давида, это было в первых числах мая месяца 1969-го года. Эти клумбы не простояли даже сутки, там даже цветы не успели посадить. Осталось загадкой как об этом узнало КГБ, но вечером того же дня, приехали четверо в серых костюмах и сразу пошли в дом к организатору этих субботников в Яме.
Во дворе, куда вошли чекисты, стояли несколько десятков лопат и грабель. КГБешники сказали, что знают о том, что в Яме проводятся работы по расчистке территории. И тут же прозвучало в приказном тоне: "Чтобы этих ваших клумб до утра не было!"
Пришлось ночью переделывать шестиконечные клумбы в круглые. А когда 9-го мая 1969-го года, состоялся первый выход евреев на Яму, все увидели две круглые клумбы с цветами.
Несколько слов об организаторе этих субботников. Это был один из первых минских сионистов-подпольщиков, все его называли Фельдман, возможно, это и не было его фамилией. По рассказам бывших соседей, он был для КГБ как кость в горле, и в конце 1972-го его отвезли в Москву и посадили на самолёт, улетавший в Вену, откуда он якобы улетел в Израиль. Вначале 90-х, почти через 20 лет, бывшие соседи искали его в Израиле, но найти не смогли...
Еврейская интеллигенция боялась в День Победы приходить к Яме. Я сам много раз видел, как еврейские интеллигенты, шли от Юбилейной площади вниз по улице Ратомская (позже Мельникайте), мимо базара, всё время, осматриваясь по сторонам. Ходили слухи,что переодетые КГБешники фотографируют людей. Но с каждым годом приходило к Яме все больше евреев.
В конце 1972-го года городские власти начали вынашивать проект как засыпать Яму и демонтировать памятник. Все уже понимали, что это место становится знаковым и антисоветским. В свою очередь евреи начали собирать подписи с петицией в горисполком, не трогать памятник, кто-то предложил написать такую же петицию на английском языке. Так появились две параллельные тетради.
Я видел их у нас дома на Грушевке, когда отец ходил, собирал подписи у евреев, многие боялись подписывать, он их уговаривал.
В конце лета 1973-го, КГБ узнал об этой петиции. Скорее всего потому, что отец и еще один бывший узник гетто, записались на прием к председателю горисполкома, ведь они сказали там по какому вопросу и оставили все свои данные. С этого момента началась слежка за отцом. В середине сентября, должен был состояться прием в горисполкоме. Хорошо, что отец передал обе тетрадки знакомым евреям, для собирания подписей.
В один из дней в начале сентября, вернувшись с работы, я узнал, что у нас дома был обыск, сразу стало понятно, что искали. В тот день КГБешники приехали к отцу на работу, забрали его и повезли домой. Он по специальности был токарь 6-го разряда, работал тогда на автобазе, в партии никогда не состоял. Что они могли ему сделать, проверили даже его шкафчик на работе. Все конечно подумали, что ищут какой-то самиздат.
Приближался назначенный день 15-го сентября, когда нужно было идти в горисполком. Предусмотрительный отец, попросил совершенно постороннюю, знакомую рускую женщину, пронести тетрадку в здание горисполкома. Она сказала на входе, что идёт устраиваться на работу, и её пропустили. А отец пошёл без ничего, только с паспортом. К сожалению, не пришёл второй его коллега, они вместе записывались на приём. Его приняли два заместителя, они все уже знали, о чём он будет говорить, в углу кабинета сидел ещё один человек в сером костюме, но он не представился.
Беседа была больше часа, отец передал им тетрадь с петицией и полную подписей минчан, в основном узников гетто и их родственников. Он рассказал им, как был в гетто, с его первого дня, 20 июля 1941-го и до начала сентября 1943-го, когда ему удалось сбежать в партизаны. И о том, что почти вся большая семья погибла, включая всех родственников это 32 человека. В конце беседы они спросили, почему люди не хотят, чтобы на этом месте создали красивый парк и засыпали Яму.
Отец понял, что всё, что он рассказывал им не интересно. Тогда он рассердился и перед тем как уходить сказал, что если будут ломать этот памятник, то чтобы его убили прямо там. И что пройдёт много лет, не будет ни их, ни этих кабинетов, а памятник так и будет стоять в Яме...
На следующий день директор автобазы сказал отцу, чтобы он работал спокойно, вопрос о его увольнении даже не стоит.
Но стоял другой вопрос, как передать вторую тетрадь, с петицией на английском языке. Чтобы она, хотя бы, дошла до американского корреспондента в Москве. Все понимали, что нужна международная огласка, и только она может остановить это безумие.
Еврейское самосознание в СССР начало подниматься после победоносной Шестидневной войны в Израиле,(с 5 по 10 июня 1967-го года). В которой Израиль сражался с коалицией арабских стран (Египет, Сирия, Ирак и Иордания). Эйфория после этой войны долго не проходила.
После самолётного дела, попытки угона самолёта из Ленинграда,15 июня 1970-го года и арест одиннадцати человек, почти все были евреями.
После убийства одиннадцати Израильских спортсменов на олимпиаде в Мюнхене, в сентябре 1972-го года. И после операции Моссада,(операция возмездия), по личному приказу премьер министра Израиля Голды Меир, по поимке и ликвидации всех террористов причастных к убийству спортсменов.
Становилось понятно, что нужна международная огласка. Но всё разрешилось просто. В первых числах октября 1973-го года, из Минска должны были уехать последние несколько семей, у которых уже были оформлены все документы. Они ехали в Москву, и там, в посольстве Нидерландов, должны были получить оставшиеся документы и билеты на поезд до Вены.
10 июня 1967-го года, СССР разорвало дипломатические отношения с Израилем. После победы Израиля в Шестидневной войне, Израильское посольство закрылось, и интересы Израиля представлял только консул, который принимал в посольстве Нидерландов.
Задумка была в том, чтобы уговорить одну из семей, взять тетрадь в Москву и передать консулу. Так всё и получилось. После того, как эта семья уехала из Москвы, московские друзья позвонили их родственникам в Минск и сообщили, что проводили их на вокзале и что всё они передали как и было запланировано.
Буквально в эти же дни, в субботу 6 октября 1973-го года, в два часа дня, в канун еврейского праздника Йом Кипур, армии Египта и Сирии напали на позиции израильских войск, по всей линии прекращения огня предыдущей Шестидневной войны 1967-го года. Так началась четвёртая арабо израильская война - Война Судного Дня.
Интересно было наблюдать такую картину, как в Минском ГУМе, в отделе радиотоваров, на улице Ленина, стояла длинная очередь из одних евреев. Все хотели купить радиоприемник "Океан" Минского радиозавода. Конечно для того, чтобы слушать "вражеские голоса" и знать всю правду о войне в Израиле.
Евреи были уже наученные тем, какой блеф писали все советские газеты во время предыдущей Шестидневной войны. Видимо все советские средства массовой информации тогда находились в параллельной реальности.
Поэтому доверять советским газетам никто не собирался.
Как сейчас помню, это было вечером 24 октября, все евреи слушали "вражеские голоса", такие как "немецкая волна", "радио свобода" или "голос америки". Это был последний день войны Судного Дня в Израиле. Тогда "вражеские голоса" говорили только об этом, а также читали главы из "Архипелага ГУЛАГ", Солженицына.
И вдруг, в середине новостей говорят, что Белорусские власти хотят снести памятник евреям, погибшим в Минском гетто. Первый памятник еврейским жертвам фашизма, на территории всего Советского Союза, поставленный уцелевшими евреями в 1947-м году. Говорили об этом несколько дней подряд, также писали в газетах в Израиле и в Западной Германии.
Это была настоящая большая Победа.
Сейчас можно только представить, на каких повышенных тонах, разговаривал Пётр Миронович Машеров с тогдашним председателем горисполкома Ковалёвым Михаилом Васильевичем. А обида была большая, как получилось, что в разгар ярого государственного антисемитизма, который генерировался государством, простые Минские евреи смогли обставить все Белорусские власти.
Как известно, 1973-й год, это был расцвет эпохи застоя в СССР.
Ещё немного об отце, что было дальше. Вскоре он перешёл работать на завод медицинских препаратов, долго работал там. Потом начал работать на радиозаводе. Это был филиал радиозавода по производству деревянных футляров для телевизоров и радиоприёмников, который раньше взорвался. Взрыв произошёл из-за самовозгорания пыли, во время второй смены, 10 марта 1972 года, в новом, только три месяца проработавшем цехе.
При пятнадцати градусах мороза, пожарные заливали всё водой, по официальным данным погибло 106 человек.
Отец работал там до выхода на пенсию в 1989 году.
Жили папа Каноник Давид Ефимович и мама Каноник (Майзельс) Майя Израилевна в том же доме, на Грушевке, без удобств. Хотя тогда же, в декабре 1973-го года, через три месяца после того скандального посещения горисполкома, отца вызвали в тот же горисполком. Это уже была жилищная комиссия. Они сказали, что знают, что он узник Минского гетто, и предложили новую трёхкомнатную квартиру. Но отец отказался, сказав, что ему ничего от них не нужно. Следует отметить, что отец никогда ни у кого не просил об улучшении жилищных условий, это была их инициатива.
В середине 80-х работая на радиозаводе, отец разговорился с председателем заводского общества ветеранов войны. Отец сказал, что был в партизанах, но председатель общества усмехнулся и ответил, что евреи были в гетто. Тогда отец сказал, что больше двух лет был в Минском гетто, и убежал в партизаны. Но на вопрос, где же твои документы участника войны и партизана Белоруссии отцу нечего было ответить. Пришлось искать свидетелей, бывших партизан, и ехать в Оршу к командиру партизанского отряда. Но командир его не вспомнил, он уже был в преклонном возрасте, но попросил отца рассказать всё что он помнит из жизни отряда. Тогда отец начал рассказывать, чем он занимался, охранял госпиталь на болотном острове, а его мать Елизавета Давидовна Каноник (Гоберман) была поварихой, и работала в госпитале. Тогда командир вспомнил. Он направил отца в республиканский парт архив, именно там были все архивы партизанских отрядов. И только после этого, отец получил выписку из дневника партизанского отряда, в котором дотошный писарь всё записывал. В справке было ясно написано, что 5-го сентября 1943-го года Каноник Давид Ефимович зачислен в партизанский отряд имени Кирова, бригады имени Кирова, Минской области, а в графе, откуда прибыл написано Минское гетто.
…Первый раз, в начале августа 1943-го, отец с матерью сбежали вместе с работ по торфоразработкам, по могилёвскому шоссе, куда их ежедневно возили из гетто. Охрана была слабая, один, иногда два полицая, которые уже перестали пересчитывать евреев, сколько выезжает из гетто и сколько возвращается. Но впереди на дороге был немецкий пост, а у отца не было документов, и кроме того, почти всех мужчин и подростков заставляли снимать штаны, искали евреев. Ему пришлось вернуться обратно на торфоразработки. А мать прошла все посты, так как у неё был "аусвайс", где было написано, что она живёт в деревне Шпаковщина. Она уже знала, как и где найти партизан. "Аусвайс" заранее подготовил её муж, мой дед, Каноник Ефим Яковлевич, который был связан с подпольем в гетто и погиб незадолго до этого, в начале июля 1943-го, в одной из облав на мясокомбинате. Своим "аусвайсом" он так и не успел воспользоваться.
Дедушка ещё до войны работал на мясокомбинате, там больше половины работников были евреи. Но когда всех евреев согнали в гетто, то немцы поняли, что мясокомбинат без евреев работать не сможет. Они отобрали всех бывших работников по документам мясокомбината, и начали из гетто организованно водить их на работу.
Вообще в Минском гетто существовала возможность, напроситься через юденрат(еврейский администротивный орган самоуправления), в любую рабочую команду. Рабочих команд было много, их ежедневно, рано утром, под охраной полицаев, вывозили или выводили на разные работы. Это давало возможность продлить себе жизнь и кое как питаться, так как в рабочих командах сносно кормили, и был короткий перерыв на обед.
Тех же, кто оставался в гетто, никто не кормил, они заботились сами о себе.
Также почти каждый день приходилось прятаться, чтобы не угодить в душегубку во время очередной облавы. Но весной 1943-го всё изменилось. Немцы начали резко сокращать численность итак таявшего гетто, начали устраивать погромы и для рабочих команд. Например, можно было утром уехать на работу и вечером не вернуться в гетто. Иногда их после работы сразу увозили на расстрел.
Так два года, дедушка с отцом, в составе рабочей команды, выходили из гетто на работу на мясокомбинат. Они были официально записаны в эту рабочую команду. Отец был там и в последний день, в начале июля 1943-го года.
...Евреи заметили, что в середине дня, к мясокомбинату приехало больше чем обычно полицаев. Такое количество полицаев не нужно, чтобы сопровождать евреев обратно в гетто. Дед Ефим сказал отцу, чтобы он быстро и незаметно выскользнул за территорию, в районе задних складов, снял с себя латы, и спокойно пошёл на вокзал. Отец так и сделал, до темноты шатался на вокзале, а ближе к ночи, в районе татарских огородов пролез под колючей проволокой на территорию гетто. Придя домой, а в 1943-м они уже жили по улице Сухая, так как территория гетто постепенно сокращалась и евреев переселяли, он увидел, как мать сидит и плачет.
Она уже всё знала, ей уже сообщили, что машины с рабочими из мясокомбината проехали через гетто, она думала, что они оба погибли. Обычно на работу и с работы на мясокомбинат, все рабочие команды всегда ходили пешком, в сопровождении полицаев. Но в этот, последний раз, всех рабочих евреев с мясокомбината, после работы, чтобы сократить время, провезли через территорию гетто, прямо в Тучинку и сразу расстреляли в глиняных карьерах старого кирпичного завода.
Немцы часто проезжали через территорию гетто, вьезжая через ворота на улице Немига, по улицам Республиканская и Опанского и выезжая через ворота у железной дороги.
Также, там был расстрелян младший брат деда Ефима, Нисим Каноник 1910 года рождения, который находился в той же рабочей команде, он также как и дед Ефим ещё до войны работал на мясокомбинате. Нисим был призван в армию, и 23 июля, в день призыва отправлен на фронт, который продвигался в сторону Минска. После первых боёв, остатки его разбитой части отступая, лесами подошли к Минску, город был уже окупирован. Как раз около Минска Нисим встретил своего старшего - среднего брата Хоню Каноника, 1906 года рождения, который также был призван в армию 23 июля. Хоня с остатками своей воинкой части уходил на восток к линии фронта. Хоня категорически отговаривал Нисима заходить в окупировапнный Минск. Но Нисим не побоялся, он хорошо знал город, что помогло ему ночью пробраться к своему дому на Червенском тракте, где осталась его жена Лида и двое маленьких сыновей, Яков 1936 года рождения, и Виктор 1939 года.
Это было как раз начало июля, а по всему городу уже был развешен приказ коменданта, о создании с 20 июля еврейского гетто. Все евреи были обязаны переселиться в этот район в центре Минска. Нисим Каноник решил идти в гетто один, а его русская жена Лида с двумя сыновьями осталась в их доме по улице Борисовской, на Червенском тракте. Немного подправив документы, на протяжении трёх лет окупации, этой сильной и умной женщине удалось выжить и сохранить детей. В Минском гетто было немало смешанных семей, русские жёны следовали в гетто за своими мужьями, разделив с ними все тяготы и лишения. Они также носили латы на своей одежде, и в равной степени разделили печальную судьбу всех своих еврейских родственников.
Весь август 1943-го, оставшись один, отец продолжал ездить на торфоразработки, с одной единственной целью, при первой возможности убежать в лес. И в первых числах сентября, к евреям, которые занимались торфоразработками, подошла молодая деревенская девушка и спросила: "кто здесь Додик?" Предварительно поговорив с охранником - полицаем, который проверил её аусвайс, и забрал из корзинки часть продуктов, которые она несла на обмен в Минск. Отведя отца в сторону, она тихо спросила, "как зовут твою маму". Выяснив этот вопрос, она обьяснила отцу, что если он сможет убежать, чтобы обошёл глубоко по лесу немецкий пост и ждал её через два километра на опушке леса. Что через два дня, она будет возвращаться из Минска, но чтобы к ней не подходил, а шёл за ней, осторожно по лесу.
Это была Минская подпольщица, связная партизанского отряда Лидия Дмитриевна Берестовская (после замужества Кащей).
Направляясь в сторону Минска, находясь на очередном задании командования партизанского отряда, и увидев группу евреев из гетто, она сразу вспомнила рассказ моей бабушки Лизы, который случайно услышала в отряде. Партизаны спрашивали бабушку откуда она, и о её семье. И бабушке пришлось рассказать, о том, что в гетто остался её единственный оставшийся пока в живых сын, 14-и летний подросток Додик, и что он возможно продолжает ездить на принудительные работы, по торфоразработкам, в тоже место, откуда она смогла убежать в начале августа.
А отец, в тот же день выпрыгнул на ходу из машины, около леса, когда они возвращались в гетто. Полицай литовец, как раз сел в кабину к водителю немцу, так как начался сильный дождь. Другие евреи его отговаривали, не прыгать, говорили, что могут убить, если заметят. Отец им ответил, что и так скоро всех убьют. Двое суток он провёл в лесу, а на третий день, ждал в условленном месте. К полудню, на лесной дороге появилась таже молодая партизанка. Они шли несколько дней, в основном только в тёмное время, по кустам и болотам, так как опасались идти по лесным дорогам, у отца не было никаких документов. Лида хорошо ориентировалась на местности, так как была родом из этих мест, из деревни Скураты.
Партизанский отряд, находился в глубоком лесу, но всего в десяти километрах от места торфоразработок. Когда они пришли, Лида сказала отцу: "иди вон в ту землянку, там твоя мама работает поварихой"...
В середине июля 1944-го, отец с матерью вернулись в свой дом, дом семьи Каноник, где и жили до войны, до гетто, на Червенском тракте, по улице Крупская 25. Но дом был занят, там уже давно жили другие люди, ведь они думали, что все евреи погибли. Мать не хотела ругаться, хотя не было большой проблемой законно вернуть дом. Но она не стала этого делать, видимо не совсем хорошие воспоминания связывали её с этим домом. Зайдя в сарай во дворе, они нашли среди кучи дров, свою коробку с довоенными фотографиями семьи. Бабушка с отцом пошли жить на Грушевку, там сохранился старый дом семьи Гоберман, в котором бабушка жила до 1925 года, до того как вышла замуж. По улице Пакгаузная 7 (позже улица Хмелевского).
И как раз, из эвакуации вернулась её родная, младшая сестра, Роза Давидовна Тройчанская (Гоберман), с дочерью Эллой, и сыном Эриком. Муж Розы, Соломон Тройчанский остался в Челябинске, так как занимал высокую руководящую должность на оборонном заводе.
И они, две сестры, поделили дом на две половины, с двумя входами. Доставшуюся отцу с матерью половину дома, пришлось переделывать в жилое помещение. Так как до войны, она использовалась для легкой брички прадеда Давида Гобермана, отца бабушки, который работал извозчиком.
На Грушевке жило много евреев, которые официально работали извозчиками на кирпичном заводе Фридмана, который находился в Тучинке.
У Давида Гобермана были два родных брата, Нохим и Янкель, которые также жили на Грушевке и были главами своих очень больших семей. Все трое были сыновьями прапрадеда Абрама Гобермана, и все родились на улице Грушевская в доме №46.
Давид Гоберман, был главой большой семьи, у них с женой Эстер были четыре дочери и два сына.
Один сын Давида Гобермана ещё в подростковом возрасте, утонул на "Сажалке", это небольшое озеро, которое было прямо на нашей улице.
Второй сын, Евель Гоберман, 1906 года рождения, прошёл всю войну, он был призван в армию ещё в 1939 году. В звании капитана, был политруком, заместителем командира 1-го танкового батальона, 20-й танковой бригады, первого Белорусского фронта. Принимал участие в освобождении Белоруссии, награждён многими орденами и медалями.
После войны, Евель с женой Фирой и их трое детей, старший сын Вова, средний Феликс и младшая дочь Софа, жили на нашей же улице Пакгаузная, в доме №4. Но в середине 50-х годов, Евеля Гобермана, в числе коммунистов тридцатитысячников направили работать председателем колхоза "Советская Беларусь", Клецкого района Минской области. Будучи очень умным человеком и сильным хозяйственником, Евель Гоберман вывел этот слабый и отстающий колхоз на передовые позиции в сельском хозяйстве Белоруссии. Тем самым получил право ежегодно представлять достижения сельского хозяйства Белоруссии на ВДНХ в Москве, постоянно получая призы и медали с выставки достижения народного хозяйства.
После пяти лет работы председателем колхоза, Евель Гоберман вернулся в Минск и был назначен на должность директора Минской щёточной фабрики. Где и работал очень долго, до выхода на пенсию. Евель Гоберман умер в Минске в 1979 году.
Одна из четырёх дочерей Давида Гобермана, Люба, была замужем за офицером пограничником, Изосимом (Зусей) Шмоткиным, они жили на заставе "Домачево", под Брестом. Люба с маленькой дочерью Эсмеральдой, в первый день войны, успела эвакуироваться, с другими жёнами офицеров. Но далеко они не смогли уехать, под Минском машину разбомбило, и местные жители, выдали её немцам, как еврейку и жену офицера пограничника, и она с дочерью была растреляна.
А тот самый офицер пограничник, Изосим Шмоткин, вернулся с войны в звании майора. Создав новую семью, они жили по соседству с нами, на Грушевке, в доме №48. У них с женой Идой было двое детей, старший сын Лёня и дочь Ольга, с которой я учился в одном классе, в школе №3.
Давид Гоберман с женой Эстер, и ещё одной дочерью Раей попали в гетто, где и погибли. Спаслась из гетто только одна их дочь, моя бабушка Лиза, 1906 года рождения, а также младшая дочь Роза 1911 года, которая была со своей семьёй в эвакуации в Челябинске.
Как ни странно, но район Грушевского посёлка полностью сохранился в довоенном виде, его не бомбили. Возможно потому, что там были расквартированы немецкие солдаты железнодорожники, обслуживающие Минский железнодорожный узел, часть из которых работала также на вагоноремонтном заводе. Например, в нашей школе №3 (где мы учились с сестрой Лилей), а это было новое четырёхэтажное здание, построенное в 1936-м году, были немецкие казармы. После войны отец также там учился, оканчивая вечернюю школу.
Получив справку из парт архива, в начале апреля 1986-го, отцу оформили в Московском районном исполкоме и в военкомате все документы. В домике на Грушевке установили телефон, кстати этот деревянный дом и сейчас пока стоит ул. Хмелевского 7. Отца поставили на льготную очередь, на квартиру, по месту работы на радиозаводе. Через год предложили квартиру в центре города, в старом ведомственном доме радиозавода, на улице Коммунистическая. Как потом выяснилось, в этом доме жил Освальд, убийца президента Кеннеди, в то время когда работал на Минском радиозаводе.
Кроме большого гетто, в Минске было ещё одно маленькое гетто. В конце лета 1941-го, немцы отобрали из большого гетто 500 человек специалистов, редких и важных для них специальностей, и вместе с их семьями переселили в это маленькое гетто 3000 человек. С ноября 1941 года, туда попадали также и европейские евреи - специалисты. Это был рабочий лагерь СС на улице Широкая. Этот лагерь постоянно пополнялся также за счёт военнопленных евреев, которых привозили из разных мест.
Так в августе 1942-го, с группой военнопленных туда попал офицер Александр Аронович Печёрский. Пробыв в рабочем лагере почти год, за месяц до уничтожения Минского гетто, в сентябре 1943-го, его в составе большой группы евреев специалистов с их семьями, отправили в лагерь уничтожения Собибор. Лагерь уничтожения Собибор, был создан весной 1942-го в юго восточной Польше. И уже через месяц, после прибытия, Печёрский стал руководителем единственного успешного восстания в лагере смерти в годы второй мировой войны. После успешного восстания, которое было 14 октября 1943-го года, немцы убили всех кто остался в лагере, и полностью уничтожили лагерь.
Одна из самых загадочных и трагичных историй Минского гетто, это абсолютно неизвестная широкой публике, история о том, как в начале октября 1943-го, 26 евреев, членов нескольких семей с улицы Сухая, спрятались в заранее приготовленный подвал – схрон у самого кладбища. На то время, в гетто оставались последние 3000 евреев. У них был верный расчёт, все понимали, что остались считанные дни.
Так и случилось, с 21 по 23 октября был последний погром, это была зачистка. Прятаться в домах, подвалах и малинах не имело смысла, так как во время последнего погрома не осталось ни одного места, куда бы ни летели гранаты, а на кладбище не нужно делать зачистки и кого то искать. Они находились там 9 месяцев, до июля 1944-го года. Понимая, что гетто уже нет, они продолжали прятаться, и только ночью могли подышать свежим воздухом и осторожно набрать воды из ближайшей колонки.
Как известно, Минск освобождали танкисты сразу нескольких армий, но настоящую зачистку города делала другая воинская часть. Это были солдаты 132-го пограничного (впоследствии Минский ордена Красной Звезды) полка войск НКВД, охраны тыла действующей армии, третьего Белорусского фронта.
4-го июля 1944-го года, на следующий день после освобождения, выполняя свою работу, солдаты обходили весь город, это уже была зачистка советских войск. Они обнаружили 13 обессиленных, оборванных людей на еврейском кладбище, на территории бывшего гетто.
Узнав об этом, командир полка, герой Гражданской войны, Одесский еврей, гвардии полковник Хмелюк Аркадий Захарьевич отдал распоряжение срочно отвезти всех 13 выживших в Оршу, в госпиталь, так как в Минске ещё не было госпиталя. Об этом также рассказывал отец в своих воспоминаниях.
За зачистку Минска и окрестностей, а они изловили более 400 изменников полицаев и предателей, этот полк, единственный среди воинских формирований НКВД, получил почётное наименование "Минский".
Меня в середине 70-х призвали в армию именно в этот "Минский" полк, в/ч 7574, конвойный полк внутренних войск. Воинская часть располагалась в центре Вильнюса, и занимала помещения бывшего монастыря примыкающего к тыльной стороне костёла Петра и Павла. Во дворе воинской части стоял большой памятник – "Минский" полк.
Однажды, во время праздника Дня Победы, в актовом зале выступали престарелые офицеры ветераны. Один из них рассказывал, как в июле 1944-го они освобождали Минск. И 4-го июля, на следующий день после освобождения, на территории где было Минское гетто, на кладбище, обнаружили 13 выживших людей. История звучала не правдоподобно, ведь было известно, что Минское гетто перестало существовать в двадцатых числах октября 1943-го.
Демобилизовавшись из армии, уже дома, в Минске, я рассказал об этом отцу. И тогда отец рассказал, что это были их родственники и соседи с улицы Сухая. Одним из старших в этой группе, из 26 евреев, был Эля(Исраэль) Гоберман, двоюродный брат матери отца, моей бабушки, Лизы Каноник-Гоберман. Эля Гоберман до войны также жил на Грушевке, в доме №46 и работал извозчиком, на своей бричке. Он и его жена Хьена выжили, они были в числе 13 спасённых. Их три дочери погибли. В декабре 1942-го в гетто заболела и умерла их младшая шестилетняя дочь. 28-го июля 1942-го года, в первый день самого большого, четвёртого погрома в Минском гетто, полицаи задержали и увели в машины душегубки их двух старших дочерей. Больше родители из не видели, так как в это время они находились на принудительных работах.
Отец рассказывал, что дядя Эля, ещё в августе 1943-го, предлагал ему присоедениться к ним, и тоже спрятаться в этом подвале. Но отец отказался, так как надеялся убежать и искать мать, которая уже была в партизанском отряде.
После войны отец часто виделся с Гоберманами, так как три родные сестры дяди Эли, Рая, Нехама и Йоха жили со своими семьями по соседству с нами, на Грушевке, в том же доме №46. Большой дом был разделён на три отдельные квартиры. Дядя Эля и его жена Хьена, прожили долгую жизнь с мечтой о Сионе, но осуществить её тогда не было возможности...
Отца уже нет в живых. Сохранились его воспоминания, и записи на дискете, о жизни в гетто, записанные в 1996-м году, сотрудниками фонда Стивена Спилберга. Которые я передал в еврейский музей в Минске.
Вечная память всем родственникам погибшим в Минском гетто, память бесценна.
Хочу отметить, что я не историк, но знаю историю.
Игорь Каноник
Израиль
Ужасы геноцида, гетто и лагерей смерти для евреев невозможно описать словами.
Минское гетто было одним из самых крупных в Европе, а на оккупированной территории СССР занимало второе место по количеству узников после Львовского, которое насчитывало 136 тысяч человек. На нескольких улицах, обтянутых колючей проволокой, находилось вначале 80 тысяч, а потом более 100 тысяч узников.
Есть основания считать, что в годы войны в Минске было три гетто. Первое («большое») гетто существовало с августа 1941 по 21 — 23 октября 1943 года (39 улиц и переулков в районе Юбилейной площади). Второе («малое») гетто находилось в районе завода им. Молотова (теперь завода им. Ленина) с 1941-го до конца июня 1944 года. Третье — это «зондергетто» (часть гетто по ул. Сухой и Обувной). Здесь были помещены тысячи евреев, депортированных нацистами из семи стран Западной, Центральной и Восточной Европы. «Зондергетто» существовало с ноября 1941-го по сентябрь 1943 года.
Многие люди были обескуражены огромными людскими потерями в первые дни войны. Они высказывали гнев в адрес партийного руководства страны. Вот слова очевидца и участника событий тех дней. «Они предали нас!... Как последние трусы, как дезертиры, они сбежали от нас. Они даже не предупредили нас. Они приказали нам копать траншеи, противотанковые рвы, и мы послушно исполняли их указания. Сами же они сбежали. Их грузовики были загружены не людьми, а их же добром...» — .
Люди хорошо помнили совсем недавние идеалистические соглашения между Советским Союзом и гитлеровской Германией после подписания пакта Молотова-Рибентропа 23 августа 1939 г. В памяти выразительно отложились издевательские замечания Молотова на счет антифашистских борцов, которых он называл «наивными антифашистами». И именно Молотов расценил немецкий национал-социализм как «дело вкуса». Евреи в гетто не могли не удивляться: как это случилось, что за неделю до нападения Гитлера, 14 июня 1941 г, в официальном коммюнике Телеграфного Агенства Советского Союза (ТАСС) категорически отрицалось, что Германия имеет какие-нибудь намерения напасть на СССР.
«На одном собрании на вопрос о возможно скором начале войны П.К. Пономаренко, в то время Первый секретарь компартии Белоруссии, с раздражением отвечал: „Нам нужно только 24 часа, чтобы поднять на ноги весь Советский Союз“. Однако, не только через 24 часа, но и через 3 дня и три ночи толпы вооруженных и безоружных мужчин и женщин убегали на своих двоих, со всех сил стараясь догнать и обойти немцев, войска и авиация которых уже давно опередили их» — .
Решение о создании концлагеря смерти было принято 19 июля 1941 года — через три недели после захвата Минска вермахтом. В этот день в Минске состоялось совещание командующего тылом группы армий «Центр» генерала Шенкендорфа и высшего начальника СС и полиции генерального округа «Белоруссия» бригаденфюрера СС Ценнера, на котором рассматривались вопросы взаимодействия и уничтожения евреев. Именно 19 июля 1941 года комендант полевой полиции Минска подписал распоряжение полевой комендатуры о создании гетто, которое было обнародовано на следующий день — 20 июля 1941 года.
Вот выдержка из приказа оккупационных властей:
Приказ
По созданию жидовского (от автора: так в оригинале, однако, далее я заменил это слово) жилого района в г. Менске.
1. Начиная с даты издания этого приказа, в городе Минске будет выделена особая часть города исключительно для проживания евреев.
2. Все еврейское население города Минска обязано после оглашения этого приказа на протяжении 5 дней перебраться в еврейский район. Если кто-то из евреев после окончания этого срока буден найден не в еврейском районе, он будет арестован и строго наказан. Нееврейское население, которое живет в границах еврейского жилого района, должно безотлагательно покинуть еврейский район.
...
4. Еврейский район ограничивается следующими улицами: Колхозный переулок с прилегающей Колхозной улицей, далее через реку вдоль Немигской улицы, исключая православную церковь, вдоль по Республиканской ул., Шорной ул., Коллекторной ул., Мебельному пер., Перекопской ул., Нижней ул., включая Еврейское кладбище, по Обувной ул., Второму Опанскому пер., Заславской ул. и по Колхозному пер.
...
7. Евреям разрешено входить и выходить из еврейского района только по двум улицам: Опанского и Островского. Перелазить через стену запрещается. Немецкой охране и охране службы порядка приказано стрелять в нарушителей.
...
Полевой комендант
Евреи жили во всех районах Минска и его пригородах. Расклеенные везде объявления говорили про то, что «сотня жидов-большевиков была расстреляна». Очередной же указ комендатуры постановлял, что все мужчины в возрасте от 15 до 40 лет должны срочно зарегистрироваться. В случае неподчинения — смерть.
Карта гетто — .
На каждой улице солдаты с металлическими «полумесяцами» на воротничках выискали и хватали мужчин и молодых парней. Они не очень-то обращали внимание на их национальное происхождение. Как правило, немцы не могли определить на вскидку, кто еврей, а кто нет. В итоге согнанные люди были самых разных национальностей. Их отправляли в Дрозды — в лагерь, который находился за городом. Пленных с коротко подстриженными волосами направляли в специальный лагерь для военнопленных в Масюковщине.
В жаркие июльские дни в лагере в Дроздах гитлеровцы собрали около 140.000 людей. Всем было приказано сидеть на земле, тех, кто пробовал подняться, расстреливали на месте. Люди умирали от жажды, но даже еле заметные попытки подойти до ручья, который струился рядом, вызывали автоматные и пулеметные очереди.
Через несколько дней было приказано отделить евреев от остальных пленных. Большинство евреев сразу не поняло для чего это делалось. Только некоторые почувствовав опасность, намеревались оставаться на месте. На пятый день всех гражданских, кроме евреев, отпустили в город. Военнопленные были отправлены в Масюковщину, и только евреев оставили в Дроздах. Им было приказано разделиться на «дипломированных специалистов» и всех остальных. Люди думали, что еврейских инженеров, техников, архитекторов, врачей, художников немцы направят на работу. Около 3.000 зачислили себя в эту категорию, в том числе и те, кто только на словах выдавал себя за таких. Однако, немцы, первым делом, хотели избавиться от людей, которые могли бы организовать движение сопротивления. Следующий приказ нацистов был направлен на выявление врачей и медицинских работников. Их направляли обратно за колючую проволоку. Немцы как огня, боялись вспышек и распространения эпидемий. Поэтому они до поры щадили докторов-евреев.
Уже по дороге из Дроздов многие поняли, что их ведут не в Минск, а в противоположном направлении.... Но еще не догадывались зачем. Через несколько месяцев уже все знали страшное слово «Тростенец». Там, в лагере смерти тысячами убивали людей, нередко доставляли туда в душегубках, отравляя по дороге газами. Трупы сваливали в кучи и сжигали.
Среди жертв Тростенецкого лагеря смерти — тысячи мирных граждан Минска и окрестностей, многие подпольщики и партизаны, советские военнопленные. Как выяснили исследователи, большинство жертв этого лагеря смерти — узники Минского и других гетто Беларуси, а также иностранные евреи из многих стран Западной, Центральной и Восточной Европы. Еврейская интеллигенция из Минска стала одной из первых жертв нацистской машины массового уничтожения в Тростенце. Оставшимся же в Минске евреям, нацисты сообщали, что из Дроздов людей направляют в разные трудовые лагеря и они скоро дадут о себе знать...
Через несколько дней всех евреев из Дроздов пригнали в минскую тюрьму, где их «зарегистрировали», при этом власти демонстративно проявляли особый интерес к их профессии и образованию. Из тюрьмы их всех перевели в гетто.
Всем жителям, не евреям, проживающим в районе, предназначенном для гетто, предоставлялось жилье за территорией гетто. А на их место заселяли евреев. Причем евреям приходилось продавать большую часть своей мебели и вещей, так как в тесном еврейском гетто было очень мало места.
С самых первых дней в гетто сложилась тяжелая ситуация с жильем, царила неимоверная скученность и антисанитария. Бывало, что в одной комнате проживали по нескольку семей. На одного жителя приходилось по 1,2-1,5 кв. метра, не считая детей.
Каждый еврей должен был носить на своей одежде нашивку желтого цвета. Как правило, это были просто куски желтой материи, чаще всего неровно вырезанные кружки. В Минске немцы не требовали, чтобы «желтые звезды» были действительно заездами. Как правило, вопрос отличительного знака для евреев был прерогативой местного начальства и на различных частях оккупационной территории решался по-своему. В Западной Европе это были действительно нашивки в форме шестиконечной звезды желтого цвета. Иногда, например, в Амстердаме, с надписью " Jude " по центру, иногда лишь с буквой " J «. В Центральной Европе — Венгрии, Югославии, — такие же звезды. Но уже без надписи. А в Восточной Европе — каждый местный комендант изгалялся по своему. В Варшавском гетто вообще не было нашивок. Евреи обязывались носить белые нарукавные повязки с синей шестиконечной звездой. В Лодзинском — необходимы были две нашивки — на груди и на спине. В Минском гетто узники обязаны были носить «латы» и на груди и на спине.
Этот знак, повторяющий «магендавид» или «щит Давида», был традиционной эмблемой иудаизма. Впервые его предложил использовать в 1941 году Ганс франк, генерал-губернатор "протектората«Богемия и Моравия, как простое и дешевое средство идентификации евреев на своей территории. С одобрения Гитлера был издан декрет от 5 сентября 1941 года, предписывающий чтобы Schandband (по-немецки «повязка позора») надевалась каждым евреем в этом районе, а потом и повсеместно (с. 218 «Энциклопедия знаков и символов». Москва. «Вече». 1997).
Тысячи евреев, с латками самых разных оттенков желтого, толпились возле здания на Московской улице (за территорией гетто), где временно разместился юденрат (орган управления на территории гетто). Здесь проходила регистрация, всем выдавались паспорта, без которых невозможно было получить еду, жилью и др. В первые дни регистрации в юденрате отметилось более 50.000 евреев. Затем только за один день эта цифра увеличилась до 80.000. А через три месяца оказалось, что и она была значительно уменьшена.
Колонна евреев, направляющихся на работу.
Чтобы поесть, выжить люди продавали свои вещи. Так как денег не было, основной «валютой» в торговле между гетто и «той стороной» служил отрез — своеобразный обменный купон, в первичном своем назначении — материал на мужской костюм или женское платье. Отрезы имелись у многих из жителей гетто, так как в советских условиях их собирание было, пожалуй, самым надежным вкладыванием и сохранением своих сбережений. В гетто отрезы сразу же обрели большой спрос, который не уменьшался до последних дней его существования.
Минское гетто не стали окружать каменной стеной, как было приказано полевым комендантом. В планы немцев совсем не входило обнесение стеной надежно организованное гетто, которое бы существовало долгое время. Власти посчитали достаточным огородить гетто колючей проволокой. Главные ворота, размещенные в конце Шорной улицы, охраняли немцы из ШуПо (Schutz Polizei) и милиционеры еврейской Ordnungsdienst. Со временем сделали еще несколько выходов специально для рабочих колонн, где в качестве охраны дежурила преимущественно еврейская служба охраны порядка. Именно эти, позже оборудованные выходы стали играть главную роль в жизни и сопротивлении минских евреев. Вокруг гетто вскоре обосновались айнзацкоманды (einsatzkommandos), готовые в любой момент хватать евреев, как это делалось в Киеве.
Район Минского гетто, 1941 г.
Как и на всей оккупированной ими территории, нацисты и в Минске применили свою излюбленную тактику: прежде чем приступить к поголовному уничтожению еврейского населения, необходимо ликвидировать его самую активную, боеспособную, способную к сопротивлению часть — мужчин, причем самых здоровых и молодых. Это стало целью облав 14, 26 и 31 августа 1941 года в Минском гетто.
После событий августа 1941 г. большинство евреев все-таки поняло, что каждому из них без исключения, угрожает смерть, что даже «честная работа» или «надежные документы» не могли гарантировать защиту от смерти. Только в августе 1941 -го гетто трижды (14, 26 и 31) узнало массовые облавы, учиненные айнзацкомандами и отрядами литовских фашистов со специально обученными собаками. С побоями и криками тысячи евреев сгоняли на Юбилейную площадь, и оттуда их вывозили.... на Тучинку и на Широкую. До войны на Тучинке размещался штаб шестой дивизии НКВД. Теперь немцы переоборудовали энкавэдэшные строения в тюрьму для евреев, захваченных во время августовских акций — мужчин, женщин, детей. Первым делом всем приказывали выворачивать карманы и раздеваться, затем людей гнали к свежевырытому рву, где пулеметы заканчивали свое омерзительное дело. «Широкой» называли концетрационный лагерь в самом Минске — по одноименной улице, где он размещался.
Люди, схваченные во время облав 14, 26 и 31 августа 1941 года, были вывезены в тюрьмы и расстреляны (всего около 5.000 человек).
Жизнь в гетто с каждым днем становилась все более невыносимой. Гитлеровцы не только уничтожали людей, но и стремились страхом, голодом, издевательствами, тонко продуманным психологическим шоком задушить попытки сопротивления у тех, кого еще не успели убить.
7 ноября 1941 г. немцы осуществили давно задуманную провокацию. Подпольщики узнали, что немцы собираются «урезать» территорию гетто за счет Немиги, ул. Островского и др. густо населенных улиц. По предварительным подсчетам, там жило почти 20.000 евреев. Была развернута работа по предупреждению населения о готовящемся кошмаре, подпольщики старались убедить людей в необходимости найти новое место жительства раньше, чем их придут выселять немцы. Однако, многие относились к этому с покорностью — будь, что будет...
Утром 7 ноября отряды СС и полиции вместе с большим количеством местных и литовских помощников-фашистов вошли в гетто. Остановившись ненадолго на Юбилейной площади, они затем рассыпались по улицам Немига и Островского. Там фашисты начали искать и хватать всех, кто попадался на глаза: мужчин, женщин и детей. Под град ударов и ругань их сгоняли на Юбилейную площадь. Старых и немощных расстреливали на месте — в квартирах, в кроватях. Вся площадь и прилегающие улицы заполнились людьми, на лицах которых был написан неизмеримый отчаянный страх.
Затем поступил приказ построиться в шеренги по 8 человек, людям раздали красные флаги с советской символикой. Мужчинам в первой шеренге дали в руки огромный плакат с лозунгом: «Пускай живет 24-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!» Из юденрата вышли люди в гражданском с кинокамерами. С разных сторон они стали снимать «демонстрацию»: евреям было приказано улыбаться и выглядеть счастливыми, взять на плечи детей и двигаться маршем. Колонна вышла на ул. Опанского, где уже стояла колонна больших черных машин. Через некоторое время эти черные машины, груженные евреями, стали двигаться на Тучинку...
Уцелели единицы. Они и рассказали, что произошло. Немцы выгрузили людей и согнали всех в бывшие складские помещения, которые раньше принадлежали 6-й дивизии НКВД. Теснота там была невыносимая. Люди млели, но не падали — так и продолжали стоять, стиснутые со всех сторон телами. Дети задыхались на руках у матерей. Все страдали от невыносимой жажды. Так их там продержали два или три дня. Затем склады были открыты и, выпустив живых, нацисты отвезли их к свежевырытым рвам, где приказали раздеться и затем расстреляли. Могилы оставили незасыпанными, и из них были слышны тяжелые стоны раненных людей. Из ближайших сел согнали крестьян, которые засыпали эти рвы — могилы. Даже после того, как рвы были засыпаны, земля в них все еще шевелилась...
Согласно информации из юденрата, 7 ноября было уничтожено 12.000 евреев. Ничуть не утешало то, что благодаря действиям еврейского подполья, почти половине жителей «урезанного» района удалось спастись.
Кровавые годы Второй мировой унесли миллионы невинных жизней. Страшные факты геноцида еврейского народа стали известны мировой общественности уже в послевоенные годы. Злодеяния фашистов в отношении беззащитных женщин, детей, больных и израненных людей этой несчастной нации были настолько масштабными и беспощадными, что ужаснули все человечество. В советской исторической литературе евреи позиционируются как безынициативная жертва немецкого террора, и лишь факты, обнародованные в 90-е годы, говорят о том, что даже в Минском лагере шла активная подпольная борьба с ненавистными оккупантами.
Лазарь Ран. Минское гетто
Многие из выживших узников Минского гетто недоумевали, почему партийное руководство города не удосужилось предупредить население о том, чем грозит фашистский плен евреям. Вторжение действительно было неожиданным для союзной Белоруссии, однако большинство политработников хорошо знали об отношении Гитлера к евреям. На произвол судьбы было брошено более 75 тысяч человек этой национальности, проживавших в Минске. Сегодня можно убедиться по сохранившимся свидетельствам современников тех ужасов, а также по обрывкам документов, что администрация города позаботилась об эвакуации не только своих близких, но даже о вывозе имущества. В то же время беременные женщины, грудные младенцы, старики, больные были оставлены ими на растерзание оккупантам. Некоторые, предчувствуя опасность, все же попытались бежать из города, однако почти все вернулись, так как не представляли, какая страшная участь их ожидает. Многие еще надеялись на милость захватчиков, некоторые ожидали скорого освобождения советскими войсками. Отдельные люди пытались прятаться среди русских и белорусов, однако, опасаясь за судьбу своих укрывателей, им пришлось вернуться в город.
Минское гетто было образовано в июле 1941 года и имело сложную структуру. По сути, на территории города находилось три лагеря: Большое, Малое и Зондергетто. Уже через три недели после того как Минск был взят, был издан приказ об образовании еврейской зоны. Границы лагеря проходили от Колхозного переулка по линии одноименной улицы и вдоль Немигской, затем следовали Республиканская, Шорная и Коллекторская. Далее граница тянулась по Мебельному переулку и улицам Перекопской и Нижней. В территорию лагеря включалось Еврейское кладбище, а далее колючая проволока огораживала улицы Обувную и Вторую Опанскую, а также переулок Заславский.
В Большом гетто содержалась основная масса узников, они более других страдали от массовых казней и погромов. Организован лагерь был с самого начала оккупации и просуществовал вплоть до 1943 года. К Малому историки относят район Молотовского радиозавода, а Зондергетто представлял собой отрезки улиц Обувная и Сухая. Все помещенные в лагерь узники были обязаны собрать и передать командованию все золото и деньги, кроме того, были взяты заложники, многих из которых убили. На каждого взрослого человека предоставлялась площадь не более 1, 2 метров, а в период сокращения лагеря действовали и еще меньшие нормы.
Официально приводимые данные о количестве массовых расстрелов и погромов следующие:
1. дневных погромов не менее 5-ти: в ноябре 1941, марте 1942, июле 1942, октябре 1943 гг.;
2. ночных погромов не менее 5-ти: в марте и апреле 1943 года.
В реальности погромов было, конечно, больше, а убийства не прекращались ни на один день. По сути, по той или иной причине погибало несколько узников, так как гауляйтер наделил охранников правом расстрела любого подозрительного еврея. Несчастные могли быть убиты даже при попытке подойти к колючей проволоке, окружавшей лагерь, поэтому цифры статистики весьма недостоверны и занижены.
Основная задача немцев сводилась к уничтожению несчастных узников, однако сделать это единовременно было практически невозможно. Массовое истребление могло вызвать серьезный протест и вылиться в отчаянное восстание, поэтому был разработан план методичного убийства людей. Уничтожение велось по заранее установленному плану. Сначала в лагере были созданы очень тяжелые условия и вырезаны самые сильные и инициативные. Практически сразу по вступлении в город фашисты разделили «жидов» и нееврейское население, затем из среды евреев выделили самых образованных и также немедленно их ликвидировали.
Узникам не поясняли, зачем проводится такой отбор, поэтому многие из них добровольно рассказывали и о своей квалификации, и о прошлой жизни и работе. Единственным звеном интеллигенции, которое до определенного времени фашисты не трогали, были врачи. В условиях чрезвычайной антисанитарии гитлеровцы сильно опасались эпидемий, которые не щадили ни пленных, ни самих оккупантов, поэтому даже в некотором роде поощряли медицинскую деятельность в гетто. Так как деньги и драгоценные металлы были изъяты сразу, роль денег стали выполнять отрезы ткани, которые сохранились в некоторых семьях. Их обменивали на продукты питания и предметы первой необходимости у населения за пределами лагеря. Такой обмен, порой, был смертельно опасен, так как узникам запрещалось даже подходить к ограждению.
Кроме периодических массовых убийств, фашисты практиковали активную провокационную деятельность. На территории лагеря действовали подпольные группы сопротивления и за оказываемую им помощь или даже малейшее подозрение следовала кровавая расправа. Также был введен комендантский час, все евреи были обязаны получить специальные паспорта, а также разместить на хорошо просматриваемых местах списки проживающих в комнатах и квартирах. Работа не предоставлялась, а выходить из лагеря разрешалось лишь в строго установленных случаях. По большей части евреи имели нестабильные заработки и жестоко голодали.
Кроме физических издевательств и открытого уничтожения, немцы усиленно использовали средства психологического давления. Так, среди нееврейского населения проводилась антисемитская агитация, а сами узники всячески унижались. Евреи выставлялись виновниками сталинских репрессий, невзирая на то что многие из представителей этой нации были репрессированы. Гауляйтером были установлены специальные знаки позора для несчастных в виде лат из желтой ткани. Вообще, для выделения евреев было характерно размещать на их одежде отметки из желтого материала в форме шестиконечной звезды, однако начальникам лагерей в этом вопросе предоставлялась свобода выбора, и каждый мог издеваться так, как хотел. Ценными в плане описания жизни в Минском гетто являются работы Абрама Рубенчика. Автор интересных и правдивых рассказов о лагере сам побывал в его условиях в юном возрасте. Враги не сломили его духа, и все время пребывания в этом наземном аду он думал лишь о том, как отомстить ненавистным фашистам.
О жестоких расправах немцев над евреями до сих пор ходят легенды, тем не менее даже самые страшные из них не могут отразить того кошмара, который происходил в реальности в Минске и его окрестностях. За колючей проволокой в неимоверной тесноте томилось более ста тысяч напуганных и обреченных людей. Мучители выводили толпы с детьми на улицу, выстраивали их рядами, вручали им советские плакаты и транспаранты и глумились над узниками. Их заставляли улыбаться и сажать детей себе на плечи, после чего сволакивали в закрытые и душные ангары и оставляли без воды и еды на несколько дней. Люди не падали, поскольку их тела плотно подпирались в невообразимой тесноте. Многие так и умирали стоя, дети погибали на глазах обезумевших матерей. Оставшихся в живых после этого ужаса приводили к оврагам и расстреливали по-очереди. Могилы не засыпали, и из них еще долго можно было услышать стоны смертельно раненых узников, погребенных под трупами. Через некоторое время тела все же покрывали песком, землей и снегом, однако, по словам современников, поверхность могил в отдельных местах была не спокойна.
За весь период существования гетто в Минске немцы планомерно его сокращали. Жителей из «обрезанных» районов вывозили в специально организованные подразделения по уничтожению людей. Немецкое руководство не стеснялось даже самых бесчеловечных средств умерщвления, и в целях экономии старалось не расходовать патроны. На несчастных испытывали химические вещества, новые медицинские препараты и прочие методы. Евреи стали тем «расходным материалом», который безжалостно использовал вермахт. Цифры, которые приводятся даже в официальной статистике, поражают воображение современного человека. За один день могло быть убито несколько тысяч человек. Так, 28 июля 1942 года было убито около 25 тысяч человек, а в октябре 1943 - 22 тысячи.
Однако сопротивление сломлено не было. Несмотря на то, что большинство узников избавились от партийных билетов, многие из них продолжали надеяться на скорую победу советской армии и освобождение. Свыше двадцати двух организаций партизанского характера действовало на территории, огороженной колючей проволокой. Сегодня нам известны славные имена этих отважных людей. Череда их имен золотыми буквами вошла в Отечества. Смольский, Шуссер, Левина, Кисель, Кривошеина и многие другие под угрозой страшной опасности поддерживали партизан. Многие из подпольщиков, проработав длительное время в гетто, уходили в партизанские отряды и продолжали бороться с захватчиками. Огромное количество верных отечеству людей погибли от рук фашистов, но были и те, кто увидел конец ненавистного гетто в 1943 году.
Мемориал «Яма» расположен на улице Мельникайте в Минске и посвящён жертвам холокоста
Вспоминать о жертвах холокоста тяжело, но совсем нелегко видеть, как стираются в памяти людей события тех далеких лет. Сегодня по нашей стране свободно разгуливают бритые парни со свастикой, попирая память свои предков бездумным поклонением фашизму. На постсоветском пространстве забыли о страшных преступлениях Вермахта и пытаются приравнять его к советскому режиму, поэтому мы будем вновь и вновь напоминать о случившемся, чтобы избежать подобного в будущем. Злодеяния фашистов, захлебнувшихся кровью беззащитных младенцев и слезами матерей, заслуживают вечного порицания.
