Есть форма, и есть содержание. Что для вас важнее: ссохшаяся, рассыпающаяся, вся изъеденная пищевой молью конфетка, завернутая в радующую глаз дорогую сверкающую обертку, или же свежайший, вкуснейший, полезнейший кондитерский продукт, обернутый наспех в обрывок измятого, искромсанного, но чистого клочка бумаги?
Так и картина Босха, показывает не форму, но само содержание этого мира, саму суть его. Люди слишком хорошо, прям таки профессионально, научились скрывать за великолепием формы, пустоту содержания. Они и всерьез уверовали, что суть вещей меняется от переклеивания ярлычка на них. Например, с яда на пищу, правда, как-то интересно они в это уверовали, сами-то они такую пищу есть не станут, а другим будут предлагать, правда, если манится, выгодно это сделать, и еще за это да ничего да не будет. Здесь, разумеется, я говорю о произвольном нарушении людьми морально-этических законов, физические-то никто нарушать не пытается: чревато.
И вот из таких деталей усердно, кропотливо, всю жизнь на это положив, не жалея ни сил, ни средств, люди создают отличный от Божьей реальности свой собственный мир – мир кривых зеркал.
Внешне все вроде бы приглядно, а что неприглядно -- все стараются не замечать, не обращать внимания, исключая из существования, в этом своем построенном для своего удобства мирке.
Вот это и есть то самое главное, что смог показать Босх на своей картине! Все остальное мелочи, детали. На некоторых, однозначно мной понимаемых, я хотел бы ненадолго остановиться, и прежде всего, на фигурах разбойников и их окружении. Вот посмотрите на окружение нижнего разбойника. Можно подумать что это какие-то закадычные дружки сошлись вместе поспорить, поразболтаться о чем-то. Не видно в их лицах какой-либо ненависти, неприязни друг к другу. Разбойник вроде бы и обернулся, оскалившись, но как-то все похоже на то, будто трое друзей подловили четверного на какой-то его промашке, оплошности, и готовы уже вот-вот разразиться дружеским веселым смехом, на его, больше показной чем фактический оскал, недовольной гримасы.
И разбойник верхний, его очеловеченное хотя бы и ужасом происходящего лицо, лицо окруженное злорадством отторжения и неприязни, к чему-либо способному отличаться от их лживого несуществующего мира, ужасающегося им. Это лицо -- для них лицо чужака, против которого противопоставлены они своим злорадством (правый персонаж) и фундаментальным принципиальным неприятием (левый персонаж – так же все в правом верхнем углу картины).
О том, что на картине показана именно сущность, а не форма этого мира, говорит и само физическое несоответствие определенных явлений. Смотрите, с какой легкостью несет огромный тяжелый крест изможденный Христос, словно и не чувствуя его вовсе. И с каким титаническим усилием вцепился в него, пытаясь приподнять хоть кончик, здоровенный откормленный киринеянин. И непонятно -- то ли он помогает, то ли еще и сам повис. Крест берут и несут его не физической силой, а мощью и стойкостью духа!
Вглядитесь еще раз в картину, в эту вселенную-человечества:нет, конечно я понимаю что это лишь физические термины, но… вглядитесь в эту малую толику светлого барионного вещества – светящихся звезд, галактик… -- потенциала жизни, и окружающее все это, пытающееся поглотить черное вещество, темная энергия. Семьдесят процентов зла этого мира против тридцати – добра, да кабы и не поболе.
Людям, создавшим свой жалкий мирок сплошь из кривых зеркал, вдруг явлено было маленькое прямое зеркальце правды. И как вы думаете, те, кто всю свою жизнь любовался своими лживыми, рисованными лишь волей воображения, такого же извращенного своего, морально-этическими образами, и вдруг взглянув в это зеркало светлой души иного мира… вот эти люди, столь уютно до этого чувствовавшие себя в кривде своей, вдруг хоть одним глазком да увидевшие все это безобразие личин своих, эти люди захотели бы, не побоялись бы, признать реальность -- реальностью, а ложь – ложью, ну а признавшего это (хоть и частично), ждет уже следующий шаг, трудный, тяжелый, почти и не возможный – шаг по тернистой тропе очеловечивания (даже еще и не обожения!) -- так что же произошло бы с основной массой людей увидев они то что видел Босх?! Из всех черных людей на картине, только один не побоялся искоса, в щелочку век, одним глазком взглянуть в это прямое зеркало и… ужаснуться! Это раскаивающийся разбойник, в верхнем правом углу картины. А остальным лучше, проще и привычнее – разбить зеркальце, и дальше жить покойно в своей иллюзии.
И все-таки нет пессимизма – один процент! Он есть: Соль не потеряет силу, / И маячит правды свет! / Путь тернист – всегда так было… / Но иного к правде нет! (М. Предзимний)
И в заключение, к этим чертам картины, хотелось бы приложить и стихотворение с эпиграфом, написанное по ее (картины) сюжету.
По мосту над бездной
Хотел раскрыть в стихе свое однозначное понимание картины Иеронима Босха «Несение креста». Писал, думая о ней и… раскрыл ее, в общем и целом, не раскрывая ни одной конкретной черточки. Так получилось – хорошо ли, плохо? Но боюсь, людям эта связь рифмованного слова с рисованной картиной будет непонятна. Тогда, в двух словах поясню: художник смог показать на этой картине реальность! Этот фактический мир, реально существующий, тот который большинство в нем живущих, старается не замечать. Все стараются соблюдать некую форму, зачастую прямо противоположную их фактическому содержанию. Стараются, изо всех сил, обмануть себя и других и это став неким правилом, нормой воспринимается всеми логично, закономерно и, самое страшное! – должно! Эти люди на картине, как и в жизни, не видят своего морально-нравственного уродства, в их норме становится ненормальным человеческое лицо Христа, как и человеческий ужас одного из разбойников. На этой картине, не отдельный эпизод, а вся история человечества, в которой.., а впрочем, читайте дальше уже сами, без подсказок:
Был создан мир как есть: из света!
Но людям захотелось тьмы:
Дабы, так жить с душой раздетой --
Чтоб без стыда и без вины!
И титаническим усильем,
Всю жизнь на это положив,
Они иллюзию творили,
На тьму и свет мир разделив!
Завидно было то упорство
Забыты совесть, разум, страх!
Их целью стало Богоборство,
С молитвой к Богу на устах.
И приходили к ним пророки,
Открыть закрытые глаза,
Но оставались одиноки,
В пустыню обратив уста.
И так из года в год, век в век,
От Бога отделяясь,
Мир лжи, иллюзий человек
Все строит изгаляясь.
Тогда о чем же сожалеть,
На страшном том суде? --
Что вечно им дано и впредь,
Ничем быть и нигде…
9. Гентское «Несение креста» Иеронима Босха как памятник христианской мысли
Евангельский сюжет и «пятое стояние»
егодняшняя лекция будет посвящена одной знаменитой картине Босха, а именно картине, которая называется «Несение креста» и находится в музее города Гент. Гентское «Несение креста» еще называют эту картину. Мы внимательно будем рассматривать эту картину и вдумываться в ее смысл, в том числе в скрытый смысл. Для этого нам понадобится контекст, для этого нам понадобится евангельский текст, и вот как раз с евангельского текста я и хотел бы начать.
Подробнее всего из евангелистов о несении креста повествует евангелист Лука. В 23 главе своего Евангелия апостол евангелист Лука говорит: «И когда повели Его <имеется в виду Христа>, то, захватив некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нес за Иисусом. И шло за Ним <за Христом> великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! Тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?»
Здесь надо сказать, что в католической церкви существует достаточно подробно разработанный канон изображения крестного пути Христа, или по-другому этот сюжет называется «шествие на Голгофу», или по-другому еще называется «несение креста». В целом этот сюжет включает в себя в католической традиции так называемые 14 стояний. Начинаются они все еще до того, как на Христа возлагают крест, и потом подробно, шаг за шагом эти 14 стояний, следуя одно за другим, приводят Христа на Голгофу, далее следует распятие и положение во гроб. Т.е. на самом деле 14 стояний относятся не к пути Христа после суда на Голгофу, а ко всему сюжету распятия.
Что касается собственно центральной части этой истории, а именно несения креста, на Христа возложили крест и заставили его нести, а потом еще Симона Киринеянина заставили этот крест нести, по одной версии, по другой версии поддерживать, помогать Христу нести этот крест. Так вот, что касается собственно центральной части сюжета, несения креста по Иерусалиму, то здесь особенно важно выделить пятое стояние. Оно как раз имеет аналог, точнее, описание в евангельском тексте. «Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его», – говорит нам евангелист апостол Матфей.
Шестое стояние – когда святая Вероника отирает платом своим лицо Иисуса Христа и, как мы знаем по легенде, лик Христа отпечатывается на этом плате, отсюда происхождение иконного образа Спас Нерукотворный. В Евангелии этого эпизода нет, это уже не Священное Писание, это священное предание. И восьмое стояние, к которому точнее всего подходит цитата из евангелиста Луки: «Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших…» и т.д. – это тот текст, с которого я, собственно, начал лекцию.
И вот европейские художники, в отличие от художников византийских, а потом и древнерусских, изображая крестный путь Христа, путь на Голгофу, чаще всего как раз ориентируются на эти 14 стояний, в том числе на пятое, шестое и восьмое, о которых я только что сказал. Ну, и т.д. Вообще все стояния имеют некую традицию иллюстрирования.
Предшественники Босха: Уголино ди Нерио, начало XIV в.
Давайте посмотрим на один средневековый пример – пока это не Босх будет. Это Уголино ди Нерио, «Путь на Голгофу», хранящийся в Лондоне, в Национальной лондонской галерее, прекрасная средневековая работа, ранний XIV век. Здесь мы хорошо видим как раз, какой именно эпизод из истории о несении креста иллюстрирует художник. Мы видим Христа в центре, несущего крест. Фигура Христа выделена очень отчетливо центральным положением, цветом одежд, самим крестом, который он держит на плече. Со всех сторон Христос окружен людьми, которые влекут его на казнь, это мужчины разного возраста: и солдаты – это видно по доспехам и оружию, и те самые фарисеи и книжники, которые способствовали тому, что Христа ведут на распятие. Они на шею ему накинули веревку, они его тащат, толкают, они ему что-то говорят и угрожают ему, мы видим это по жестам. А Христос оборачивается назад, и сзади, мы видим, слева стоит Богоматерь и другие женщины, возможно, будущие жены-мироносицы, дщери иерусалимские, и это как раз тот самый эпизод, когда Христос, обращаясь к дщерям иерусалимским, говорит, что «не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших», и т.д.
Перед нами вполне такое традиционное, множество раз (с различными вариациями) множеством художников средневековых повторявшееся изображение, которое использовалось либо как часть алтарного изображения, допустим, одна из створок алтаря, либо как центральная часть алтаря. И фрески на этот сюжет есть. Чаще это живопись по дереву, т.е., в общем, то, что можно назвать иконным образом. Конечно, мы видим, что Христос здесь еще обозначен, кроме прочего, еще и нимбом, также как Божья Матерь. Здесь абсолютно не возникает у нас никаких вопросов к изображению, кто есть кто на нем. Группа же влекущих на казнь дана обобщенно, воины вообще слиты в одну массу. И разного возраста – мы видим это по цвету бород, по вихрастости или плешивости голов – жители Иерусалима, понятно, что они, в общем, все, скорее всего, радуются тому, что Христа ведут на казнь.
Правда, стоит обратить внимание на самую крайнюю правую фигуру – седобородого старца, который выделяется и одеждами своими длинными, фиолетово-синими, и каким-то приветливым выражением лица, и рукой, которой он указывает вперед. То ли он радуется, что скоро уже Голгофа и как бы подгоняет таким жестом Христа, то ли указывает Христу на место его будущего погребения, на пещеру. И тогда, возможно, это фигура одного из тайных учеников Христа Иосифа Аримафейского, который, как мы знаем, был одним из иудеев и книжников, тайно исповедовал христианство, поддерживал Христа и потом, после распятия, выкупил его тело, обвил пеленами, положил во гробе своем в пещере, которая ему принадлежала. Но это все, в конце концов, некие версии, в которые мы не будем сейчас подробно углубляться, а последуем дальше.
Предшественники: Барна да Сиена, 1330-1350 гг.
Еще два изображения, которые можно отнести к позднему Средневековью. Первое – сиенского художника Барна, которого обычно называют в традиции искусствоведческой Барна да Сиена. 1330–1350 – такова приблизительная датировка этой иконы. Вот этот образ. Мы видим внизу слева фигуру молящегося монаха, понятно, что она к сюжету не имеет никакого отношения. Мы видим фигуру Христа, несущего крест. Опять те же алые одежды, что были у Уголино. Та же поза, т.е. он как бы обернулся не совсем назад, но как бы на нас, и возможно, это изображение тоже касается речи, обращенной к дщерям иерусалимским.
Но никаких других персонажей здесь нет. Христа изображали и вот так, несущего крест, тем самым подчеркивая как бы другие смыслы, т.е. не столько повествуя о сюжете, изображая многочисленных персонажей, толпу, воинов и т.д., а просто выделяя Христа, несущего крест, как главный смысл этой композиции. Такая традиция в европейском искусстве тоже существовала – изображение Христа, одиноко несущего свой крест. Понятно, что здесь тем самым акценты меняются, все внимание зрителя сосредоточено только на главном, на основном: вот Христос, несущий крест, и это образ для поклонения и размышления, потому что ведь сказано, что и каждому человеку нужно взять свой крест и следовать за Спасителем.
Предшественники: Андреа ди Бартоло, ок. 1400 г.
Другой образ, чуть более поздний, но больше напоминающий Уголино, – это Андреа ди Бартоло, образ, который датируется примерно 1400 годом и сейчас хранится в Мадриде, в музее Тиссена-Борнемисы. Здесь мы видим опять же знакомый нам сюжет, ту самую стансу, когда Христос обращается к женам иерусалимским, вот они сзади. Богородица протянула руку в направлении Спасителя, своего сына, он обернулся назад, его толкают в спину. Воин с мечом отгоняет женщин, из башни городских ворот выходит вооруженный отряд, вооруженный отряд и перед Спасителем. В общем, мы видим знакомую нам картину.
Обратите внимание, что появляется фигура и Симона из Кирены, которая поддерживает крест. Она в центре, чуть левее и выше головы Христа. Мы видим человека в такой характерной шляпе и желтом плаще, который поддерживает снизу крест, как бы взваливает его себе на плечо. И он единственный в этой группе, который помогает Христу, остальные все его либо тащат на веревке, либо толкают в спину, либо просто окружают плотной толпой вот этих воинов, которые явно недружелюбно настроены к Спасителю. Мы знаем, что и дальше они будут над ним глумиться, делить его одежды и т.д. Т.е. Христос окружен врагами. Единственный помощник – это Симон из Кирены. Ну, и Богородица и жены иерусалимские сзади, которых оттесняет воин с мечом.
Мы видим, что разные художники, жившие в разное время, используют целый ряд устойчивых, повторяющихся мотивов. Рассмотренные нами три изображения говорят о том, что явно существует канон изображения этой сцены, и как крест лежит на плече, и как выглядит Христос – он опять же в этом розово-алом, и т.д.
И. Босх. Створка алтаря из Венского музея истории искусств, ок. 1500 г.
Если мы от этих рассмотренных изображений сделаем еще один шаг вперед примерно на сто лет и посмотрим на картины и алтарные образы, которые принадлежат кисти Босха, то увидим много интересного и существенно нового. Но тем не менее мы, конечно, увидим и много уже нам хорошо знакомого и привычного. Т.е. в каком-то смысле можно сказать, что и за сто лет традиция особо не прерывалась и очень многое в ней сохранилось. Давайте начнем смотреть картины Босха, а их всего три до нас дошло на сюжет несения креста, вот с этого образа, который хранится в Венском музее истории искусств. Это створка несохранившегося алтаря.
Мы здесь видим уже хорошо нам знакомую сцену: Христос несет на плече крест, сзади есть человек, который вроде бы пытается этот крест поддерживать, он в красном и такой зеленоватой, малахитового цвета накидке на голове, скорее всего, это и есть Симон из Кирены. Он у левого края изображения. Но в основном Христа окружает толпа его преследователей и недругов. Его и тащат на веревке, и бичуют при этом. И воины, и жители Иерусалима, плотной толпой собравшиеся вместе, провожают Христа на казнь.
При этом в нижней части изображения мы видим двух разбойников. Т.е. здесь у Босха объединены как бы разные мотивы. Два разбойника, один в левом нижнем углу, другой в правом нижнем углу. Один из них исповедуется монаху… Босха и его зрителей не смущает явный анахронизм: откуда в сцене несения креста католический монах в характерной одежде с капюшоном, с Библией, которая лежит у него на коленях? Такой анахронизм вполне в ту эпоху допускался и никого не смущал. И мы вспоминаем, что действительно в сцене распятия участвуют еще два важных персонажа – разбойники, между которыми был распят Христос.
Один из них, как мы знаем, называется благоразумным в христианской традиции, это тот разбойник, который на кресте уже покаялся и попросил Христа, чтобы тот простил его и помянул во Царствии своем. И Христос ему говорит: «Будешь же сегодня со мной в раю». А второй разбойник – неблагоразумный, нераскаявшийся, злодей закоренелый, который до последней минуты, рядом находясь на кресте с распятым Спасителем, злословил его, ругался и не хотел попросить прощения. И вот две фигуры здесь у Босха, скорее всего, ясно изображают этих разбойников. Справа, тот, который исповедуется, – это, видимо, тот, который покается, благоразумный разбойник, а слева, который как-то весь согнулся, обмотанный веревками, и что-то пытается, судя по всему, кричать, протестовать, – это, видимо, будущий нераскаявшийся разбойник. Им всем троим суждено быть распятыми на Голгофе.
И. Босх: «Несение креста» из Королевского музея, Мадрид, 1498-1516 гг.
Следующее изображение, на которое мы посмотрим тоже достаточно бегло, – вторая картина Босха на тот же сюжет несения креста, которая датируется 1498-1516 годами, примерная датировка, достаточно большой временной промежуток. Сейчас она находится в Мадриде, в Королевском музее. Здесь мы видим тоже хорошо, в общем, нам знакомую композицию. Вот эта фигура в центре над крестом, над Христом, такого лысого человека, который собирается бичевать Христа, размахивает бичом или веревкой, она буквально повторяется и на предыдущей работе. Мы видим эту фигуру, только перемещена она чуть левее.
Здесь мы также видим, что Христос оборачивается и смотрит, правда, не назад, а скорее на нас. И здесь мы видим фигуру человека, который поддерживает крест. Здесь он представлен в белых одеждах. Но головной убор его на самом деле повторяет по форме головной убор того персонажа, которого мы посчитали Симоном из Кирены на венском изображении.
Давайте еще раз взглянем на него, на головной убор. Вот эта фигура слева, и мы видим такой накинутый на голову платок. Здесь он такой малахитово-зеленый, а одежда красная, а здесь он белый и одежда белая, но персонаж, тем не менее, вполне узнаваемый, и форма головного убора тоже абсолютно узнаваема. Так что, скорее всего, это еще одно доказательство, что перед нами один и тот же персонаж – Симон из Кирены.
На этом мадридском изображении уже очень ясно он поддерживает крест. Он не просто ладонь на него положил, как в венской части алтарного триптиха, а здесь он прямо двумя руками снизу явно поддерживает крест, помогая Христу его нести. Больше не помогает никто. Слева, в левом верхнем углу, мы видим несколько лиц стесненной толпы. Там люди в разных головных уборах, кто-то смотрит в фас, кто-то в профиль, они все участвуют в этой сцене как недруги Христа, влекущие его толпой на казнь. Некоторые вопросы вызывает фигура пожилого старца с седой бородой, который обнял Симона из Кирены одной рукой за плечи, а судя по левой руке, где отставлен указательный палец, он ему что-то важное говорит, что-то втолковывает, что-то объясняет, а Симон его, судя по всему, внимательно слушает. Возможно, это опять же кто-то из тайных учеников Христа, может быть, Иосиф Аримафейский. Но явных указаний на это у нас здесь нет.
Два слова о фоне. И в этой работе Босха из Мадридского королевского музея, и в этой работе из Венского музея истории искусства мы видим, что есть некие элементы ландшафта, какой-то условный пейзаж здесь намечен. И, судя по всему, Босх как бы изображает землю такую выжженную, сухую, какие-то окрестности Иерусалима, Христа уже вывели из города. А на мадридской работе виден город вдалеке, ясно, что изображен тот самый Иерусалим. То, что он изображен как современный европейский город, никого опять же не смущает. И там еще такой пустой луг, и на лугу мы видим фигуру в красном и склоненную фигуру в темно-синем. Очевидно, что это апостол Иоанн в красном и Дева Мария, мать Христа, которая горько, видимо, рыдает и припала к апостолу Иоанну, а он ее утешает, обняв за плечи. Т.е. на самом деле та группа женщин, которую мы видели на средневековых изображениях, здесь отсутствует, но зато есть в отдалении Мария.
Спокойствие Христа в венской и мадридской картинах Босха
На что еще важно обратить внимание, прежде чем мы перейдем к основной работе, которой мы сегодня посвятим нашу лекцию? Посмотрите вот на этот образ из Мадрида. Христос исключительно спокоен, можно сказать, что его лицо даже задумчиво. Никакой нет экспрессии, никакого нет драматизма в чертах его лица. Он не страдает, не мучается, не рыдает, не говорит какие-то важные пророческие или последние слова, не пророчит никому гибели – он внимательно и задумчиво смотрит на нас. Лицо такое, словно художник хочет нам сказать, что Христос как бы и здесь и не здесь, он как будто не участвует в этой сцене. С одной стороны, мы видим по его согбенной, склоненной фигуре, по его позе, что ему тяжело нести этот крест. А лицо говорит нам об обратном: что нести крест ему, в общем-то, не очень тяжело. Да, и на голове его еще мы видим при этом терновый венец, т.е. страдания он испытывает ото всех сразу. И от тернового венца, и от тяжести креста, и от того, что его еще по дороге толкают, бьют и стегают, и все равно у него такое отсутствующее выражение лица.
И здесь, скорее всего, Босх напоминает нам о том, что – это важная богословская часть смысла – Христос ведь не только человек, страдающий в своей земной плоти, но одновременно вместе с тем он и Бог, и как Бог он, конечно, вечен. Он как бы и присутствует здесь в полной мере и переносит все тяготы крестного пути, но в то же время как Бог он созерцает происходящее как бы со стороны, ибо именно он скажет: «Прости им, Отче, они не ведают, что творят». Т.е. он будет прощать своих мучителей и на кресте молиться за них.
Если мы посмотрим на венское изображение, в чем-то более традиционное и больше напоминающее средневековые многофигурные изображения, то мы видим, что здесь Босх дает нам голову Христа в профиль. Он смотрит перед собой, вперед и вниз. Это изображение опять же подчеркивает ту же примерно мысль: Христос как бы, по сути дела, сосредоточен на своей мысли, на выполнении своей миссии, своей роли в данном случае, он в каком-то смысле, будучи центральной фигурой сцены, при этом в этой сцене как бы не участвует. В отличие от других персонажей, которые как раз вполне себе драматично показаны: кричат, поднимают руки, жестикулируют, взмахивают веревкой, смотрят в разные стороны и т.д. Христос отвернулся от нас, он смотрит перед собой, он показан в профиль и не участвует в этой сцене. Или почти не участвует, если говорить о выражении его лица. А фигура, безусловно, центральная.
Христос закрывает глаза
И вот сейчас, после этого короткого предварительного обзора, касающегося этого сюжета у разных европейских художников, в том числе у самого Босха, мы переходим к главной картине, о которой сегодня идет у нас речь – «Несение креста» из гентского музея. Гентское «Несение креста» датировано 1500-1516 годами, т.е. фактически все изображения Босха, которые мы смотрим, их три и это третье, по времени близки друг к другу и можно сказать, что разрыв во времени очень небольшой. Какое точно из них написано раньше и какое позже, искусствоведы сказать затрудняются, но если мы вглядимся в саму работу, то увидим, что именно здесь, в гентском «Несении креста», Босх как будто приходит, постепенно его нащупывая, к некоему новому, другому решению этой сцены.
Во-первых, он убирает пейзаж. Здесь использован прием крупного плана: все квадратное изображение заполнено головами, лицами, этой самой толпой, окружающей Христа, которого влекут на казнь. Лицо Христа по-прежнему в центре. От креста, который на предыдущих изображениях достаточно ясно обозначен, остался только один брус, который составляет половину диагонали этой работы. Тем самым как бы еще больше подчеркивается, что лицо Христа находится в центре изображения, а все остальные персонажи, лица их, располагаются вокруг него.
Конечно, первым делом зрителю бросается в глаза, что Христос на этой гентской картине опустил веки, закрыл глаза. Он не просто отвернулся в профиль, не просто задумчиво и отрешенно смотрит на нас, как это было в мадридской и венской картинах. Он закрыл глаза, он подчеркнуто не смотрит на нас и на все происходящее вокруг него. Это новое решение. Во всех рассмотренных прежде изображениях мы не видели такого приема – Христа с закрытыми глазами.
Если мы дальше начнем внимательно рассматривать эту картину, то увидим, что, безусловно, очень заметен контраст между закрытыми глазами Христа и выпученными, вытаращенными, буквально вылезающими из орбит глазами окружающих его людей из этой толпы. Вот давайте посмотрим, например, на этот крупный план. Правое лицо – нераскаявшийся разбойник, мы видим это по веревкам, которыми он связан. Он что-то кричит, лицо его перекошено злобной гримасой. А вплотную приблизившись к нему, в лицо ему тоже что-то кричат, выпучив глаза, двое из тех, кто влекут всех троих на казнь.
Вот укрупненный центр картины, и мы видим, что голову Христа, спокойное, как будто заснувшее лицо, закрытые глаза плотно окружают со всех сторон люди, которые вытаращили глаза, сверкают глазами и что-то кричат и говорят. Правый нижний угол: вытаращенные глаза кричащего человека. Правый верхний угол: широко раскрытый, как буква «о», рот что-то кричащего человека, который сверкает из-под бровей глазами. Сзади Христа два лица вплотную к нему: тоже сверкают глаза, открытый рот у человека в левом нижнем углу, и, судя по жесту его руки, он тоже что-то такое говорит, втолковывает, кричит Христу, продолжая, возможно, с ним спорить даже в этой ситуации. Мы видим, что контраст очевиден: даже лицо Христа написано по-другому, в другой несколько манере, светлее кожа и т.д. Но главное – мы видим, что он как бы безучастен, он закрывает глаза, он не хочет в этом принимать участие. Не хочет и не принимает. Вокруг него кричат, таращат глаза, а он молчит и закрыл глаза.
Спутники с закрытыми глазами
Вернемся к картине в целом. Продолжаем ее рассматривать и видим, что на самом деле Христос не единственный, кто закрыл глаза на этой картине. Есть еще единственное женское лицо в левом нижнем углу. Женщина отвернулась от нас, она показана в профиль. Она закрыла глаза, уста ее сжаты, а в руках она держит ткань. И мы видим на ткани этой отпечатавшийся лик Христа. Конечно, мы сразу по всем этим атрибутам узнаем ту самую святую Веронику, которая дала Христу полотенце, плат утереть пот с чела. Вероника, также как и Христос, закрыла глаза и молчит.
Если мы продолжим внимательное разглядывание, то увидим еще одного человека, глаза которого не вытаращены, не сверкают, не смотрят никуда. Они вообще не видны, они в тени, глаз нет. Это человек, который находится влево и выше от Христа и который двумя руками ухватился за брус креста, задрав, запрокинув голову – нам показаны его подбородок, губы, ноздри, а дальше все уходит в тень. Не очень понятно, толкает ли этот человек крест вниз, как бы усиливая страдания Христа, или, наоборот, пытается его удержать, подтянуть немножко вверх, чтобы Христу было легче нести этот крест. Если верно второе, то, скорее всего, это тот самый Симон из Кирены. Мы не можем по положению рук точно понять, в каком направлении, вверх или вниз он толкает крест. Но то, что он молчит и глаза его закрыты, указывает скорее на то, что это, также как и Вероника, один из сторонников Христа.
Давайте теперь посмотрим на правый верхний угол. Там мы видим фигуру благоразумного разбойника. Он закатил глаза, лицо его искажено страданием. Мы видим, что рядом с ним, справа от него, контрастная голова с вытаращенными глазами и открытым в крике ртом. Вот крупный план этой части картины. Здесь хотя глаза, формально говоря, плотно и не закрыты, но они закачены так, что фактически этот человек, этот благоразумный разбойник в данный момент как бы лишился зрения, он не видит ничего. Чело его обращено вверх. Он тоже, по сути дела, противопоставлен – вот хорошо очень видно на этом парном сопоставлении двух голов – людям, которые окружают его.
Наконец, еще два персонажа. Все головы на этой картине можно условно разделить на три яруса: верхний, средний и нижний. И вот в верхнем ярусе между двух лиц затесалось как бы не до конца написанное, загороженное от нас чьим-то профилем лицо человека с седой прядью и седыми усами, который, кажется, даже улыбается, и глаза его закрыты. Молчаливый свидетель, не кричащий, не таращащий глаза, в отличие от лица справа. Этот человек, судя по его закрытым глазам, возможно, тоже принадлежит к числу тайных учеников Христа. Может быть, это и есть старец Иосиф Аримафейский.
И, наконец, между двумя головами кричащего иудея, вытаращившего глаза, и что-то злобно в ответ хрипящего нераскаявшегося разбойника мы видим голову человека, который закрыл глаза, опустил веки, губы его тоже в улыбке, а на голове у него такой характерный остроконечный колпак, где доминирует синий цвет. Очень интересно, что такую же фигуру мы видим и на венской работе Босха. Здесь в верхнем ярусе среди фигур, влекущих Христа на казнь, есть один человек, один персонаж, который отличается от всех. Он закрыл глаза, опустил веки по крайней мере, и на голове у него синий остроконечный колпак с оторочкой, украшенный каким-то украшением, может быть, звездой, драгоценным камнем. И этот человек, закрывший глаза, в синем колпаке тоже с богатой оторочкой, – возможно, один и тот же персонаж.
Система противопоставлений
Посмотрим еще раз на картину в целом, соберем вместе наши наблюдения и попробуем сделать какой-то вывод. Итак, мы видим, что на самом деле перед нами целая система противопоставлений. Во-первых, перед нами Христос, который противопоставлен всем окружающим. Но, во-вторых, перед нами группа персонажей, как бы сторонников Христа, которые, как и он, закрыли глаза и сомкнули уста. Т.е. люди, про которых можно сказать, что они не принимают участия в происходящем, не хотят участвовать в этом безумии, они его не замечают, они от него как бы мысленно внутренне отворачиваются, созерцая что-то внутри самих себя, зная некую другую истину.
Таким образом, мы понимаем, что все персонажи, изображенные на этой картине, распадаются или разделяются на две группы: на тех, кто смотрит и не видит, и на тех, кто не смотрит и как раз видит. Т.е. знание и зрение здесь как бы находятся в таком зеркальном противопоставлении. В каком-то смысле это напоминает нам античную историю о царе Эдипе, который, пока был зряч, не понимал смысла происходящего, т.е., грубо говоря, не видел того, что он творит, а когда увидел истинный смысл происходящих событий, то ослепил себя. И его внешняя физическая слепота стала как бы знаком его внутреннего прозрения. Здесь у Босха мы видим на самом деле, что вполне последовательно проведен тот же самый прием: Христос и то «малое стадо», которое с ним, те люди, которые в этой толпе его поддерживают, хотя поддерживают тайно, они Босхом как бы помечены, обозначены как люди, отвернувшиеся от происходящего. Он закрывает им глаза, также как и Христу.
Оппозиция открытых и закрытых глаз поддерживается почти так же последовательно, хотя с небольшими изменениями, оппозицией открытых и закрытых ртов. Молчащие несут слово истины, а кричащие… Правда, здесь есть и фигуры фарисеев, сомкнувших уста, поэтому это противопоставление не так последовательно проведено, как в случае с открытыми и закрытыми глазами, но тем не менее оно тоже есть. Большинство из тех, у кого открыты глаза, кричит, орет даже, судя по такому гротескному, карикатурному изображению Босха. Это люди, у которых, несмотря на их крик, слова не соответствуют истине. Кричащие лгут, молчащие говорят правду.
Персонажи образуют крест
Теперь давайте взглянем еще на один важный композиционный момент. Все наши рассуждения, связанные с открытыми и закрытыми глазами, с кричащими и молчащими ртами – чем они еще могут быть подтверждены? Что еще может косвенно показать, что мы на верном пути, что мы правильно рассуждали? Можно посмотреть на то, как геометрически устроена композиция этой картины. Фигура Христа, точнее, не фигура, а в данном случае голова, лик Христа в терновом венце – в центре. Диагональ этой квадратной картины обозначена очень ясно: это диагональ бруса креста из левого верхнего угла в центр. Этой диагонали, которая связана с брусом креста и идет из левого верхнего в правый нижний угол, отвечает перпендикулярная ей диагональ из левого нижнего угла в правый верхний.
Это очень важная для нас диагональ. Вместе, пересекаясь, они как бы образуют крест. Посмотрите, опять же лик Христа окажется в центре, а в левом нижнем углу – лик Христа, отпечатанный на плате Вероники. Причем мы увидим там, если приглядимся, что там как раз глаза открыты. Изображение Христа, отпечатанный лик Христа на плате Вероники смотрит на нас. Христос, отпечатанный на плате Вероники, и сама Вероника – левый нижний угол. Вверх идем, в центр – голова Христа. Продолжаем это движение вверх по диагонали в правый верхний угол и там встречаем голову благоразумного разбойника. А если мы посмотрим снова на диагональ, которая связана с брусом креста, то мы увидим слева вверху молчащую фигуру без глаз, поддерживающую крест, потом в центре лик Христа, и потом ниже – вот этого закрывшего глаза человека в таком восточном колпаке.
Т.е. на самом деле, если мы приглядимся, то фигуры тех, кто со Христом и не принимает участия в этом безумном шествии, тех, кто не таращит, не выпучивает глаза и не кричит – их головы образуют крест, в центре которого находится голова Христа. Таким образом, персонажи эти пусть не строго геометрически, но все-таки достаточно ясно различимый крест изображают, и тем самым Босх как бы еще раз нам показывает, как он расставляет персонажей на этой картине. Голову Христа он окружает контрастными, кричащими и выпучившими глаза людьми, а дальше, ближе к углам картины, двум верхним и двум нижним, он размещает примерно на одном ярусе фигуры с закрытыми глазами.
Художники, касаясь этого мотива, касаясь этого сюжета, по-разному изображая Христа, группу, которая его окружает, крест и т.д., по сути дела, излагают разное понимание этого сюжета. И Босх свое предложил решение, очень интересное, я бы сказал, радикальное, которое и среди его собственных картин выделяется, и среди картин предшественников, и среди картин художников, которые будут жить и творить после Босха.
Источники
- Бенеш О. Искусство Северного Возрождения. Его связь с современными духовными и интеллектуальными движениями. М., 1973
- Дворжак М. История искусства как история духа. СПб., 2001
- Коплстоун Т. Херонимус Босх. Жизнь и творчество. М., 1998
- Никулин Н.Н. Золотой век нидерландской живописи. XV век. М., 1999
- Степанов А.В. Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия. СПб., 2009
- Тольнай Ш. де. Босх. М., 1992
Искусство Нидерландов 15 и 16-го веков
Картину Иеронима Босха «Несение креста» отличает щемяще холодная интенсивность цвета. И лишь на лице Христа – его голова опущена, как бы прижата точкой пересечения диагоналей – теплые, человеческие оттенки, живой румянец. Но только цвет и выделяет его. Ибо черты лица родственны у всех. И даже светлое, почти белое лицо святой Вероники той же природы, что и других фигур (в ее головном уборе слияние желтого с синим приобретает ядовитый, циничный оттенок).
Босх на картине изображает Иисуса Христа среди беснующейся толпы, плотно заполняя пространство вокруг него злобными, торжествующими физиономиями.
Босх приходит к утверждению мрачного, иррационального и низменного характера жизни. Он не только выражает свое мировосприятие, свое чувство жизни, но дает ей морально-этическую оценку.
Для Босха образ Христа – олицетворение безграничного милосердия, душевной чистоты, терпения и простоты. Ему противостоят мощные силы зла. Они подвергают его страшным мукам, физическим и духовным. Христос демонстрирует человеку пример преодоления всех трудностей. Картина считается поздним произведением Босха. Сцена, изображенная крупным планом, помогает добиться эффекта безжалостной злобы, искривляющей лица людей. Но безмятежен лик Христа, склонившегося под тяжестью ноши, причем его образ, запечатленный на фоне полотна ткани святой Вероники, смотрит прямо на зрителя. Перед лицом своей участи Христос бесстрастен и непоколебим, тогда как разбойник, тоже осужденный на казнь, бледен от ужаса.
В этой работе Босх применяет эффектный прием особого стиля маньеризма, который станет затем модным в Антверпене. К концу зрелого периода Босх отказывается от композиций, изобилующих маленькими подвижными фигурками, и возвращается – уже на новом творческом уровне – к простому построению, крупным формам и светлым тонам своих ранних работ. Обличительная направленность картины «Несение креста» оказывает сильнейшее воздействие на зрителя. Фьеран писал об этой вещи: «Все человеческое здесь атрофируется, все скотское гипертрофируется.
В карикатурной манере художник множит низкие лбы, толстые губы, крючковатые клювы, перебитые носы, двойные и тройные подбородки. Тем самым он создает почти клинические образы глупости, ипохондрии, жестокости, трусости, идиотизма, кретинизма и т.п. Скотская сущность налицо». По своим художественным качествам гентское «Несение креста» противоречит всем живописным канонам. Босх изобразил сцену, пространство которой утратило всякую связь с реальностью. Головы и торсы выступают из мрака и во мраке же исчезают. Но что бы ни создавал Босх, он никогда не бывает ни тривиальным, ни грубым. Уродство, как внешнее, так и внутреннее, он переводит в некую высшую эстетическую категорию, которая и спустя шесть столетий продолжает будоражить умы и чувства.
Когда мы, паломники ко Гробу Господню, оказались на Голгофе, мы увидели место, где находился Крест Господень, а слева и справа от него были кресты двух разбойников. Всего три креста.
Когда мы спустились в одну из пещер за Голгофой, нам показали место, где царица Елена обрела кресты: Крест Христов, крест покаявшегося разбойника и крест нераскаянного разбойника. Всего три креста.
Дорогие мои братья, и сейчас существует три креста, которые носят люди. Крест праведника, крест кающегося грешника и крест нераскаянного грешника. Какой из них легче?
Крест символизирует страдание. Страдание праведника, страдание кающегося грешника и страдание нераскаянного грешника. Какое из них легче?
Легче тот крест, который несешь с верой и надеждой. Легче то страдание, которое держится на крыльях веры и надежды.
Двое знают, за что страдали, а третий не знает. Праведник знает, что страдает по воле Божией ради блага других людей и ради собственного совершенства (так же как металл бросают в огонь, чтобы сделать из него закаленную сталь). Кающийся грешник знает, что страдает за свои грехи, страдает ради своего очищения (так же как полотно мнут и бьют, чтобы сделать его белым), страдает на этом свете, чтобы не страдать на том. А нераскаянный грешник не знает, за что страдает. Он обвиняет всех и вся, только не самого себя, и он страдает без веры и надежды, поэтому его страдание самое мучительное, а крест самый тяжкий.
Вы знаете слова Господа Иисуса: иго Мое благо и бремя Мое легко (Мф. 11: 30). Поистине, вера в Бога легче, чем неверие. Пост легче объедения, а трезвость – пьянства. Жизнь легче с молитвой, чем без нее, прощение легче сутяжничества, давать милостыню легче, чем отнимать чужое. Поддерживать кого-то слаще, чем унижать. Взаимная любовь радостней, чем самолюбие и ненависть. Путь правды может кому-то показаться трудным, но каждому нужно знать, что путь неправды много труднее.
Посмотрите и увидите, как труден путь неправды. Неправедный ест и никак не насытится. Отнимает и похищает, и ему всегда мало. Мстит и не находит удовлетворения. Ненавидит Бога и людей и всегда несчастлив, а когда добьется в жизни всего, что хочет, пропадает и гибнет, а его дети оказываются нищими или попадают на каторгу или в тюрьму.
Нелегок и путь праведника, но он легче. Возьмите в пример праведного Иова. Он претерпел великие страдания за правду, но вера и надежда на милость Божию не оставили его и он не посрамился. Господь вернул ему утраченное здоровье, потерю детей возместил новым потомством, вернул и потерянное имение и весьма умножил. А праведный Иов равно прославлял Бога и когда Он отнимал, и когда давал.
Вспомните пример кающегося царя Давида. Он тяжко согрешил Господу, но покаялся. Постигло его страдание за совершенные им грехи. Умирали его дети. Сын восстал на брата и убил его. Сын поднял оружие и на отца, народ постиг голод, потом эпидемии, потом война, потом предательство друзей. Все это обрушилось на голову кающегося царя. Но он терпел все это с верой и надеждой и претерпел все до конца, воспевая своего Господа в псалмах, и конец его жизни был мирным и благословенным. Бог все простил ему. И Бог прославил его больше всех царей и людей тем, что судил родиться Спасителю мира, Господу нашему Иисусу Христу из его рода.
Священное Писание Божие полно примеров страданий праведников, кающихся грешников и нераскаянных грешников, и во всех этих примерах в дно, что страдание праведника венчается великой славой, страдание кающегося завершается прощением грехов и спасением, а страдание нераскаянного остается бессмысленным, тщетным и без награды от Господа.
Вот, братья. Три пути перед вами. По одному из них нужно пойти, вот вам три креста, один из них нужно нести по жизни. Или Крест Христов, или крест благоразумного разбойника, или крест нераскаявшегося разбойника. Всего три креста существует в человеческой жизни.
Движение богомольцев, возникшее в нашем народе, движение покаянное. Поэтому члены его не должны считать себя слишком праведными и еще меньше гордиться своей праведностью. Но пусть каждый возьмет крест покаяния и радостно идет с ним вперед к Царству Божию. Пусть вооружится терпением и исполняет Божии заповеди с верой и надеждой. И заповеди Его не тяжки (1 Ин. 5: 3). Взаимная любовь смягчит страдания каждого из вас. Держи одной рукой крест, а другой крест брата своего, и обоим будет легче. И оба смотрите на святой Христов Крест, и еще легче вам будет. Ибо от Креста Христова сойдет сила и благословение, и благословенны будете и на этом свете и на том, и с легкостью пройдете этот краткий путь земной жизни и войдете в Царство жизни вечной, в Царство бессмертное, в котором царит Отец ваш Небесный.
Одно из величайших откровений, дарованных миру Господом Иисусом Христом, – откровение о значении служения и страдания в этой жизни ради вечного спасения – было изречено Его устами и подтверждено Его жизнью и делами. Служение и страдание – два неотъемлемых и отличительных состояния Иисуса Христа. Призывая всех обремененных этого мира следовать за Собой, Он сказал: иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11: 30). Иго означает служение, а бремя означает страдание. Точнее: служение с любовью всегда легко, а страдание с надеждой всегда благо. Горько служение без любви, и тяжко страдание без надежды.
Эту горечь чувствовал и древний языческий мир до прихода Христа. Наилучшим образом она отразилась в жизни древних римлян. Служение считалось страшным злом, а страдание – злом еще худшим. Каждый пытался избежать служения и избежать страданий. Существовали сословие слуг и сословие господ, но не существовало моста между ними. Все, кто учился, кто обогащался или стремился к власти, делали это из страха перед служением и страданием. Слуги ненавидели господ, а господа презирали слуг. Слуги бунтовали против господ, а господа бросали их на съедение зверям. Самоубийства из-за страданий происходили так же часто, как и убийства из-за служения. Число самоубийц почти равнялось числу умиравших естественной смертью.
В дохристианском мире понятие рая сводилось только к удовольствиям земной жизни. Служение и страдание считались чем-то бессмысленным и презренным, их можно было бы сравнить с отношением людей к углю. Тысячелетиями люди пренебрегали им, считая ненужным, и каждый старался не запачкать свои белоснежные одежды и холеные руки этим черным, грязным веществом, и всего лишь сто лет назад произошел неожиданный переворот. Ученые открыли ценность угля, его не просто стали использовать для отопления жилищ, он оказался буквально во главе угла всей технической цивилизации нового времени. Уголь согрел и осветил мир, дал ему возможность развиваться.
Подобно той революции, которую произвел уголь в материальном мире, в области духовно-нравственной произвели переворот служение и страдание, две ценности, которыми прежде пренебрегали, которых избегали, которые открыл Господь Иисус Христос. Добровольным служением и терпеливым страданием Он обогрел, осветил мир и дал ему возможность развиваться. Его примером вдохновилась целая армия Его первых последователей. Цари начали называть своих рабов братьями, принцессы – приходить к больным и нищим, чтобы послужить им. Легионы мучеников Христовых, закованных в кандалы, сидя в узилищах, пели и радовались, когда их вели к месту казни. Рабы служили с любовью, а больные переносили страдания с надеждой на Бога. Христос стер печать позора, лежавшую на служении, вырвал жало ужаса у страдания. И все христиане стали считать себя слугами и рабами, а все рабы и слуги – сыновьями и дочерьми Царя Небесного, царскими детьми. Личность человека стала оцениваться не по занимаемому месту или роду занятий, а по состоянию духа, по способности добровольно служить и страдать: служить с любовью и страдать с надеждой. А любовь и надежда рождались от веры в откровения Христа, веры в Живого Бога, в вечную правду Божию, в последний праведный Суд, в бессмертие человеческой личности и небесный рай.
С таким духовным устроением мы вошли в современный период истории народов белой расы. Заблуждение, которое в наше время овладело белым континентом, смутило и наш народ. Это заблуждение заключается в том, что некоторые общественные слои Европы и Америки начали верить в возможность рая на земле. Но это не что иное, как возврат к античному языческому пониманию мира, которое привело к самоубийству некоторых из самых могущественных, образованных и богатых представителей Римской империи.
Обманывается каждый, кто говорит о новом духе Европы. Единственное новое, что появилось в Европе, это техническая культура. Дух, который вызвал смущение в Европе и выбил ее из колеи, это все тот же древний, бородатый дух язычества.
Если кто хочет идти за мной, пусть возьмет крест свой и следует за Мною (ср. Мф. 16: 24). Я слышал, что у нас, на Балканах, есть одно поле, оно называется Крестное поле. Когда я спросил крестьян, почему оно так называется, они объяснили мне название притчей. Легенда это или правда, я не могу сказать. Когда завоеватели Балкан по Божьему указанию пришли на наши земли, чтобы очистить человеческие души от многих болезней, которые укоренились в них, и покрыть их черным покрывалом на целых пятьсот лет, когда они пришли сюда, то в окрестностях этого поля они захватили первых своих пленников и убили на этом поле. Народ похоронил тела убитых и установил им памятники, люди часто приходили на их могилы и тайно ухаживали за ними. Захватчики заметили это, и, чтобы прекратить посещения могил, они выломали памятники и перекопали поле. Но Господь сотворил чудо, и на поле том стали расти крестообразные ели, каких нет больше на всем белом свете. Все ели как одна в форме креста, словно надгробия, и поэтому назвали поле Крестным.
Но вся наша земля такое Крестное поле, и каждый несет по нему свой крест, чей-то крест легче, чей-то тяжелее, но все мы должны нести его с терпением.
Три креста предназначены на этом свете, и четвертого нет. В прошлом году мы были на кровавой Голгофе, где был распят Сын Божий. Посередине стоит Его Крест, с одной стороны крест покаявшегося разбойника, с другой – крест не покаявшегося, и четвертого нет.
Каждый должен нести свой крест по этому Крестному полю земному, ибо крест символизирует страдание ради правды, страдание кающегося грешника за грехи или страдание нераскаянных грешников. Четвертого страдания нет.
Почему люди стали убивать себя? Почему не хотят нести свой крест? Почему каждый хочет изменить свой крест и взять чужой? Но не дается ему. Ибо Господь каждому идущему по Крестному полю определил свой крест. Он знает, для чего Он дал именно такой крест каждому, знает и то, заменит ли его и нужно ли его менять. Он хочет, чтобы Его воля была, а не наша, по молитве «Отче наш… да будет воля Твоя…» Пусть мы умрем под тяжестью креста, да будет воля Твоя. Пусть распнут меня на этом кресте, да будет воля Твоя, ибо грешна моя воля, а Твоя – свята!
Молчал Господь во время крестных Своих страданий. В унижениях до распятия и в крестных муках Он произнес лишь несколько слов, эти слова были необходимы не для того, чтобы облегчить Его страдания, но чтобы научить нас. Не учит ли нас Его полное достоинства молчание в страдании и муках спокойно и молчаливо нести свой крест, зная, что Господь с надеждой смотрит на нас, и Он не позволит нам страдать больше, чем мы способны вынести.
Есть три ступени восхождения к истине. Первая – познание, вторая – явление, третья – страдание, эта ступень самая высокая. За наши страдания нет другой награды, кроме Божией награды назваться Его сынами, это величайшая награда, которую Он дает человеку. В нынешние времена человек может страдать и терпеть гонения от всех: от жены, от друзей, от всей семьи, всего дома, всего села, всего города.
Да приносим плод Богу (Рим. 7: 4). Этот плод зависит от нашей веры в воскресение. Для тех, кто надеется на будущую жизнь, и для тех, кто считает смерть победительницей жизни, он будет различным. Для первых – это Царство Божие, праведность и мир и радость, для вторых – пища и питие. Те, кто верит, что Христос в Воскресении – пример для них, должны брать с Него пример и в поведении; тот, кто знает силу воскресения Его, должен стать участником и в страданиях Его, должен жить, подражая Ему, чтобы после смерти разделить и славу Его. На основании веры в непреходящую ценность человека, в то, что жизнь человека не как цветок, который выходит и опадает; убегает, как тень, что в ней таится росток бессмертного будущего, – на этом основании апостол Павел строит все правила поведения. Земная жизнь для него лишь один из этапов жизни вообще.
Сын Божий Единородный, Возлюбленный преклонил небеса и сошел на землю «нас ради и нашего ради спасения». Не перешел Он с престола на престол, но сошел с престола на холодный камень. Много пострадал Он ради нас. Когда произносим только эти слова – «много пострадал» – уже достаточно, чтобы испытать стыд за себя и радость от любви Его. Но чтобы истина была полной, должно сказать больше. Мессия рода человеческого вынес клевету, злобу, заговор, оплевания, заушения, издевательства, бичевание. И этим еще не все сказано. Осуждение с разбойниками, распятие на кресте, крестные муки, мучительную смерть, погребение. Не отверг Он переполненную чашу страданий, не снял с главы Своей терновый венец, тяжкого Креста не сложил с рамен Своих. Так повенчал Он веру православную со страданием и любовь с жертвой.
Центральной темой всего творчества Босха стала сложная дилемма выбора между добром и злом, душевной чистотой и грехом, сложная нравственная проблема, стоящая перед каждым человеком. Рассматривая нравственную борьбу как проблему отдельного человека и как явление мирового порядка, Босх в своей оценке действительности приходит к крайне резким выводам. Мир двулик, он кишит нечистью и злом, которые настигают и губят человека. Но чем сильней и гневней отрицание Босха, тем явственнее проявляется его глубокая жажда духовного обновления мира. Почти все действующие лица картины охарактеризованы как существа, живущие низменной жизнью порока и инстинкта, грубого и скотского, как толпа, бессмысленная и жестокая, в скопище своем становящаяся еще жестче и бессмысленней. Достаточно взглянуть на человека, у которого серьги воткнуты в подбородок, или на другого, повесившего цепочку вокруг рта, чтобы убедиться в крайних проявлениях их варварства, безобразной глупости и дикости. Злорадство, тупость, животную грубость, утонченный садизм, ненависть выражают их кривляющиеся омерзительные рожи. Босх прибегает к гротеску, но гротескный образ живет у него по законам жизни реального образа и поэтому так убедителен.
Закрыв глаза, Христос как бы видит человечество духовными очами и ради высшей цели его спасения готов принять смерть. Несение креста не является реальным действием в картине, а, скорее, символическим актом. Босх сознательно стеснил пространство картины, заполнив его сплошь лицами, чтобы сосредоточить на них все внимание. Краски картины пронзительно резки в своем звучании. Цвет раздражает глаз не менее, если не более, чем отталкивающие своим физическим и духовным уродством люди. Картина «Несение креста» заключает в себе огромную силу нравственного воздействия. Возмущая и отталкивая, она тем самым вызывает в душе протест против того, что так возмутило и оттолкнуло. Преувеличение Босха, его гротеск суммируют и утрируют то отвратительное, что существует в действительности, и тем самым учат его активному неприятию. И кажется, это не Христос, а сам Босх смотрит с плата Вероники печальным взором вам прямо в глаза, скорбя и предостерегая.
Франс Поурбюс – Портрет молодой женщины
В нидерландской коллекции гентского музея интересно представлены портреты XVІ века, среди которых особо обращает на себя внимание «Портрет молодой женщины» Франса Поурбюса (1545-1581), датируемый 1581 годом и написанный художником незадолго до смерти. Имя молодой женщины не установлено, но, судя по костюму, она принадлежала к богатой элите Антверпена, где работал последние годы художник. Кажется несомненной точная передача портретного сходства с моделью. Поурбюс блестяще владеет рисунком, предельно верен форме в передаче ее своеобразия и деталей, удивительно красиво, ритмически строит композицию портрета, используя круглящиеся линии силуэта. Эта графическая построенность, несомненно, является отголоском великой традиции Рогира. И тем удивительнее выступает в этой продуманной изящной графической схеме, в этом обрамлении жесткого крахмального воротника и тщательно закрепленного на голове чепчика полное жизни и свежести, румяное, нежное лицо с крупными чертами, буквально излучающее радость и здоровье. Слегка на выкате круглые умные глаза улыбаются чуть насмешливо, хотя взгляд кажется слегка рассеянным. Высокий открытый лоб и ясный смелый взор говорят о веселом, живом уме и жизнерадостном характере молодой женщины. Но больше всего Поурбюс стремится передать трепет жизни лица, теплоту щек, влажность глаз, мягкость нежной кожи, просвечивающее сквозь прозрачную ткань розовое ушко, и в этом упоении чувственной красотой живого существа художник предугадывает один из мощных лейтмотивов будущего творчества Рубенса.
Питер Брейгель Младший – Крестьянская свадьба
Среди произведений мастеров антверпенской школы конца XVI и первой трети XVII века необходимо отметить великолепную копию с картины Питера Брейгеля Мужицкого «Крестьянская свадьба», выполненную его сыном Питером Брейгелем Младшим (1564-1638). В те времена было обычным явлением среди любителей и знатоков живописи заказывать копии с прославленных шедевров тем художникам, которые обладали высоким мастерством и могли повторить подлинник в той же технике максимально близко. К сожалению, лучшие работы Брейгеля Старшего были увезены в Вену в XVII веке наместником Фландрии Леопольдом-Вильгельмом, но память о них осталась в виде многих повторений, сделанных последователями гениального художника.
